– Этого я и боялся, мой мальчик, – сказал доктор, обретя уверенность в голосе.

– Мне не хотелось тебя разочаровывать, и я сделал все, чтобы тебе помочь, но, признаться, ожидал такого ответа. Она уже испорчена. Пристрастие к подобной жизни так же неизлечимо, как пристрастие к выпивке. Боюсь, сумей ты убедить ее перебраться к мисс Пендл, она бы через неделю вернулась в кафе.

Слово «убедить» подействовало на Хамфри как удар.

– Боюсь, сэр, что я даже и не пытался убедить ее. Теперь я понимаю, что мне следовало это сделать, однако, умолчав о своих подозрениях, запутался окончательно. Но вы не правы насчет ее испорченности, сэр. Клянусь, что это не так! Летти ни о чем не догадывается – она наивна, как ребенок. Свое нынешнее жилище называет шумным и говорит, что всегда может пойти спать.

– Сдается мне, ты заблуждаешься. Очевидно, как раз она считает тебя ребенком. Прости мне эти слова, но твоя доверчивость показывает, насколько ты простодушен и неопытен. Иные двенадцатилетние девочки – и это вовсе не секрет – продают себя за шесть пенсов. Как ни ужасно, но таковы факты. Возможно, твоя Летти одна из них – она прекрасно понимает, что творится в этом местечке, но держит в секрете. Разве иначе она предпочла бы остаться там?

– Ее объяснения звучали вполне разумно, – сдерживая раздражение, сказал Хамфри.

– А все остальное – неправда. Не знаю почему, но я в этом уверен. Если бы она действительно знала, что представляет собой это заведение, то не осталась бы там ни на минуту.

– Ты блаженный, Хамфри! Следовало бы сделать добавление к Нагорной проповеди: «Блаженны те, кто верят в лучшее, ибо они познают худшее». Запомни: я тебя предупреждал.

Доктор Коппард выместил свой гнев и теперь смотрел на своего ученика с обычной благожелательностью, приписывая его молчание, напряженную позу и плотно сжатые губы тому, что по крайней мере одна из его стрел попала в цель.

Когда люди, вами любимые и уважаемые, неожиданно разочаровывают, вы невольно подыскиваете для них извинения. Глубоко уязвленный поведением своего учителя, Хамфри нашел утешение в мысли, что доктор Коппард просто ничего не понял, так как старость притупила его восприятие. Было ошибкой довериться ему, ибо теперь между ними всегда будет стоять тема, которую опасно обсуждать, даже замалчивание покажется многозначительным. Достигнуть былой гармонии уже не удастся. Но нельзя забывать, что намерения доктора изначально были самыми добрыми, что его неудача была следствием недопонимания, а не недостатка доброй воли и что до сих пор Хамфри видел от старика только самое лучшее.

Поэтому он выбросил из головы доктора Коппарда и вновь стал думать о Летти.

Глава 9

В течение следующих нескольких дней мысли Хамфри все чаще возвращались к маленькой ферме, где он родился и которую покинул двенадцатилетним мальчиком, чтобы посещать школу. Вспомнилась лавчонка его матери. Лишняя пара рук там, безусловно, пришлась бы кстати. Летти не чувствовала бы себя одиноко с матерью и сестрами Хамфри, а работа в лавке позволила бы ей общаться с людьми, поэтому и не выглядела бы так тоскливо, как ателье мисс Пендл.

Конечно, мать пришлось бы долго убеждать. Когда та идея впервые пришла в голову Хамфри, он поспешно отверг ее, сочтя непреодолимым противодействие Хейгар. Постепенно Хамфри уговорил себя, что стоит ему только повидаться с матерью и все уладится само собой. Наконец, он решил навестить мать на Рождество, до которого оставалось всего три недели, и поговорить с ней, а до тех пор почаще наведываться в кафе и присматривать за Летти. Вполне вероятно, что ее отношение к происходящему вскоре изменится – Роуэны привыкнут к ее присутствию, перестанут баловать ее и пытаться обмануть. К тому времени он вернется из Слипшу с приглашением от матери, которое Летти, возможно, с радостью примет.

Придя к этому решению, Хамфри почувствовал облегчение. Ему было достаточно перейти дорогу, войти в кафе и увидеть идущую ему навстречу Летти, такую юную и прекрасную, чтобы почувствовать себя готовым на все, а задумываясь о том, что происходит в кафе после закрытия, он торопил время, желая, чтобы Рождество наступило как можно скорее.

Однако до этого произошло одно событие – на первый взгляд незначительное и не имеющее отношения к делу, но оказавшееся весьма важным.

