Впервые я заметил это на пляже одной потрясающей августовской ночью. В тот день вышла ее книга и тут же оказалась на вершинах чартов в своем жанре. Тогда я пьяный рванул к воде и, разувшись на бегу, нырнул прямо в одежде.

Лола была еще пьянее меня, но, еле волоча ноги, она подошла к полосе прибоя и, замявшись, уселась на песок.

— Мне не во что переодеться, — промямлила она. После чего упала на спину, раскинув руки в стороны. — Я промокну и вся буду в песке.

— Ты уже в песке, — заметил я, убирая мокрые волосы со лба.

— Зато не мокрая. И у тебя дома для меня нет одежды.

Я хотел отпраздновать объяснением в любви, пивом и безудержным трахом. Хотел сказать ей: «Да хрен с ней, Лола, можешь переодеться в мое. Ты вообще можешь ни во что не одеваться».

Но я промолчал. Потому что уже тогда знал, что нельзя давить. Ей не хотелось плавать и не хотелось ехать домой в промокшей насквозь и тяжелой одежде.

Именно знание этой черты ее характера позволило мне спокойно отпустить ее из магазина — когда она так многозначительно спросила, что я делаю сегодня вечером — и, расслабившись всем телом, отступить за стойку.

И это же помогает понять, почему все общение с ней за последнюю неделю выглядит как два шага вперед и один назад. Но когда всего через пятнадцать минут она пишет мне, можно ли ей прийти ко мне вечером… по биению своего сердца я чувствую, что Лола уже приняла решение. И остается только надеяться, что оно то, какое я хочу.

Я пишу в ответ простое: «Конечно».

* * *

Три часа спустя, одновременно с тем, как Ансель берет свои ключи, раздается звонок в дверь.

— Ожидаешь компанию? — он смотрит на дверь и затем поворачивается ко мне. Он приходил взять на время моющий пылесос для своего нового дома, но задержался на час, болтая о новом жилье, о том, как хочет, чтобы Миа забеременела, и о прочих своих идеалистичных мечтах.

В окне виден силуэт Лолы, и это именно та причина, по которой я хотел спровадить его до ее прихода.

— Просто ужинаю с Лолой, — говорю ему я.

— «Просто ужинаю с Лолой», — самодовольно ухмыляясь, повторяет он.

— Давай домой, Ансель.

— А я и собираюсь, — отвечает он, посмеиваясь всю дорогу до двери.

Я открываю дверь, и мое сердце подскакивает при виде ее, стоящей там, и одетой, будто только что пришла с какой-нибудь вечеринки или интервью.

— Что-то Оливер сегодня ворчливый, — говорит ей Ансель.

— Правда? — отвечает она. — А я собиралась предложить сыграть в покер, но теперь сомневаюсь, выдержит ли напряжение этот любитель посостязаться.

— Напои его и обчисти до последнего цента. Это меньшее, чего он заслуживает.

Она поворачивается ко мне с улыбкой, явно довольная этой идеей.

— Так и запланировано.

Я слегка усмехаюсь.

— Ну удачи тебе.

— Как бы ни жаждал посмотреть на эту кровавую бойню, но поеду: я пригласил Миа на ужин. Пока, друзья, — говорит Ансель и наклоняется быстро поцеловать ее в щеку. Я почти отчетливо слышу, как он ей говорит: «Прикончи его», — после чего сбегает с крыльца, и остаемся только мы двое. Снова.

Лола идет мимо меня в дом, и в ее движениях заметно что-то новое. Больше женственности, и она это осознает.

— Все хорошо? — спрашиваю я.

Рядом с кухней она останавливается и поворачивается ко мне.

— Хорошо, — она убирает свои густые волосы за уши. Они тут же падают назад, и она снова улыбается, выглядя моложе, чем есть на самом деле. — Ансель хорошо погостил?

Я озадаченно улыбаюсь.

— Что? Да, он хорошо погостил.

Лола продолжает улыбаться и смотреть на меня.

— Рада, что вы, парни, сегодня повидались.

— Что с тобой? Твои потуги вести светские беседы так же ужасны, как и у моей тетушки Риты из Брисбена.

Смеясь, она идет на кухню, и я слышу звук открывающегося холодильника, звон бутылок и как он закрывается.

— Наверное, я нервничаю, — громко отвечает она.

Мой пульс грохочет в районе шеи.

— Нервничаешь от чего?

Теперь слышен какой-то шелест, позвякивание стаканов и звук льющейся жидкости, после чего она возвращается.

Покачивая бедрами, Лола подходит ко мне, протягивает пиво и шот текилы и смотрит мне в лицо.

— Нам сегодня о многом нужно поговорить, — говорит Лола.

Я сглатываю, желая раствориться в ней. Инстинктивно улыбаясь от ее близости, я спрашиваю:

— Вот как?

Она кивает, мизинцем убирая прилипшую к губам прядь волос.

— В Л-А ты сказал много интересного.

— О чем ты не подозревала? — тихо уточняю я.

— Возможно, не подозревала, да, — так же тихо говорит она, задерживаясь взглядом на моих губах, после чего смотрит в глаза. — Хотя уже давно хотела услышать.

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но она перебивает меня уже обычным голосом:

— Но сегодняшнее правило номер один: никаких поцелуев.

Она выпивает свой шот, морщится и делает большой глоток пива. А я поперхнулся своим.

— Что, прости?

— Ты слышал, — отвечает она.

Морщась, я большими глотками пью пиво.

— Никаких поцелуев когда?

— Пока мы пьяные, — объясняет она. — Я хочу поговорить.

