Выспавшись, я долго сижу на заднем крыльце и пью кофе, наблюдая, как на карнизе горлицы вьют гнездо.

Потом бегу несколько километров вдоль воды до Коув-бич и обратно.

Отгоняю машину на сервис и мойку.

Убираюсь в доме, принимаю душ. Ем и одеваюсь.

И позволяю себе весь день размышлять над тем, что же происходит между мной и Лолой.

Мне нужно понимать это без иллюзий. Я не хочу бездумно шагнуть с ней во что-то, и не только из-за того, что наша дружба — это нечто лучшее и важное в моей жизни, но и потому, что, хотя мы это и не обсуждали, я знаю: у нее не очень хороший романтический опыт.

Как-то раз Харлоу намекнула, что у Лолы было мало отношений — по большей части непродолжительных — что она, как правило, держала мужчин на расстоянии, и что ее легко спугнуть. Даже если я своими глазами не видел бы ее пугливую два дня подряд — у меня дома и вчера в магазине — это стало понятно после разговора с ее отцом, когда он подробно рассказывал о ней. Ее мать ушла, даже не попрощавшись, когда Лоле было двенадцать. Это как синяк у нее под кожей — он начинает темнеть, когда она позволяет себе иметь с кем-то слишком близкие отношения.

Магазин уже почти опустел, когда я пришел дождаться Лолу. Джо отлично справляется, но интуиция подсказывает мне не оставлять его одного на полный рабочий день.

— Пока тебя не было, где-то час назад приходил чувак с огромной коробкой Tortured Souls[30], — Джо смотрит, как я бросаю ключи на стойку и добавляет: — Отвратительно себя чувствую. Я уже видел за сегодня немало дерьма, но то меня реально напугало.

— Сказал мужик, проколовший себе член.

Он смеется и отходит в сторону, когда я ввожу пароль на компьютере.

— Ну да, — ответил он. — Но ты видел эти рисунки? Младенцев в бутылках с какой-то жидкостью и измученных женщин, вынашивающих собственных убийц.

— Так что ты ему сказал? — в нашем бизнесе можно считать хорошей сделкой покупку и продажу коллекционных предметов: фигурок, комиксов, предметов графического искусства. У Джо глаз наметан неплохо, но он не всегда замечает детали, в отличие от меня. И основное правило гласит, что если Джо не уверен, стоит ли покупать, он должен попросить продавца вернуться, чтобы застать меня. В первые несколько недель он редко понимал, что брать, а что нет, но быстро научился, и я перестал тревожиться, упустим ли мы из-за него что-нибудь ценное.

— Я сказал, что тут постоянно околачиваются дети, и его комиксы нам не подходят, — его заметно передергивает и спустя мгновение еще раз. — А куда это ты вырядился?

— По делу, — отвечаю я.

Я практически слышу, как его брови ползут вверх.

— «По делу»?

Предупреждающе посмотрев на него, я сажусь на корточки открыть коробку канцтоваров. Если честно, у меня никогда не бывает дел.

Джо делает шаг ближе, наклоняется, и его лицо оказывается в десятке сантиметров от моего.

— Дело? — переспрашивает он.

— Ну ёб твою мать, — ворчу я, передавая ему коробки с ручками. — Еду сегодня в Л-А с Лолой.

Три секунды молчания, после которых следует неприкрытый скептицизм:

— У вас свидание?

Я мотаю головой.

— А ты уверен, что нет?

Ставлю коробку новых визиток на стойку.

— Еще как.

— Потому что в последнее время она так смотрит на тебя, будто хочет…

Я перебиваю его:

— Это не свидание, Джо.

Слышится звон колокольчика и как кто-то вошел, стуча каблуками по полу из линолеума.

— Спрашиваю тебя в последний раз, — шепчет НеДжо, — ты точно-точно уверен, что не свидание?

Я открываю рот ответить что-нибудь порезче, но останавливаюсь, услышав вопрос Лолы:

— А где Оливер?

— На коленях под стойкой, — с придыханием говорит Джо и широко мне улыбается.

Зал наполняется ее неуверенным молчанием.

Я бросаю на Джо раздраженный взгляд.

— Здесь, внизу, — говорю я ей и машу упаковкой скотчей над головой. — Копаюсь в коробках.

— Угу, — произносит она и наклоняется над стойкой, что мне видно ее лицо. Я понимаю, насколько я в жопе, раз решил, что смогу сегодня оставаться спокойным. Она выглядит просто офигенно. — Привет.

