– … Моя мама тоже училась в медицинском, но летом в 84-м году взяла академ. А в конце июля родилась я. Она не работает по специальности. Зимой, осенью ведёт автобусные экскурсии по России, а летом – помощник директора круизов по Волге и Оке.

– А как её зовут, Насть? Вдруг мы знакомы, – смеялся Николай, складывая вещи в багажник машины.

– Ольга, – ответила Настя. – Тогда она была Романова. Не знали?

Николай на пару секунд уставился в багажник. Подошёл Димка и, нежно обняв её, чмокнул в макушку.

– Нет, Насть, кажется, не знал… – ответил Николай, закрывая багажник. – Можем ехать!

Ночью Дима и Настя не спали – лежали под одеялом и разговаривали.

– Я читал, что через сто лет весь мир будет говорить на эсперанто и люди всех стран смогут понимать друг друга. Это ведь легко. У нас в учебнике была статья на эсперанто. Он так похож на испанский, я даже всё понял! Представляешь?

– Димка, я не хочу говорить на эсперанто!.. Я хочу говорить на русском.

– Ничего-ничего, смугляночка, – шептал он, – через сто лет будешь у меня говорить на эсперанто как миленькая… Слушай, а поехали в Сочи летом?

– Вдвоём на море? – улыбнулась Настя. Его глаза в темноте были еле различимы.

– Вчетвером. С Андрюхой и Анькой.

– Поехали.

– Насть…

– Что?

– Настенька… – Димка целовал её щёки, веки и губы. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, Димка… Димочка…

Они решили не заниматься любовью этой ночью, а в понедельник не идти на практику, и провести ещё один день в Зеленограде. Они заснули под утро, тесно прижавшись друг к другу. Засыпая, Димка вспоминал вечерний разговор с отцом.

Он сказал ему:

– Береги её. Лучшей девушки ты не найдёшь.

– Я знаю, па. За Настю я любого убью.

– Матери она не очень нравится, но ты не волнуйся. Она привыкнет. Мне нравится. Я бы на твоём месте тоже влюбился. Она напомнила мне одну девушку, с которой я учился… ну, ладно, это всё неважно. Любишь её?

– Люблю.

Проснулись в час дня, когда дома уже никого не было. Димка взял Настину ладонь и стал её рассматривать.

– Я нашёл родинку у тебя на запястье, – сказал он, обнимая сонную Настю. – Знаешь, что это значит?

– Не знаю, – улыбнулась Настя, не открывая глаз.

– Это значит, мы будем счастливы.

* * *

В один из последних дней зимней практики, Анька, тихо выйдя вечером из комнаты Андрея в ванную, столкнулась с Настей. Больше недели она не появлялась в одиннадцатом блоке, не отвечала на сообщения и не брала трубку, только один раз написала, что она у Димки и что всё хорошо. Она порывисто обняла Аньку и разрыдалась у неё на шее.

– Моя, что случилось? – Анька вытирала ей слёзы бумажными салфетками. – Поссорились?

Слова Насти, смешанные со слезами и эмоциями, казались почти бессвязными, но очень понятными.

– Нет, – всхлипывала Настя. – Просто… мы такие дураки… столько времени потеряли. Он такой… такой… свой. Я его люблю и не представляю, как смогу дальше жить, ходить, есть, пить, думать, если рядом не будет его. Я послезавтра еду домой на неделю и уже скучаю по нему. Я так привыкла засыпать рядом с ним. А когда он во сне прижимает меня к себе, я боюсь заплакать от счастья, что это всё происходит на самом деле… Не бывает столько счастья… Я так не хочу уезжать… Я боюсь поверить… Он хотел со мной поехать, но у него отец на неделе уезжает на полгода в командировку…

– Не бойся, Моя, – шептала в ответ Анька, гладя Настю по голове. – Я понимаю. Трудно поверить в хорошее, когда его так давно не было. То, что есть у вас сейчас, это лучшее, что могло быть. А если тебя пугает неделя разлуки с ним, то… попроси его записать тебе диск. Я в одной старой повести читала. Пусть почитает тебе стихи, или отрывок из любимой книги, или песню споёт, или анекдот расскажет…

Настя кивнула.

Позже в ванную пришёл Димка.

* * *

Анька вернулась в комнату к Андрею, чтобы прочитать пару своих четверостиший. Васильев, гад, проболтался, что она пишет стихи, а Андрей пристал: почитай, да почитай…

Андрей любил рассказывать, как впервые увидел её и какие мысли его посетили в тот момент. Однажды на первом курсе он зашёл к Васильеву – на полу у телевизора сидела девушка. Огненно-рыжая и кудрявая, с веснушками на лице и руках – она медленно разливала по рюмкам текилу. В одной руке была бутылка, в другой – крышка в виде чёрной шляпы. «Интересно, – подумал тогда Андрей. – А у неё всё тело в веснушках? Грудь и ноги тоже?»

