Нора Лофтс - Телец для Венеры

– Что привело тебя назад, Хамфри? – спросил он. – Что с тобой случилось?

– Меня подстрелили. В спину. У меня сильное кровотечение… Пожалуйста, помогите… сделайте что-нибудь…

– Конечно, сделаю, – спокойно сказал старик. Он позволил Хамфри прислониться к нему, одновременно закрыв дверь и повернув ключ в замке.

– Все будет в порядке. Обопрись на меня, и пойдем. Ну вот, теперь можешь лечь.

Хамфри понял по запаху, что находится на жесткой кожаной кушетке в маленькой приемной. Стоя возле этой кушетки, он впервые вскрыл нарыв много лет назад. Страх преследования исчез – Хамфри был дома, в безопасности, в хороших руках. Им безгранично овладело чувство покоя. Черная кушетка стала расти вширь, пока не поглотила весь мир…

– Я сохранил это, чтобы показать тебе, – сказал доктор Коппард, бросая пулю в маленькое фарфоровое блюдце.

– Самая большая удача, с какой я когда-либо сталкивался. Пройди она на одну восьмую дюйма глубже, и тебе бы раздробило позвоночник, мой мальчик. Ты кровоточил, как недорезанная свинья. Полежи немного спокойно. Когда отдохнешь, расскажешь мне, кто и почему в тебя стрелял, что произошло с твоей головой и обо всем остальном.

– Я должен идти. Меня могут преследовать, – с трудом произнес Хамфри, едва шевеля побелевшими губами.

– Дверь заперта, – успокоил его доктор Коппард.

Хотя он говорил почти весело, словно уверяя испуганного ребенка, что воображаемый враг не проникнет в его убежище, тон этот был всего лишь следствием сорокалетней привычки изгонять страхи других. Сейчас он сам был напуган. Румянец исчез с его пухлых щек, взгляд беспокойно блуждал. Хамфри охватило раскаяние. Он стиснул руками голову и застонал.

– Почему тебя должны преследовать, Хамфри?

– Я предпочел бы не рассказывать вам, сэр. Лучше, если б вы ничего об этом не знали. Я сделал самое ужасное… Мне не следовало возвращаться сюда, и я бы не вернулся, не будь ранен. Я знал, что с пулей в спине мне далеко не уйти. А теперь вас опозорил…

– Что ты сделал?

– Я убил человека.

Слова, казалось, надолго повисли в воздухе.

– В кафе?

– Нет, акцизного чиновника. С Рождества я работал на одного парня, который занимался контрабандой. Этим вечером полицейские нас выследили, один из них напал на меня, и я его убил.

Он вытянул руки вперед и оглядел их, словно ожидая увидеть кровь.

– Мне нет прощения, сэр. Я сознательно убил его.

– И другие преследуют тебя? Хамфри кивнул.

– Тогда мы не должны сидеть здесь и попусту болтать об этом. Что бы ты ни сделал, Хамфри, они не повесят тебя, если я смогу этому помешать.

Доктор Коппард задумался, поддерживая подбородок дрожащей рукой, и Хамфри вновь ощутил угрызения совести. Он встал, но от резкого движения у него закружилась голова, и пришлось ухватиться за спинку стула.

– Вы и так очень помогли мне, сэр. Я бы не хотел ничем больше вас обременять – разве что дадите знать моей матери. Она и так скоро обо всем услышит, но если бы вы могли сообщить ей, как я сожалею о случившемся. Писать же бессмысленно – она не умеет читать.

– Конечно, я обо всем позабочусь. А тебе, мой мальчик, понадобятся деньги. Старик быстро подошел к столу, отпер ящик и вернулся, протягивая Хамфри кошелек.

– Здесь около сорока фунтов – все сбережения, что есть у меня дома. Возьми ради Бога! Я собирался дать тебе пятьдесят фунтов, когда ты выдержишь экзамены. Мне и в голову не приходило, что… Почему ты не попросил у меня денег, Хамфри? Полагаю, все это произошло из-за них…

– Он оборвал фразу.

– Ты дрожишь. Тебе нужно выпить немного бренди. Кофе было бы лучше, но у нас нет времени. Выпей это, пока я запрягу лошадь в двуколку. Я отвезу тебя в Кентфорд, а там ты сможешь сесть в дилижанс. Мы отправимся сразу же. Они не додумаются искать тебя в Кентфорде…

– Я не хочу, чтобы вас обвинили в укрывательстве преступника, сэр. Я этого не стою.

– Это уж мне решать. Да и почему ты решил, будто кто-то узнает? И что еще мы можем сделать? Ты не в состоянии ехать верхом, а пешком тебе далеко не добраться. Сиди спокойно и пей, пока я приготовлю двуколку.

Старик направился к двери, но Хамфри остановил его:

– Прежде всего я должен попасть в Депден.

– В Депден? Это еще зачем?

– Летти сейчас там. Мне нужно повидать ее. Я возьму ее с собой… если она согласится.

– Что за чушь! У нас нет времени. Тебе надо добраться до Лондона и затеряться там, чтобы остаться живым. Ты не можешь повесить себе на шею женщину. Забудь о ней, Хамфри. Я дам ей знать, что с тобой все в порядке, если тебя это беспокоит.

– Я непременно должен ее видеть, – упорствовал Хамфри.

– Прежде чем ехать в Кембридж, я просил Летти стать моей женой, и у нее было достаточно времени, чтобы принять решение. Кроме того, пускаясь во все тяжкие, я руководствовался лишь одной целью – забрать Летти из заведения миссис Роуэн, и если теперь брошу ее, то, значит, понапрасну загубил свою жизнь. Вы должны понять, сэр…

– Только не волнуйся, – строго прервал его доктор Коппард.

– Хорошо, мы сделаем круг и заедем в Депден. Это трата драгоценного времени, но вряд ли там станут тебя искать. Допивай бренди и потихоньку выходи во двор. Я буду готов.

Оставшись один, Хамфри окинул взглядом хорошо знакомую и теперь, перед отъездом, ставшую такой дорогой комнату, где столько часов провел вместе со старым доктором. Все, что его мать сделала и чем пожертвовала, не принесло ей ничего, кроме стыда, вдобавок к мрачной тайне, которую она хранила долгие годы. Нет, лучше не думать о матери.

У него оставалась только Летти. Имея на одной чаше; весов ее благополучие, Хамфри абсолютно сознательно бросил на другую свою карьеру, привязанность доктора Коппарда, любовь и самоотверженность матери. Он неможет винить их и жалеть себя, ибо поставил на карту все, что имел, стремясь выиграть, ничем не пожертвовав, но потерпел крах.

Сейчас он должен думать только о Летти. Во время их последней встречи она не проявила никаких признаков привязанности к нему и дала понять, что больше не желает его видеть. Но тогда мозг ее был одурманен ядом миссис Роуэн, которая к тому же сама присутствовала в комнате, властно влияя на происходящее. Теперь все должно сложиться по-другому. У Летти было достаточно времени все хорошенько обдумать, осознать, что Хамфри – ее единственный во всем мире друг. Она отправится с ним в изгнание, и они вместе начнут новую жизнь.

Когда Хамфри поставил стакан и медленно двинулся к выходу во двор, его живое воображение бежало впереди, суля всевозможные блага. Он уже видел себя в должности судового врача. Судовладельцы, как правило, не слишком интересуются квалификацией и биографией претендента на эту должность – слишком мало хороших врачей готовы отправиться в море. Он сможет зарабатывать деньги любимой работой и после каждого плавания будет возвращаться в маленький домик к своей Летти.

Доктор Коппард еще не управился. В последний раз он сам запрягал лошадь очень давно, и животному не нравились незнакомые, руки. Старик тяжело дышал, при свете фонаря Хамфри увидел, что лицо его побагровело, а на лбу и верхней губе выступили капли пота, и в третий раз почувствовал раскаяние.

– Почему бы вам не лечь, сэр? Я сам могу доехать до Депдена и Кентфорда и найти там кого-нибудь, кто приведет двуколку назад. Вы ни в, чем не окажетесь замешаны – подумают, будто я самовольно взял двуколку. Иначе у вас могут быть неприятности.

– Ты не в том состоянии, чтобы править лошадью, – отрезал доктор Коппард.

– Рана, чего доброго, воспалится и у тебя начнется жар. Тебе нельзя даже ходить. У меня здесь мягкий плед – влезай и устраивайся поудобней. Где находится эта чертова дыра? На западе? Ну, так я и знал! Это худшая дорога во всем Суффолке!

Доктор сел рядом с Хамфри и прикрыл ковриком их колени. Заметив, что старик положил на плед тяжелый старомодный пистолет, Хамфри протянул руку и схватил его.

– Я ценю это, сэр. Но если нас остановят, вы должны меня выдать. Бери необходим хотя бы один врач.

– Лучшего он все равно потерял. Я старик, Хамфри. Всю прошлую неделю я думал…

Он не договорил и хлестнул поводьями по спине лошади.

Но через десять минут, когда стук копыт прекратил отдаваться эхом от стен теснящихся друг возле друга домов и дорога запетляла среди полей, доктор Коппард принялся задавать вопросы. Отвечая на них, Хамфри постепенно рассказал ему всю историю. Когда были исчерпаны самые незначительные подробности, старик промолвил:

– Для меня вся эта история выглядит настоящим колдовством. Когда я думаю, что всего три месяца назад…

Он оборвал фразу, помолчал и с горечью добавил:

– А теперь мы с тобой спасаемся от виселицы. Это ужасно, Хамфри. Видит Бог, ты достаточно страдал, чтобы выслушивать еще и мои упреки, но я все-таки считаю своим долгом предупредить: по-моему, ты совершаешь ошибку, пытаясь снова увидеть эту девушку. А если она последует за тобой, то все обернется еще хуже. Я не хочу ее обвинять – возможно, твоя Летти сама по себе достаточно безобидна, но по отношению к тебе она представляется мне орудием злого рока. Такие люди существуют. И самое скверное, что, судя по твоим словам, она вовсе не любит тебя.

– Об этом трудно судить, сэр. Летти так молода, а у меня не было возможности заставить ее понять… Но теперь у нее было достаточно времени. Мы уедем вместе, и все будет в порядке. По крайней мере…

Хамфри почувствовал, как его уши стали горячими, а во рту пересохло.

– Нет, сэр, все уже никогда не будет в порядке. Я создал себе множество осложнений и воздал злом за вашу доброту.

– Доброта плоха, если не порождает доверие. Если я не заслужил твоего доверия, Хамфри, то в том моя вина, но теперь поздно об этом думать. Когда приедешь в Лондон, отправляйся прямо на Стафф-Лейн – она ведет от Стрэнда к реке. Там живет доктор Шиллито. Скажешь ему, что я тебя прислал, а я отправлю ему письмо со следующей почтой. Он мой старый друг и позаботится о тебе. Можешь ему доверять.

Они добрались в Депден глубокой ночью, задолго до первых признаков зимнего рассвета, и столкнулись с проблемой, как найти в спящей деревне нужный им дом.

Они ехали по деревне, не видя ни огонька, ни других признаков жизни. Наконец старик начал искать ворота, в которые можно свернуть. Отыскав их, он направил двуколку через грязную колею. Во дворе залаяла собака, гремя цепью. Доктор Коппард перегнулся через борт двуколки и принялся дразнить пса, доводя его до исступления. Через минуту в окне почти невидимого дома зажегся свет и голос, не менее свирепый, чем собачий лай, громко рявкнул:

– Кто там?

– Я заблудился. Мне нужен Малберри-Коттедж, – откликнулся доктор Коппард.

– Тогда вы не так уж и, заблудились, – чуть более вежливо произнес голос.

– Поезжайте назад, и увидите его у пруда.

Окно закрылось.

– А теперь, – сказал доктор Коппард, когда они отыскали коттедж, – я разбужу девушку и приведу ее к тебе. Этот плед несколько минут не даст ей замерзнуть, а тебе не придется ходить туда сюда.

Чувствуя признательность старику за заботу, Хамфри сбросил плед с коленей и стал подниматься.

– Лучше я пойду, сэр, а вы оставайтесь. Не надо делать из меня инвалида.

– Хорошо, только не задерживайся. Отсюда до Кентфорда далековато, а лошадь уже устала. И помни: ни в коем случае не волноваться! Для поездки в Лондон тебе понадобятся все оставшиеся силы.

Встав на ноги, Хамфри вновь почувствовал слабость и головокружение, а так как раньше с ним никогда не случалось ничего подобного, все происходящее показалось ему нереальным. Пройдя полпути по дорожке, он ненадолго прислонился к смутно вырисовывающемуся во мраке кривому стволу яблони. Жизнь его с того момента, когда он сел в дилижанс в тот ноябрьский день, выглядела кошмарным сном, от которого он вскоре должен пробудиться прежним Хамфри Шедболтом, здоровым телесно и душевно и если о чем и тревожащимся, то разве что о предстоящих в середине лета экзаменах.

Но впереди маячили квадратные очертания коттеджа, под крышей которого спала Летти. И хотя все остальное могло быть частью ночного кошмара, Летти оставалась достаточно реальной, чтобы перевесить все сожаления о невинной и безмятежной юности. Это ради нее, ради Летти, он пустился во все тяжкие и сейчас должен сделать последнее усилие.

Хамфри выпрямился и зашагал к дому. Поднявшись на крыльцо, он нащупал дверь и, собравшись с силами, постучал. Заунывно завывал холодный ветер – его стоны, в которых слышались все горести мира, предвещали дурное. На стук долго не отвечали, и Хамфри в отчаянии подумал, что Кэти по какой-то одной ей ведомой причине обманула его. Коттедж пуст, и их поездка оказалась напрасной.

Внезапно послышавшийся откуда-то сверху сонный голос Летти прозвучал для него пением ангельского хора.