Хамфри сидел в кафе, где проводил теперь большинство вечеров. Иногда ему удавалось лишь наблюдать за Летти и переброситься с ней всего несколькими словами, и он клялся, что завтра ни за что не придет сюда. Однако, поравнявшись с дверью дома Роуэнов и тщетно пытаясь направиться куда-нибудь еще, он вновь и вновь входил в кафе. Случалось, вызов к больному мешал ему прийти туда, и каждый раз он надеялся, что Летти заметит его отсутствие и даст ему это понять при следующей встрече. Но ничего подобного не происходило. Девушка, как всегда, приветствовала его радостной улыбкой, обменивалась с ним несколькими ничего не значащими фразами и с той же улыбкой отходила в сторону. Однако теперь Хамфри не всегда оставался в одиночестве. Мистер Бэнкрофт был готов разделить с ним столик и поболтать, да и другие посетители выказывали свое дружелюбие. Наблюдать за Летти было легче, сидя в компании, а если соседи считали его скупым и необщительным, то тут уж ничего не поделаешь.

В тот вечер, о котором идет речь, Хамфри делил столик с мистером Бэнкрофтом и одним школьным учителем. Этот молодой человек, взглянув на часы, сказал, что должен уходить, так как ему нужно быть дома через полчаса, а он не может быстро подниматься на холм. Однако Хамфри не проявил к бедняге горячего участия, так как увидел, что Кэти Роуэн, настолько бледная, что этого не скрывали даже румяна, быстро вошла в зал, отвела в сторону мать и что-то ей прошептала. Миссис Роуэн тотчас же вышла. Летти в этот момент в комнате не было, и воображение Хамфри, крайне чувствительного ко всему, что касалось девушки, тут же подсказало ему, что с ней произошел какой-то несчастный случай. Миссис Роуэн так и не вернулась, но вскоре вновь появилась Кэти, а после краткого, но такого мучительного для молодого человека промежутка времени – сама Летти, выглядевшая расстроенной и еще более бледной, чем ее кузина. Проходя мимо Сузи, она склонилась к ней и что-то шепнула, после чего Сузи в свою очередь выбежала из комнаты и также вернулась побледневшей. Очевидно, в кухне Роуэнов произошло нечто неприятное, но коль скоро Летти была жива – здорова, интерес Хамфри несколько притупился, и он смог перенести внимание на молодого учителя, который как раз завершил отчет о состоянии своего здоровья.

– Ну, доброй ночи, – удрученно произнес молодой учитель.

– Пожалуй, я пойду с вами, – сказал мистер Бэнкрофт, жертвуя лишним часом в кафе ради компании по дороге домой. – Спокойной ночи, Хамфри.

Хамфри остался сидеть в одиночестве. Оглядевшись, он увидел, что Летти вновь исчезла. Вскоре вышла и Кэти, а Сузи занялась преждевременными приготовлениями к закрытию. Хамфри видел, как она передвинула бревно в камине таким образом, чтобы оно поскорее догорело, потом задула свечи на незанятых столиках и, наконец, начала убирать с центрального стола газеты и журналы, выхватив один из-под самого локтя старого Даффла.

Странным образом Сузи удалось в одночасье развеять царившую в комнате атмосферу покоя и уюта. Едва теплящийся огонь в камине, запах погасших свечей, пустой центральный стол и нетерпение, исходящее от самой Сузи, словно передвинули стрелки часов на значительно более позднее время. Вскоре в комнате остались только старый Даффл, который, посмотрев на часы, придвинул стул поближе к камину и послал Сузи за очередной чашкой кофе, и Хамфри, все еще питавший отчаянную надежду, что Летти вернется и попрощается с ним.

Наконец, он поднялся, вышел в тускло освещенный коридор, и снял с вешалки пальто и шляпу. Решив не надевать пальто, так как ему предстояло – всего лишь перейти улицу, Хамфри перебросил его через руку и уже собирался надеть шляпу, когда почувствовал, что его схватили за локоть, и услышал голос Летти:

– Хамфри!

Он вздрогнул, удивленный неожиданным появлением девушки и ее непривычным к нему обращением по имени. Летти всегда называла его «доктор Шедболт», а он не осмеливался предложить более интимный вариант.

– Пожалуйста, пройдите в кухню и помогите тете Тирзе – быстро проговорила Летти.

– Там Плант, и, даже изойди он кровью до смерти, они, я уверена не пошлют за доктором. Плант не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что он ранен. Но, увидев вас, они обрадуются и поймут, как я права.

Хамфри обрадовала просьба Летти о помощи, ибо теперь он впервые пребывал в кафе в качестве профессионала, был нужен как врач, а не просто терпим как посетитель.

– Разумеется, я все сделаю, – постарался успокоить девушку Хамфри.