Свои же мысли хитрая Анхен предпочла не оглашать. Ну не скажешь ведь Андрею, что одно время он напоминал ей большую обезьяну, одетую в липовые шмотки от «D&G», танцующую нижний брейк, да ещё с идиотской косичкой на затылке!

… Я скажу: «В такую стужу…» Я скажу: «В такой мороз Кот болеет, пёс простужен, Попугай повесил нос. Для чего тебе свобода? За окошком непогода, Все дороги занесло. Выпьем вместе чаю с мёдом…

Из ванной тихо доносился шум воды, а из головы всё никак не шли те последние слова Насти: «… не представляю, как смогу дальше жить, ходить, есть, пить, думать, если рядом не будет его…»

– Рыжая, у меня слов нет… – сказали одновременно Андрей и Димка, только что появившийся в комнате.

– Я знаю, кто мне поможет, – хитро добавил Васильев, глядя на Аньку.

* * *

Весь следующий день, во время зачёта по практике, пару часов в универе, а потом в общаге, Димка, как псих бегал с цифровой камерой и снимал Настю. Снимал везде и всё подряд. То Настя у деканата, собирается закрыть сессию у Новгородцева, то Настя в кафе у самовара наливает чай, то с подругами, то во дворике у замёрзшего «писающего мальчика», то в магазине на первом этаже общежития… – везде, где только можно. И неважно где – главное, чтоб там была Она.

Вечером, сажая Настю в поезд, Димка отдал ей диск и сказал:

– Делай там, что хочешь, рыбка, но если узнаю – голову оторву!..

* * *

Лёжа на верхней полке и кутаясь в холодный плед, заснуть не получалось. Настя слушала диск, который Димка записал прошлым вечером, когда она уходила на занятия. Анькины стихи. Старые и приятно-тёплые – Настя помнила их ещё со второго курса, и новые, такие же трогательные, – и всё это голосом Димки:

Свет горит в моём окошке, На окошке чашка с ложкой, Блюдце, в вазочке конфеты. Две забытые газеты, Банка с мёдом, чайник с чаем. Я тебя не замечаю. Ты не смотришь на меня Вот уже четыре дня. У окошка стул с подушкой, Над окошком спит звезда. Я скажу тебе: «Послушай!» Ты ответишь тихо: «Да?» Я скажу: «В такую стужу…» Я скажу: «В такой мороз Кот болеет, пёс простужен, Попугай повесил нос. Для чего тебе свобода? За окошком непогода, Все дороги занесло. Выпьем вместе чаю с мёдом, Ведь в такое время года Страшно растерять тепло».[6]

В два часа ночи под боком тихо провибрировал мобильник. «Рыбка, я не могу заснуть. Подушка пахнет тобой…»

15

Кристина сидела за барной стойкой и курила. Перед ней стоял бокал мартини с оливкой, а рядом зевал Димка, планируя сбежать от неё через полчаса и отоспаться. Не хотелось ни пить, ни курить, ни разговаривать. Не хотелось даже думать, но беспокойные мысли не оставляли его ни на секунду. Провожал отца в аэропорт, а на обратном пути разбил машину, получил лёгкое сотрясение мозга и кучу ушибов. Удрал из больницы. «Всё мой длинный язык без костей… – думал он, и, казалось, каждая мысль отдаётся глухой болью во всей голове. – И какого хрена я завёл этот идиотский разговор? Меньше знаешь, крепче будешь. А ведь правда есть вещи, о которых лучше не знать… Чёрт, как же не хочется верить, как же не хочется, чтобы белое стало чёрным…»

Кристина что-то говорила ему, но он почти не слушал. На другом конце стола он заметил девушку, которая показалась ему знакомой. Такие светлые волосы до пояса были только у одной – у Катьки. Девушка медленно пила коктейль и говорила с подругой, в которой Димка чуть позже узнал Юлю Краснову. Ту самую глазастую Юльку, с которой неделю мутил на втором курсе.

Он встал и пересел ближе. Девочка повернула голову и замерла.

– Кать, это ты? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Приветик! – поздоровалась Юлька, хитро улыбаясь. – Как делишки? – Её глаза бешено искрились. Дима пропустил вопрос мимо ушей.

– Да… – смутилась девушка. – Привет, – натянуто улыбнулась и стала дальше пить коктейль. Но только лишь её розовые губы коснулись соломинки, Димка резко взял её за руку и потащил в туалет.

– Что ты делаешь?! – громко кричала Катя, пытаясь вырваться из его рук, но это было всё равно что пытаться сдвинуть с места валун зубочисткой. – Отпусти меня! Куда ты меня тащишь?!

