— Она думает, это я проигрываю, не ты.

— Что она написала?

— Скажу, когда проиграешь.

* * *

Лола роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.

— Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.

— Тебе еще понадобится музыка.

Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет мой телефон. Она знает мой пароль, и, не долго думая, вводит его.

Прочитав сообщение Харлоу, она застывает с отвисшей челюстью.

— Я не собираюсь это делать.

— Тогда отдавай мне свое нижнее белье.

— Фиг тебе.

Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру.

— Ты что предпочитаешь: рок-н-ролл или клубную?

Она стонет.

— Оливер, я в жизни не исполняла приватный танец!

— Значит, клубная! — кричу я и жму на «play».

Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Лолы в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно, но господи.

Лола в одних только трусиках. В черных шелковых. Просто крошечных. Ее тело такое гладкое; мне хочется вонзиться зубами в мягкую плоть верха ее бедер.

Мою кожу начинает жечь.

Чувствуя биение пульса где-то в горле, я сажусь на стул.

Она шлепает мне по подрагивающей руке, и я прячу обе под внешнюю сторону бедер.

— Ты даже знаешь правила.

— Я смотрю, ты тоже.

Шагнув ближе, Лола впивается в меня взглядом.

— И почему бы тебе не проиграть?

Ее колени задевают мои, и я чувствую, как это прикосновение отзывается по всей длине моих ног.

— Было бы не настолько хорошо, правда?

— Это странно — видеть меня топлес? — спрашивает она, перешагивает через мои колени, после чего придвигается ближе и усаживается верхом.

Мне трудно дышать. Трудно думать.

Я оглядываю ее тело. Узкую талию и идеальные изгибы бедер. По всему боку у нее татуировка, и при таком тусклом свете ее не прочитать, но я надеюсь сделать это позже. А прямо сейчас я в миллиметре от того, чтобы прижаться лицом к ее груди.

— Это гребаное наслаждение, а не странно.

По кухне разливается музыка, медленно увлекая за собой мой пульс и, кажется, делая то же самое с пульсом Лолы, и она нерешительно подает бедрами вперед и назад. Ее руки держатся за мои плечи, словно дают зыбкое обещает, что это не последний раз, когда они там лежат.

— Лола… — шепчу я. — Просто делай все, что тебе удобно.

Она наклоняется и так внимательно смотрит мне в глаза, будто ищет упавшую ресничку, чтобы самой загадать желание. Ее взгляд немного нечеткий, но мне нравится подвыпившая Лола. Она словно выползает из своего убежища и вглядывается в окружающий мир. Прямо сейчас этим миром хочу быть я. И хочу, чтобы она видела только меня.

— Твоя тату, что там написано? — спрашиваю я ее.

Облизнувшись, она не отводит взгляд от моего рта, когда отвечает:

— «Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму».

Я начинаю перебирать в голове, где мог слышать эту цитату, но из-за близости ее обнаженного тела, запаха ее шампуня, кожи и легкого намека на аромат ее похоти… в моей голове пустота.

— Откуда это?

— Автор — королева остроумия, та, кто заставила повзрослеть целое поколение женщин: Элеонора Рузвельт, — Лола держится за спинку стула и во время своих движений наклоняет голову.

Тепло ее тела рядом со мной делает мой голос хриплым:

— Сколько тебе было, когда ты ее сделала?

— Семнадцать.

Ее волосы соскальзывают с ее плеча и щекочут мне руку. Когда ее взгляд встречается с моим, мою грудь стискивает при виде ее слегка размазанного макияжа, он делает ее сладко потрепанной, будто я с ней уже делаю, что хочу. Даже мыслей об этом достаточно, чтобы я ощутил отчаянный до дрожи голод.

— Это неловко сейчас? — шепотом спрашивает она.

Мои слова выталкивает резкий от возмущения выдох:

— Ни хрена.

Ее брови приподнимаются.

— Ты имеешь в виду, что привык, когда полуголые друзья танцуют у тебя на коленях?

— Думаю, тебе недостает одного предмета одежды, чтобы называться «полуголой», — поддразниваю ее я. — И, пожалуй, тебя уже нельзя назвать просто другом.

Она пристально смотрит на меня, покусывая свою губу.

— Это не неловко, потому что это — ты, Сладкая Лола. И полуголой ты выглядишь изумительно.

Тишина затягивается, когда она просто не сводит с меня глаз, от чего я не могу пошевелиться.

Но эта пауза не статична. В выражении ее лица есть очевидное изменение от игривости к искренности, и наблюдать это — словно одну за другой разорвать вибрирующие нити, стягивающие мои ребра.

— У тебя стоит? — она опускается ниже и потирается об меня, всего раз.

Ох, блядь.

У меня перехватывает дыхание, когда сердце подпрыгивает в горло. Она знает, что это так; мой твердый член прижался к ней.

— А ты мокрая? — в ответ спрашиваю я.

Я знаю, что она мокрая. Когда она снова наклоняется вперед, я чувствую это легкое скольжение по мне.

Она смеется, и ее внимание переключается с моих глаз обратно на губы. Она так близко, и это сейчас не мимолетный взгляд; он намеренный, длящийся целый век и скользящий по моему носу, щекам, после чего остановившийся на губах. Если она посмотрит чуть ниже, не сомневаюсь, она увидит замерший пульс у меня на шее.

— Ты сейчас думаешь о том, чтобы меня поцеловать? — спрашивает она.

Мой взгляд падает на ее губы. И я облизываюсь.

— А ты сейчас думаешь о том, чтобы я тебя поцеловал?

— Ты ответишь хоть на какой-нибудь мой вопрос?

— Да, но только на этот.

Этот ее смех — мой любимый: легкий теплый выдох. Наверное, она даже не знает, что издает этот звук. А потом время останавливается: наклонившись и после легкого колебания задержав дыхание, Лола прижимается своими пухлыми губами к моим.

Они теплые, мягкие и немного влажные, — это самый сладкий первый поцелуй в моей жизни. Лола дарит мне несколько первых изумительных и еле ощутимых прикосновений, прежде чем приоткрыть рот и осторожно захватить мою нижнюю губу своими.

Когда она посасывает и мягко покусывает, то издает еле слышный низкий звук, от которого я чувствую, что сокрушен.

Когда кончик ее языка задевает мой, мое сердце, похоже, собирается выскочить за пределы грудой клетки.

Блядь, я окончательно и бесповоротно сражен наповал.

Мне с трудом удается держать свои руки под бедрами, когда она отстраняется и облизывает губы.

— Я поцеловала тебя, — шепчет она.

Мой голос срывается, когда я отвечаю:

— Думал, мы не собирались этого делать.

Слегка пожав плечами, она шепотом продолжает:

— А я думаю, что собираюсь сделать это снова.

Сердце колотится так сильно, что я еле умудряюсь выдавить:

— Хорошо.

Когда она снова наклоняется, я со стоном высвобождаю руки и, отчаянно желая почувствовать ее вкус, тянусь к ней и встречаю ее на полпути, обхватывая ее лицо. Это словно взрыв: ощущение нашего соприкосновения в этом месте. Я, как голодный, жадно вбираю в себя каждый поцелуй, и все тело наливается ее сладостью, похотью и несдержанностью. Хочу поглотить Лолу целиком, но эти первые несколько поцелуев удивительно нежные. Ни к чему не ведущие, — поцелуи ради поцелуев. Потому что все сумасшедшее возбуждение спряталось в наших мышцах: в моих напряженных мышцах бедер под ней и в моих руках, еле касающихся ее лица, в ее смявших мою футболку кулаках и подрагивающих ногах. Это словно секс — как она целует меня, скользя своим языком по моему — но при этом медленнее и бесконечно более невинно.

— Не могу поверить, что ты это делаешь, — бормочу я в ее рот. — Я так давно этого хотел.

Мои слова заставляют ее напрячься, и она отстраняется, медленно моргая.

— Теперь все испортится?

Я осторожно убираю руки от ее лица и опускаю их по обе стороны от своих бедер.

— Все может только улучшиться. Ну а мы можем делать все, что ты захочешь, — я тянусь к ней, чтобы поцеловать ее снова, и повторяю: — Все, что захочешь. Мы можем включить фильм и отдохнуть. Можем остаться здесь и целоваться. Или просто еще поиграть в карты.

Тиканье часов в холле раздалось не меньше сотни раз, прежде чем Лола заговорила.

— Я не хочу оставаться здесь и играть в карты.

Мне стало нечем дышать.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

— Или смотреть фильм.

Я киваю, давясь собственным дыханием.

— Все, что захочешь, лапочка.

— И мне будет мало только поцелуев, — она поднимается и тянет меня за собой. Мы стоим так близко, что мое дыхание играет с ее волосами, когда она смотрит на меня с широко раскрытыми глазами.

Лола рукой скользит по внешней стороне моей ладони и, переплетя наши пальцы, разворачивается и ведет нас по коридору.

Глава 9

Лола


В комнате Оливера я была всего раз — когда он что-то чинил в гараже и попросил меня принести его телефон — но тогда у меня особо не было времени осмотреться, как все устроено в его секретном месте. И еще казалось неуместным находиться в его неприкосновенном пространстве; схватив телефон, я быстро ушла. Я тогда не позволяла себе проанализировать свои чувства. Ведь мы были просто друзьями. И находиться в его комнате, где он бывает голым или спит, не имело слишком большого значения. Просто ощущалось подчеркнуто личной территорией, куда обычно те Лола+Оливер не заходили.