Я откладываю в сторону последнюю упаковку и чуть не проглатываю язык, когда встаю и вижу ее полностью. Кожаные штаны Лолы нужно запретить законом. А если еще учесть ее туфли, под каблуком которых я бы с радостью умер, и на многое намекающий, но ничего не открывающий топ? Мои шансы не выставить себя дураком в какой-нибудь ситуации равны нулю.

— Потрясающе выглядишь, — говорю я и, не долго думая, обхожу стойку и, наклонившись, целую ее в щеку.

Она реагирует, будто это не из ряда вон, а нормальное дело, улыбается и тихо произносит:

— Спасибо.

Она скользит взглядом к моим лежащим на стойке кошельку и ключам, но я еще не закончил с ней. Ее гладкие черные волосы собраны в высокий хвост. Я смотрю на ее прямую челку, почти незаметный макияж, хотя я вижу, что он есть. На подчеркнутые черным карандашом глаза, розовыми румянам щеки и наводящие на порочные мысли красные губы.

— Оливер?

Мой голос получился срывающимся:

— Ты действительно красивая.

На этот раз она смеется.

— Благодарю, — говорит она и добавляет: — еще раз. Лондон помогла. Честно говоря, позволить нам обеим возиться с макияжем — все равно что выдать мартышке очки.

Когда я отхожу забрать свои вещи, она открыто оглядывает меня сверху донизу. Я следую за ее взглядом по своей одежде: узкие черные брюки и черная рубашка.

Я даже отполировал ботинки ради этой женщины.

— Черт возьми, — замечает она. Она оценила, и довольно высоко. И я понимаю, что мы всегда это делали — флиртовали и сыпали тонкими намеками — просто никогда еще это не ощущалось настолько явно.

— Рад, что ты одобряешь, — отвечаю я. — Я припарковался за углом.

Она идет за мной, по пути прощаясь с Джо. А потом берет меня за руку и улыбается.

— Я очень даже одобряю.

Ага. Я в жопе.

* * *

Я всегда знал, что Лола затихает, когда обдумывает что-то, ее беспокоящее. Могу предположить, что причина ее нежелания обсуждать свои проблемы — в отличие от Харлоу или даже Анселя — в том, что ей нужно время самой обо всем поразмыслить. Но когда в машине она вспоминает разговор с Остином и начинает перечислять плюсы его идеи, какое-то я время отмалчиваюсь, думая, а вдруг причина ее привычки молчать, прежде чем начать что-то обсуждать, в том, что она не доверяет собственным суждениям.

— Не уверен, что у меня есть что возразить, — уклончиво отвечаю я и сворачивая на 5-е Северное шоссе.

— Ну давай хотя бы теоретически, для полноты картины, — предлагает она. — Чем может быть хорошо Рэйзору быть с другой планеты?

Я молчу, обдумывая ее вопрос. Но мой мозг это рефлекторно отталкивает — обе идеи дерьмовые. Куинн не нужно превращать в сексуальную штучку. А Рэйзор не пришелец. И нет причин это менять.

Машина легко несется по шоссе, а Лола смотрит в окно, тоже раздумывая над собственным вопросом.

Именно в такие простые моменты мне кажется, что я влюбляюсь в нее еще сильнее.

— Думаю, им можно позволить сделать что-то с визуальной картинкой, — после нескольких минут молчания задумчиво произносит она. — Что-нибудь более креативное, типа флэшбэков из его прошлой жизни вместо линейного повествования.

Пожав плечами, я говорю:

— Наверное, но делать флэшбэки книжному Рэйзору из альтернативного времени — все равно что сделать его пришельцем. Я в том смысле, что ты и так сделала его уникальным, плюс эти временные сдвиги. А мультивселенная трансформирует параллельное время в гипер-время.

— Я знаю, но, может, это подтверждает идею Остина. Сворачивание мультивселенной объясняет существование их всех. Может, идею о параллельном времени легче понять, потому что зрителям проще объединить в одно разные ипостаси одного и того же персонажа.

— Думаю, твоя все же проще, — замечаю я и добавляю: — более изящная. Она начинается с параллельной временной петли. И здесь не нужна ретроспектива.

Она согласно кивает.

— Наверное, мне нужно просто услышать, что они скажут. Все просто, пока это только я и мои книги, плюс мои же идеи. И все становится иначе, когда сюда вовлечены большое количество людей.

Произнесенное грузом повисает между нами. Она собирается позволить Остину и сценаристам себя переубедить? Может, ей и стоит. Но у меня такое чувство, что я бы не стал. Будь я на ее месте, не уступил бы.

— Это ведь не потому, что ты трусишь? — спрашиваю я.

Лола наклоняет голову набок.

— У меня здесь нет опыта, — замечает она, добавляя: — я имею в виду фильм.

— Но ты знаешь саму историю. Рэйзора. И Куинн.

Ведь Куинн — это ты, хочу сказать я. Не дай ему изменить тебя. Не позволяй сексуализировать твой путь от хаоса к триумфу.

Кивнув, она снова поворачивается к окну.

— Знаю. Просто хочу понять, как с этим справиться.

— Что, если он будет настаивать на восемнадцатилетней Куинн? — интересуюсь я. — Или скажет, что без романтической сюжетной линии история Голливуду станет не нужна?

Лола оборачивается и смотрит на меня, и ловлю вспышку ярости в ее глазах, после чего перевожу взгляд на дорогу.

— Возможно, он прав, — говорит она. — Тогда это полный отстой. И да, выходит, что история должна быть романтической, чтобы стать коммерческим кино. Мы ведь не делаем из этого арт-хаус, а продали идею крупной студии. Прибыль тут — ключевое понятие. И в общем-то я знала, на что шла.

Я прекрасно понимаю, о чем она, но внутри у меня все сжимается.

— Ты не станешь оспаривать?

— Конечно, стану, — говорит она. — И я знаю, о чем ты скажешь, но думаю, я хочу осознавать, что принимаю правильное решение. Видел бы ты ту встречу. Анджела и Ройя не сказали и по три слова, но они ведь исполнительные продюсеры. А по контракту у меня не очень много места для маневров.

— Правда? — я вполне в курсе обсуждения образов женских героев в индустрии создания комиксов, но по-прежнему удивлен, что фильм Лолы в общем-то ей не принадлежит.

Она кивает.

— Мне двадцать три. Я первая женщина, по комиксу которой создадут большое кино, и одна из немногих авторов, которые сами создают себе иллюстрации. Будь я Стэном Ли[31] или Джеффом Джонсом[32] — да хоть неизвестным парнем моего возраста и опыта — я могла бы им в подробностях объяснить, какого хрена им нужно делать, и все бы послушались. У мужчин твердое убеждение, что только у таких же, как они, есть так называемое деловое чутье. А если я приду туда как Лола Кастл и начну спорить, скажут, что я бесцеремонная, и что со мной не сработаться. Может, кто-нибудь даже использует термин сука.

Я чувствую, как моя челюсть сжимается. Знаю, она права, но все же.

— Это же хрень какая-то.

— Так устроен мир, — замечает она. — Первый вопрос, на который мне приходится отвечать, — это каково быть женщиной в индустрии комиксов? И так на каждом интервью. Второй вопрос — читает ли кто-нибудь из моих подруг комиксы.

Охренеть. Я никогда не думал об интервью в таком ключе. Кажется, там задают разумные вопросы, но чуть в сторону — и вылезает подобный бред.

— Как думаешь, Брайана Майкла Бендиса[33] кто-нибудь когда-нибудь спрашивал, читают ли его друзья комиксы? — спрашивает она.

Невесело усмехнувшись, я отвечаю:

— Наверное, нет.

— Мы на каждой встрече спорим о куче нюансов, но я хочу готовиться к ним заранее, — говорит она. — Мне нужно сначала убедить саму себя, что эти изменения необходимы, потому что уверена: еще будет от чего впасть в шок, и я не хочу, чтобы обсуждения проходили за моей спиной.

И сейчас, вот прямо в это мгновение, я хочу сделать ей предложение.

Хочу остановить машину и встать на одно колено прямо на пыльной узкой обочине шоссе. Потому что Лоле не важна та чушь, и она понимает, что ей нужно действовать осторожно. Она найдет лучший способ сражаться за то, что создала.

* * *

Мы проезжаем мимо выглядывающих из-за пышных деревьев и железных оград домов не за один миллион, после чего сворачиваем на Сансет[34] и въезжаем в подземный паркинг.

Кругом чистейшие лифты и отполированные до блеска мраморные полы. Мы находим себя в списке в лобби, еще один ждет наверху. Пока идем, Лола берет меня за руку, но не в романтичном смысле; уверен, это ясно нам обоим. Просто именно это мы хотим сделать, прежде чем шагнуть из одного мира в другой. И наши руки как якорь друг для друга.