Моя грудная клетка ощущается слишком тесной для всего, что внутри: сердце, легкие, эмоции, — и это не дает нормально вздохнуть. Вот оно, да? И происходит уже прямо сейчас?

Я протягиваю руку к ее волосам и спрашиваю:

— А существует правило номер два, если первое будет нарушено?

Ее медленно расцветающая улыбка просто волшебная.

— Не умничай.

Улыбаясь в ответ, я шепчу:

— Постараюсь.

Во мне бушует каждая капля крови. Наконец-то, блядь.

— И что сейчас тут происходит, Сладкая Лола?

Она невинно пожимает плечами.

— Мы будем играть в покер.

— Я тебя в порошок сотру, — предупреждаю я, прежде чем снова поднести бутылку ко рту.

Лола наблюдает, как я пью.

— Скорее это тебе придется стереть тут везде пыль своей одеждой, а я полюбуюсь, — я приподнимаю бровь, и она добавляет: — Мы будет играть на раздевание.

С удивленным смешком я отвечаю:

— Мы действительно о многом поговорим, если будем играть на раздевание, но при этом без поцелуев.

Повернувшись, Лола достает из кухонного ящика колоду карт и жестом приглашает меня присоединиться к ней за обеденным столом.

Все это так внезапно… но в то же время есть ощущение, что я ждал уже целую вечность. Я хочу шагнуть за границы нашей дружбы. Хочу сделать этот шаг и еще один за ним. Лола ворвалась сейчас ко мне, готовая все сметать на своем пути, и хотя я никогда ее такой не видел, ни за что на свете ее не остановлю.

Решительная Лола — это потрясающее зрелище.

Она похлопывает рукой по столу и этим отвлекает меня от своих мыслей.

Я сажусь напротив нее. Мы встречаемся взглядами, и никто из нас не смотрит в сторону и не рушит это напряжение. Мы так долго ходили вокруг да около, что клянусь, кожу покалывает, а в голове крутится вопрос: чем закончится этот вечер.

— Делаем ставки, — шепотом говорит она и убирает в сторону волосы, чтобы снять серьги. Она бросает их в центр стола и выжидающе смотрит на меня.

Я оглядываю себя в поисках, что вообще у меня есть. Часы. Джинсы, футболка, ремень, очки. Нет даже обуви и носков.

— Кажется, мы не на равных.

— Везет же мне.

Она понятия не имеет, что это я себя считаю везунчиком. Раз уже заслужил ее доверие. И особое расположение. А еще что стал свидетелем, как она берет свою долю ответственности за наши отношения. Я улыбаюсь и хочу снова сказать, что люблю ее.

Но вместо этого я снимаю часы и кладу их на стол, пока она сдает нам по пять карт.

Мы смотрим, каждый в свои, разложив их, и мать вашу, у меня две чертовы пары: два валета, две тройки, — и семерка.

— Твой настоящий покер-фейс никуда не годится, — хихикая, замечает она. — Неожиданность века.

— Могу раздеть тебя одной левой, — говорю я, помахивая перед ней картами и ощущая, как внутри меня теплеет, когда замечаю, что она схватывает двусмысленность. — Я открываюсь, — я беру свой ремень, медленно снимаю его и, свернув, кладу на стол. — Открывайся или скидывай, Кастл.

— А ты знаешь, что не аннулируй мы наш брак, я была бы Лорелей Ло?

Я киваю.

— Думал об этом раз или два, хотя всегда считал, ты оставила бы свою фамилию.

— Я до странного традиционна, — положив карты рубашкой вверх, говорит она. Как только я подумал, что Лола будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.

Под ним на ней только бюстгальтер.

— Повышай или подтверждай, — говорит она, и тут я понимаю, что уставился на нее.

Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится.

— Подтверждаю.

Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрел: тройка червей. И теперь у меня фул хаус.

Она сдает себе еще три карты — это уже максимум — и гримасничает.

— Круто.

— Твой покер-фейс еще ужасней.

Лола поднимает на меня взгляд и говорит:

— Можешь повысить, если хочешь.

Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.

— Можешь подтвердить, если ты хочешь.

Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.

— Ты пялишься, — шепотом говорит она.

— Ничего не могу с собой поделать, — ты же только что сняла с себя лифчик.

— Давай открывайся.

О черт, карты.

Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящих карты: валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.

Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.

Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.

— Ты снова пялишься.

— Ты все еще без лифчика.

— Я наврала, — рассеянно потирая пальцем нижнюю губу, говорит она.

Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере, самую малость.

— Когда?

— Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.

Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице.

— Ты про правило?

— Ага, про него, — она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. — И про каждый раз, когда видела тебя.

Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.

— Иди сюда.

Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву.

— Ты сдаешь.

После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Лола снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое, плюс свои носки.

— Согласно моим подсчетам, на тебе остались только две вещи, — пока она тасует колоду, замечаю я. — Штаны и что-то под ними.

Она смеется.

— Я не против насчет джинсов, но не могу проиграть свое нижнее белье.

— Но тебе некуда деваться. Моя очередь вскрываться после раздачи.

Она размышляет, и эффект двух бутылок пива дает о себе знать: ее взгляд быстро теплеет.

— Тогда пиши Харлоу. Скажи, пусть выберет наказание для проигравшего. Только не говори ей, кто проигрывает.

Кивнув, я достаю телефон и пишу сообщение Харлоу:

«Нам нужно наказание проигравшему в покер. Один из нас уже практически без одежды».

Не проходит и полминуты, как она отвечает:

«Чертов приватный танец, малыш».

Смеясь, я говорю Лоле: