За дверью – тихие голоса, женский смех и шаги босых ног. Дима водил карандашом по листку бумаги. Два года назад он бросил рисовать и увлёкся фотографией. Он взял фотоаппарат и посмотрел последние кадры: пропущенные лекции и сложные таблицы из учебников. Димка фотографировал почти всё, что попадалось под руку и могло бы в будущем быть ему полезным. Среди таблиц, формул и лекций редко мелькали фотографии людей. А ещё туда как-то затесался кадр со шлёпанцами… Просто обычные чёрные шлёпанцы из резины, разве что большие – сорок пятого размера. Это Настя ещё в конце прошлого года сфоткала.

Димка устроился удобнее на своей половине кровати и решил нарисовать Катю, склонившую голову над учебником.

Он привык к ней. Катька – родной человек. Почти младшая сестра.

Отвлекаясь на эти мысли, Дима рисовал её, но выходила почему-то не она, не Катя. С каждым штрихом, каждым движением карандаша на белом листе бумаги всё яснее и яснее проявлялись черты другой девушки: её глаза, волосы, губы, взгляд. Такое уже было с ним два года назад. Два рисунка, при виде которых ему становилось не по себе, он отдал Аньке. Тогда ему казалось, что он сходит с ума – теперь он чувствовал то же самое. Рисует Катьку, а получается… Настя!

За дверью снова раздался смех, переходящий в тихий шёпот. Андрюха с Анькой тоже не спали. Димка вообще не был уверен, что сможет теперь спокойно спать. То, что он узнал месяц назад, никак не шло из головы. С этими мыслями он засыпал, ночью ему это снилось, и с теми же чувствами просыпался.

В старом фотоальбоме отца Димка наткнулся на чёрно-белую фотографию девушки – копия Насти. Даже не копия – клон!.. И если бы не надпись на обратной стороне: «С любовью, Оля», Димка точно подумал бы о Насте и отце гадость.

По дороге в аэропорт Николай рассказал ему об Ольге Романовой, с которой встречался одно время, когда сам был студентом. Собственно, в то время Николай умудрялся встречаться сразу с двумя девушками. Одна училась в его группе, а другая – в параллельной. Всё никак выбор не мог сделать, мучился, пока однажды не поползли слухи, что одна из них беременна. Это была Марина, и Николай, как честный человек, женился, а Ольгу он больше не видел.

Позже по дороге домой, сидя за рулём джипа, Дима вспомнил, что родился раньше Насти всего на семь дней. Машину он раздолбал так, что дешевле купить новую, чем сдавать в ремонт. Хорошо, сам остался цел. Блин, сколько же геморроя за полтора месяца! Прям какой-то концентрат неудач и подстав! Такого количества вполне хватило бы на пару лет вперёд, если не на пять, или даже больше… А ещё Катька на той неделе пришла бледная и в слезах, сунула под нос справку из женской консультации – залететь умудрилась. Именно сейчас, когда ему и так хреново, именно сейчас… Вот уж точно говорят: или ничего, или всё сразу. И самое печальное в этом было то, что некому рассказать, не с кем поговорить… Отец далеко, Андрей не поймёт, а Аньке, которая поняла бы всё, как назло, этого не расскажешь. Она бы точно подсказала, как ему поступить…

* * *

Дима проснулся в восемь утра, быстро умылся и, натянув первые попавшиеся шмотки, вышел из комнаты. Он аккуратно прикрыл дверь с кроликами, чтобы не разбудить Катю, и спустился в магазин на первом этаже. Купил две банки пива и пошел в «Симбад». Красный круг с надписью «Coca-Cola», поскрипывая, лениво качался на еле заметном ветру.

Дима видел несколько раз, как она приезжала на машине к студгородку, проводила свои занятия, а потом уезжала до следующего вторника. Ходил туда-сюда мимо двери спортивного зала, пытаясь увидеть её. Хотя бы издалека. Иногда он пытался представить, что совсем не знаком с ней, и спрашивал себя – запал бы он на Настю, если б сейчас увидел ее впервые? Но вопрос так и оставался без ответа, потому что ответ был очевиден. Димка вспоминал, как они ели курицу, сидя на полу, и смотрели мультики, как кидали бутылки с балкона шестого этажа. Как однажды вечером после занятий, когда они ещё не встречались, Настя пыталась научить его танцевать румбу: после двух часов тщетных попыток и здорового смеха, она заявила, что он «слишком высокий и поэтому – неудобный». Димка два часа подряд обнимал её и всё никак не мог решиться поцеловать. Как готовились к зачёту по испанскому языку и весь день говорили на нём, даже когда шли в магазин за пивом – болтали по-испански! А уж как Димка пытался объяснить продавщице, что ему нужно, без смеха не вспомнишь! Даже когда она сказала ему: «Молодой человек, я пятнадцать лет испанский в школе преподавала, перестаньте кривляться…» – и дала четыре банки «Туборга», он не мог остановиться, а Настя, не сдерживая хохота, за рукав тащила его на улицу. Как они начали встречаться, как ездили знакомиться с родителями, а потом…

Он всматривался в её осенние фотографии и начинал замечать, что она не совсем похожа на ту женщину из фотоальбома отца. Были в ней и его черты, Димкины. Те же глаза, тёмно-карие, почти что чёрные; та же смуглая кожа, волнистые волосы и небольшая родинка на щеке. Только у Насти всё более мягкое, женское.

Блин, как некстати уехал отец… Неужели он ни о чём не догадывался?

Сидя на бортике неработающего фонтана, он набил смс: «Анхен, приходи к двенадцати на фонтаны. Поболтаем на нейтральной территории». Через полчаса в воротах появилась Анька.

* * *

– Ты ведь знаешь, что происходит на самом деле. Настя тебе наверняка все рассказывает. Даже не спорь со мной! Я тебя не отпущу, пока ты мне не скажешь, где она, почему она не ходит в универ и не отвечает на мои звонки. Я ничего не понимаю. Может, у нее проблемы? Я тебя буду держать здесь и петь песни из мультфильмов, пока ты не расскажешь мне про неё.

– Васич, прости, конечно, но ты порядочная свинья, – серьёзно ответила Анька. – А чего ты хотел? Ты кинул её, и она ведёт себя, как любая нормальная девушка. Я восхищаюсь ею. Я бы так не смогла. Тем более у тебя есть твоя Катечка, которая от тебя залетела, дура. Я мало знаю. Честно. Она заходила два раза. Последний раз месяц назад. У нее есть парень. Вернее, не совсем парень… Ну, ты понимаешь, Васич, мужчина, старше ее лет на пятнадцать. Они вместе живут уже два месяца. Он состоятельный и Насте вроде как нравится.

– Понятно, – сказал Димка.

– Насчет универа я не знаю, Васич, она, по-моему, совсем махнула рукой на это!.. Зачем девушке высшее образование, тем более инженерное, если она подцепила богатого мужика? Я верю ей. Она могла. С ее-то формами… Мне кажется, она бросит универ. Она создана для другого.

Димка молчал и смотрел впереди себя в одну точку.

– Понятно, – повторил он. – Для богатенького Буратино?

– Васич, если ты жалеешь о том, что наколбасил, так и скажи, – вздохнула Анька.

Чёрт! Ну как рассказать обо всём Аньке? Он мог бы всё ей рассказать, но только не это. Она умненькая, но всё же – девчонка, и, чем чёрт не шутит, вполне возможно, через некоторое время весь факультет узнает о том, что он и Настя больше месяца спали вместе, будучи братом и сестрой. Не самые радужные слухи… Если скажу – будет только хуже. Всем.

Димке казалось, у него поднимется температура, если он хоть ещё минуту будет держать это в себе, только вот язык не поворачивался начать разговор, ради которого он и позвал сюда Анхен. Вот и поговорили. Только сложнее стало.

Он одного теперь боялся: встретить Настю, столкнуться с ней где-нибудь и услышать вопрос: «Почему?», на который нет и никогда не будет ответа, кроме того, что говорить нельзя. Ни ей, ни Аньке, никому. Но Настя, будто чувствовала его настроение: Димка почти не видел её. Всего два раза в начале семестра на лекциях, а потом – исчезла. И за полгода – ни одного упрёка, ни одной смс, ни одного звонка.

Он не знал, не мог подсчитать, чего больше в этом странном чувстве: надуманного братского отношения, которое он упрямо пытался внушить себе вот уже третий месяц, или естественной и яростной ревности, прежде ему не свойственной.

– А что ты сама думаешь об этом?

– Я не знаю, что произошло у тебя с Настей. Она не говорит, да и ты, как воды в рот набрал, – начала Анька, – я думаю, тебе нужно поговорить с ней. Извиниться для начала, объяснить… Хотя, Васич, ты уже в такой жопе, что и пытаться, наверное, не стоит. Раньше надо было париться. Девушка твоя уж больно не к месту созрела…

19

Георгий и Настя ужинали в итальянском ресторане. Впрочем, они почти никогда не ужинали дома.

– Что нового в моей альма-матер? – спросила Настя, когда ей принесли лазанью-болоньез. – Может, мне нужно появиться? Хотя бы к концу полугодия.