– Вероятно, дела не так плохи, как вам кажется.

– Тетя Тирза не может остановить кровь, – отозвалась Летти таким тоном, словно все, с чем не в состоянии справиться всемогущая миссис Роуэн, было крайне серьезным и редкостным явлением.

– Пойдемте сюда, так ближе.

Она повернулась и нырнула в темный коридор. Послышался щелчок поворачиваемой дверной ручки, и Летти сказала:

– Осторожнее, тут две ступеньки вниз.

Рука девушки нашла руку Хамфри, и каждый нерв в его теле тотчас же напрягся. Однако прикосновение Летти было лишено какого-либо чувства, и, открыв вторую дверь, из-за которой упал луч света, разогнавший темноту, она сразу же попыталась высвободиться. Но Хамфри в невольном порыве стиснул ее пальцы, и они вошли в кухню, держась за руки.

Однако этого никто не заметил. Миссис Роуэн и ее дочери, бледные и взволнованные, хлопотали над откинувшимся в кресле Плантом, его лицо имело цвет кипяченого молока, а сонный застывший взгляд напомнил Хамфри теорию, согласно которой смерть от кровотечения была легчайшей и наименее болезненной. Рукав Планта был закатан до локтя, а запястье и кисть скрывало полотенце, насквозь пропитавшееся кровью. На столике позади кресла лежала куча уже использованных полотенец.

Миссис Роуэн повернула голову. Выражение испуга на ее лице сменилось облегчением.

– Мистер Дрисколл порезался, – дала она ненужное объяснение.

– Отойди, Кэти, и дай доктору Шедболту взглянуть на рану.

Хамфри поднял руку Планта на уровень спинки кресла и снял с нее полотенце. «Неудивительно, что женщины так бледны», – подумал он. На первый взгляд казалось, будто кисть намеревались отделить от запястья. Скверное зрелище даже для врача, однако рана не представляла особой сложности. Зажав пальцем кровоточащую артерию, Хамфри бросил через плечо:

– Дайте мне кусок бечевки или ленты – чего-нибудь, пригодного для перевязки. И еще деревянную ложку или маленький вертел.

Летти протянула ему голубую ленту, резким движением выдернув ее из своих волос. Девушка так торопилась, что на ленте осталась длинная каштановая прядь. Кэти подала ложку. Через три секунды наспех изготовленный жгут был на нужном месте.

– А теперь, – продолжал распоряжаться Хамфри, – мне нужна чашка черного кофе с чайной ложкой бренди и ваша корзинка для рукоделия, Кэти. Миссис Роуэн, если хотите, можете держать чашку. Остальных прошу отойти.

До чего приятно было, пусть всего на несколько минут, почувствовать себя человеком, пользующимся в этом доме верховной властью. Не менее приятно продемонстрировать свой опыт перед миссис Роуэн, всегда снисходительно обращавшейся с Хамфри, перед Сузи и Кэти, которые в этот шумный субботний вечер не удостоили его ни единым взглядом, и самое главное – перед Летти, хотя и по причинам совсем иного свойства. Однако в поведении Хамфри не ощущалось никаких признаков этого юношеского тщеславия. Он работал так, словно, кроме него и Планта, в целом мире не было ни единой души. Когда рана была зашита и забинтована, а рука покоилась на перевязи, изготовленной из шарфа, молодой человек облегченно вздохнул и повернулся к Летти.

– Вы оказались правы – положение было отчаянным, – сказал он.

– Так что вы, несомненно, спасли ему жизнь.

Казалось, его слова разрушили чары. Все присутствующие шумно задышали и зашевелились. Даже Плант Дрисколл растянул свой обезьяний рот в карикатурной усмешке и вымолвил:

– Я вам очень признателен. Понятия не имел, что вы такой хороший хирург.

– Мы все вам очень благодарны, – произнесла миссис Роуэн, словно подводя итог.

Хамфри очутился среди хлопотавших вокруг него женщин. Кэти принесла ему кувшин горячей воды вымыть руки, Сузи приготовила свежее полотенце, а миссис Роуэн налила в стакан бренди.

– Уверена, вам нужно выпить, доктор Шедболт.

– А как насчет меня? – с кривой ухмылкой осведомился Плант.

– Вам снова кофе, – твердо заявил Хамфри, потягивая бренди и с одобрением наблюдая, как Летти наливает крепкий черный кофе, добавляет в него чайную ложку бренди и протягивает чашку Планту. При этом он ощущал, насколько напряжены все собравшиеся в кухне. О причине можно было догадаться благодаря намеку Летти. Теперь, после завершения операции, они опасались его вопросов. Наслаждаясь чувством власти, Хамфри ждал, пока Плант допьет кофе.