– Сейчас узнаешь… – спокойно отвечал он, продолжая тащить её. Катя упиралась и спотыкалась, несколько раз подвернула ногу и сломала каблук. Она пыталась ударить его, но ничего не получалось. – Прибил бы того, кто с тобой это сотворил! Ни за что не поверю, что сама додумалась! – с раздражением прошептал он, подталкивая её в туалет и закрывая дверь на задвижку.

Катя стояла у зеркала и плакала. Димка нервно вытаскивал шпильки из её волос и бросал их на пол.

– Сними туфли… – сказал он.

Катя послушно сбросила туфли и встала голыми ногами на кафельный пол.

Когда со шпильками было покончено, Димка включил воду и наклонил её голову под кран.

– Умойся… – уже спокойно сказал он. Димка чувствовал, как девочка дрожит под его руками. Она плакала и яростно тёрла глаза кулаками, пока вода не стала прозрачной. Он взял полотенце и нежно вытер ей лицо. Теперь перед ним стояла Катя, которую он знал и любил такой, какая она есть. Маленькая, худенькая, скромная, с большими чёрными глазами и детским личиком, девочка, из которой, хоть убейся, никак не слепишь роковую женщину… Да и нужно ли?

Она села на пол и, закрыв лицо руками, снова заплакала. В дверь туалета кто-то настойчиво рвался. Суда по истеричным крикам и знакомому голосу, Дима решил, что это Юлька, и не стал открывать. Он сел рядом и крепко прижал Катю к себе.

– Я подвернула ногу… – всхлипывала она. – И сломала каблук… Это Юлькины туфли, она меня убьёт.

– Не волнуйся, я починю. – Он поцеловал её в макушку, потом в лоб, а потом увидев перед собой её глаза и губы без помады, поцеловал их. Осторожно и легко, будто это их самый первый поцелуй.

– Я домой хочу, – тихо сказала она, положив голову ему на плечо.

– Я провожу тебя.

Идти сама Катя не могла. Димка, не спрашивая, взял её на руки и вышел с ней из клуба. Он не заметил ни Юльку, полчаса долбившую в дверь, ни Кристину.

Катя молча прижалась к нему. Когда Димка на руках с ней зашёл в общежитие, она уже спала. Он поднялся на пятый этаж. По всей комнате была разбросана одежда, обувь, предметы косметики и другое девчачье барахло. На столе – диск «Наива», который Дима ещё в конце весны забыл здесь, когда последний раз приходил к Кате.

Он посадил полусонную девочку на кровать и начал осторожно раздевать. Сначала свитер, потом джинсы. Он медленно и терпеливо застёгивал все пуговицы на пижаме. Катя смотрела на его лицо блестящими полупьяными глазами, а Димка напевал вполголоса песню из «Простоквашино» и улыбался.

– У тебя не изменился номер? – вдруг спросил он, заботливо накрывая Катю одеялом. – Я звонил тебе летом несколько раз, но ты была недоступна.

– Я сменила номер, когда уехала домой после экзаменов, – тихо ответила она.

– Скажешь мне?

– Я позвоню тебе и сброшу, – сказала Катя, потянувшись за телефоном. – Ты забыл тогда свой диск. Можешь забрать…

– А ещё я заберу сломанные туфли твоей подруги, – улыбнулся Димка, записывая новый номер Кати. – Больше никогда не делай так, как сегодня.

– Тебе не понравилось?

– Честно?

– Да.

– Это было просто отстойно.

– Мне и самой не нравилось… Хотелось встать под душ и всё смыть. Просто не хотела обижать Юльку… – говорила она, зевая. – Все так хотят сделать из меня роковую женщину, а получается шлюха… Больше никогда не подпущу её к себе.

– Умница, дочка, – снова улыбнулся Димка, целуя Катю в нос и губы. – Никогда никого не копируй. Оставайся личностью. Это в людях ценится. Ладно, я погнал к себе. Уже совсем поздно, спать хочется.

– Конечно, Димка…

– А можно задать тебе вопрос интимного плана? – спросил Димка, остановив-шись на время у двери. Катя посмотрела на него смущённо и неуверенно кивнула головой. Скорее всего, хотела сказать «нет». – Если я позову тебя погулять завтра вечером, ты не откажешься?

* * *

– И ты представляешь, Андрюха, он выходит из туалета, держа на руках какую-то мышь со второго курса, и, ничего не говоря, уходит! – почти кричала Кристина, расхаживая на каблуках по комнате Андрея и Аньки с рюмкой коньяка в руке, которым её угостил Андрей. Сам же Андрей сидел за компьютером и играл в «Сапёра». – Вот скажи мне, где он сейчас шляется?! Ты, кстати, не знаешь, что это за девка мелкая? Мышь серая… Трубку не берёт ещё, придурок!