– Зачем, солнце? – удивился он. – Можешь, конечно, зайти, если хочешь. Тебе не стоит беспокоиться об этом. Твоя летняя сессия уже, считай, закрыта. Я хочу оформить так, будто ты сдала её досрочно после майских праздников. А в начале июля мы с тобой полетим на Ибицу в Испанию. Я вчера заказал путёвки. Как тебе, солнце?

– Это просто замечательно, – улыбнулась Настя. – Не знаю даже, что сказать!

– Ты не против?

– Конечно же, согласна! А на сколько?

– На месяц. Ты не захочешь уезжать. Да, кстати, сегодня ко мне заходил один парень, спрашивал о тебе.

– Да? Что спрашивал?

– Не помню фамилии. С четвёртого курса вроде. Знаешь, сколько их у меня? Из механиков, по-моему. Интересовался, не отчислили ли тебя.

– А как он выглядел?

– Что я, помню, что ли, солнце? Если б спросила девушка, я бы, может, и запомнил, но на парней, извини, не смотрю. Высокий, худощавый… Не помню. Хотя нет, фамилию вспомнил – Васильев. Кто это, солнце, а? Бывший поклонник? Или… ты дала ему отставку?

– Ни то, ни другое.

Они ужинали молча. А после, остановившись у зеркала в туалете, Настя замерла. Она просто не узнала себя. То же чувство, что и два с половиной года назад. Давящее, тоскливое одиночество, которое приходит тогда, когда совсем этого не ждёшь. Вернее, оно всегда рядом, просто не всегда его замечаешь. Из зеркала на неё смотрела она же – Настя, только со стороны. Казалось, та холёная девушка в кремовом платье понимает всё намного лучше, будто видит её насквозь и при этом смеётся ей в лицо. Да, та девушка знала и видела всё. Она как бы наблюдала за настоящей Настей, качала головой и тихо шептала: «Не верю!» Ничему не верю. Ты плохая актриса – вот ты кто!

Настя знала, что девушка в зеркале права. Ей и правда чудилось, что она последнее время снимается в кино, играя при этом чужие роли, в которые никак не получалось вжиться. Два месяца это была роль женщины богатого мужчины, как захотелось Георгию – другими словами, дорогая содержанка. Она принимала от него подарки, жила в его четырёхкомнатной квартире на Ленинском проспекте, заказывала еду на дом и посещала салоны красоты через день – а он водил её по ресторанам, брал с собой на презентации и приёмы.

Настя не прониклась своей простой, на первый взгляд, ролью и чувствовала себя разве что девушкой из фирмы эскорт-услуг, но никак не роскошной женщиной, какую из неё пытался сделать Георгий.

Чем я лучше шлюхи? Почти ничем.

Настя вздохнула и продолжала изучать себя в зеркале. Дорогая живая кукла, красивая игрушка в руках денежного Георгия, который хвастается ею своим друзьям. Настя и Георгий мало разговаривали – видимо, кукле это было необязательно. И опять роли.

С Георгием – роль живой элитной куклы, любовницы-содержанки. С Максимом – роль хорошей девочки, которая Насте тоже не слишком удалась. Как же трудно… Неужели, чтобы удержать мужчину, нужно всё время подстраиваться под него? Любит куколок? Быть куклой. Любит хороших девочек? Быть хорошей девочкой. Любит стерв? Быть стервой. Как же всё-таки трудно… А собой-то когда быть? И главное – с кем?

Час назад Георгий сказал, что к нему днём подходил Васильев.

Настя подняла глаза и снова посмотрела на девушку-двойника в зеркале. Теперь она уже не смеялась над ней – в её глазах блестели слёзы. Самые настоящие. Солёные. Свои.

Первое, что она сделала, зайдя поздно вечером в квартиру, это понеслась в ванную, на ходу сбрасывая туфли и расстёгивая платье. Раздевшись, Настя встала под горячий душ и неподвижно простояла под ним минут сорок, подставив лицо тонким струям воды.

Она надела белый махровый халат и босиком медленно вышла. На кухне Георгий пил виски со льдом. Настя натянуто улыбнулась, глядя на его пальцы. Они были тонкие и длинные – почти женские. Машка бы сейчас уточнила с ехидным смешком – «как у гинеколога».

Они молча прошли в комнату и легли в постель. От Георгия пахло смесью виски и пряного одеколона, а в темноте на шее блестела золотая цепочка. Настя лениво отвечала на его ласки; секс был вялым и пресным, как после двадцати лет совместной жизни. Никаким. Чисто физиологическая близость с нелюбимым мужчиной. Когда он наконец закончил своё дело и, отвернувшись, отключился, Настя ушла на кухню.

Подошла к окну и посмотрела вниз. Огни, машины. Троллейбусы уже не ходят – поздно. А если бы ходили? – Можно было бы сесть, проехать десяток остановок в сторону Калужской площади и оказаться в ночном студгородке.