Растерянно моргая, я смотрю на трех женщин у меня дома.

— Я написала им смс, — со взмахом руки объясняет Харлоу. — В разгар трахофеста. После того как ты кончила — как я поняла — но до того как кончил Оливер.

— Ты устроила общий сбор, потому что я занималась сексом с Оливером? — накрыв лицо ладонями, я бормочу: — О боже.

Покачивая головой, Харлоу убирает мои руки от лица.

— Я просто рада, что тебя наконец отымели.

— Харлоу, — оттаскивая ее от меня, встревает Миа. — Не смущай ее.

— Говорит девица, которая сегодня еле ходит.

Не обращая на нее внимания, Миа вталкивает меня в квартиру. Хотя все верно: Миа ковыляет. Но дело не в ее ноге, Харлоу ни за что не стала бы ее поддразнивать этим. Миа движется, как старушка или беременная на очень, очень большом сроке.

Будто ее спина вот-вот разломится пополам.

— Что это с тобой, Бланш[47]? — ухмыляясь, интересуюсь я.

— Ш-ш-ш, — отмахивается она от меня.

Мы усаживаемся в гостиной, Миа с Лондон на диване по обе стороны от меня, а Харлоу на журнальном столике передо мной.

— Самое главное, что нужно обсудить, — драматическим тоном начинает Миа, — это как мы тебя подвели.

Повернувшись к ней, Харлоу уставилась на нее в радостном изумлении.

Я отодвигаюсь от Миа и скептическим взглядом окидываю их троих.

— Чего-чего?

— Все это время, — говорит Миа и подносит свою изящную руку к шее, — у тебя развивались отношения с Оливером, и стоит признать: ты не рассказывала нам обо всем этом, потому что мы редко виделись. А ведь мы подруги.

Я уныло смотрю на нее.

— Ты что, пассивно-агрессивный тролль?

Харлоу с Лондон кивают.

А Миа энергично мотает головой.

— Мы просто были слишком заняты.

— Ну да, ты ж покупала дом, балда.

Миа с улыбкой соглашается.

— Я целыми днями так была занята с документами, что некогда было взять трубку, балда.

Я со смехом откидываюсь на спинку дивана.

— Это просто произошло.

— Ну да, и ни секунды на раздумья, — невозмутимо замечает Харлоу.

Кивнув, Миа говорит:

— Это так похоже на нашу Лолу. Столько спонтанности.

— Нет, я имею в виду, вчера вечером… — начинаю я.

— Вчера вечером вы, ребята, впервые флиртовали друг с другом, а потом — бах! И секс? — спрашивает Харлоу и кивает, будто она уже знает правильный ответ.

— Вы просто три жуткие шлюшки, — усмехаясь, заявляю я. — А мне пора собираться.

Встав с дивана, я направляюсь в свою комнату.

— Но нам по-прежнему нужны подробности, — кричит Миа и идет за мной следом.

Подробности.

Моя голова только ими и забита. В ней нет никого и ничего, кроме Оливера. Я хочу вытатуировать на коже каждую подробность: очертания его рта во время его оргазма, мягкое прикосновение его пальцев к моим плечам, когда они скользили к моим волосам, как приподнимались и опускались его плечи от движений во мне.

— Было хорошо.

Стоя на пороге комнаты, Харлоу хмыкает, наблюдая, как Миа и Лондон расположились на моей кровати.

— Он вломился в твое влагалище и — судя по звукам — чуть не разломал мебель, и это было просто «хорошо»?

Я поднимаю голову от ящика в шкафу, откуда доставала одежду.

— Ты не могла бы не произносить слово «влагалище»?

— Это великолепное слово, — спорит она. — И ты должна гордиться…

— Господи, я уверена, мои женские прелести просто невероятны, — перебиваю ее я и отворачиваюсь, чтобы продолжить собираться, — но это не великолепное слово. Великолепное место, да. Но слово — просто жуть.

— Да, нужно придумать получше, — соглашается Лондон. — Хотя лично мне нравится киска.

— Но мы не станем называть свои киски так же небрежно, как парни свои члены, — настаивает Харлоу.

— А это разве плохо? — спрашивает Миа. — Может, нам стоит быть с ними чуть небрежнее?

Харлоу выглядит оскорбленной.

— Ну, например… лазейка, — Лондон обеими руками показывает себе между ног и оглядывает всех в поисках поддержки. — Типа это моя «лазейка».

— Может, лучше что-нибудь другое, не рифмующееся с одноглазой змейкой? — предлагаю я.

— Ой, — весь энтузиазм Лондон тут же испаряется. — Это так странно. Я даже не сообразила. Честно говоря, давно не думала об одноглазых змейках.

— Как новый дом? — спрашиваю я Миа, меняя тему. Затем застегиваю сумку и ставлю ее рядом со столом.

Она пожимает плечами и блаженно улыбается.

— Безумно красивый. Вчера получили ключи.

— И ночевали там? — уточняю я.

Она кивает.

— Там еще ни мебели, ни электричества. Внутри холод собачий, и Ансель голым нарезал несколько кругов по дому, прежде чем атаковать меня прямо на деревянном полу гостиной, — она хватается за поясницу и морщится. — Я в свои двадцать три старовата для секса на полу? Как-то надеялась на бóльшую долговечность.

— Что ж, это объясняет, почему ты согнулась в три погибели, — замечаю я.

Лондон вздыхает.

— Я бы занялась сейчас сексом хоть на отвесных скалах.

Я даю ей пять, но она тут же хватает меня за руку и сильно шлепает по ладони.

— Погоди-ка. Я забираю назад свои пять. У тебя вчера был мега-трах. И еще сегодня.

— В последний раз такое у меня было почти год назад! — не соглашаюсь я. — И я еду в Л-А, где буду три дня без мега- и даже просто траха. Так что давай-ка все же пять.

Лондон вяло касается моей ладони, а при упоминании о Л-А мы вчетвером погружаемся в молчание. Эта тишина говорит, что они закончили надо мной издеваться. Но раз все остаются на своих местах, мне понятно, что они никуда не уйдут, пока наконец не услышат подробности.

Поэтому я рассказываю, что могу.

Рассказываю, как я его рисовала и как после этого ослабла напряженность. Что мои чувства начали расти в геометрической прогрессии, едва я их просто признала. Выкладываю о том вечере обнимашек у него дома, о вечеринке в Лос-Анджелесе и о баре после нее. Об откровенном признании Оливера, что он в меня влюблен.

Давление у меня внутри так сильно нарастает, что трудно сделать глубокий вдох.

Харлоу прижимает руку к своей груди.

— Он так и сказал?

Я киваю, покусывая ноготь, и отвечаю:

— Так и сказал.

— И не занялась с ним сексом в ту же ночь? — уточняет Миа.

— Тем более в отеле, — добавляет Харлоу, в ужасе от моей упущенной возможности.

Это становится уже чересчур, я чувствую, как сильно сказалась на моей жизни эта многомесячная тоска по Оливеру.

— Это слишком важно для меня, — говорю я.

И мои глаза неожиданно наполняются слезами.

Оттолкнув удивленную Харлоу, я несусь в ванную и закрываю за собой дверь.

— Что… — я слышу, как говорит Лондон.

А Харлоу тихо бормочет:

— Понятно.

Я слышу ее тихий стук в дверь, пока ополаскиваю лицо прохладной водой и вытираю мягким полотенцем.

Дыши.

Это просто все и сразу, — говорю я себе. — Дыши.

— Лола?

— Просто дай мне пару минут.

Не знаю, откуда у меня этот мрачный страх. Кровь то холодная от ужаса, то горячая от восторга, — это чередование просто сводит с ума. Все хорошо. Мы в порядке. Тогда почему у меня такое чувство, будто я в руке пытаюсь удержать ураган?

Я расчесываю волосы и снова собираю их в аккуратный хвост. Подкрашиваюсь. Уставившись на себя, я стараюсь не волноваться, что отражающаяся в зеркале женщина непременно все испортит.

— Лола, — шепчет Харлоу через дверь. — Лола. Это ничего, что ощущается так интенсивно. Оливер никуда не денется.

* * *

Машина останавливается у Four Seasons в Беверли Хиллз, водитель достает из багажника мою скромную небольшую сумку и любезно улыбается, когда я ему оставляю в качестве чаевых единственную жалкую десятку, что была у меня из наличных.

Я вздрагиваю, когда посыльный одновременно со мной тянется к сумке, после чего мы оба хором извиняемся. Его улыбка сочувственная, и он кивает в сторону роскошного входа в отель. Должно быть, я выгляжу, будто коматозник: толком не выспавшаяся предыдущей ночью, я дрыхла, как насосавшийся молока младенец всю дорогу от Сан-Диего. Но даже с приходом сумерек и наличием манящей кровати в моем номере, к сожалению, я знаю, что буду на ногах еще несколько часов.

Номер уже оплачен, и с ключом в руке я поднимаюсь наверх. Роскошный люкс оформлен в нейтральных тонах с яркими цветами в вазе на столе. Огромная двуспальная кровать занимает максимум пространства спальни, а сквозь приоткрытые французские двери, ведущие на балкон, виден горизонт Лос-Анджелеса.

Он очень красивый, а грядущие дни обещают быть захватывающими, но у меня сосет под ложечкой. Как бы отчаянно это ни звучало, но мне не нравится идея несколько дней быть вдали от Оливера. У нас все только началось, и еще не время даже для коротких расставаний.

Беру телефон, чтобы ему позвонить, и вижу два пропущенных звонка от моего редактора, три от Бенни и один от Оливера.

Первым я прослушиваю сообщение Оливера, пока иду в ванную, попутно раздеваясь. Мне нужен душ, еда в номер и полноценный сон.

«Привет, лапочка. Уже соскучился. Надеюсь, дорога была легкой. Сегодня собираюсь поужинать с нашими. Тебя там будет не хватать. Позже тоже, — он понижает голос: — Не хочу сегодня спать один в своей постели. Хочу там тебя и верхом на мне. Лола, я спятил. Позвони, когда приедешь, и мы с тобой поиграем. Я люблю тебя».

Я слушаю запись снова и снова, пока не включаю воду и с улыбкой не вспоминаю каждое его прикосновение, забыв о других сообщениях, мигающих красным на экране телефона.

* * *

Машина забирает меня у входа в отель на следующий день в девять утра, и по дороге через центр Л-А я глазею в окно. Вчера после душа я перезвонила Оливеру, и мы разговаривали три часа, пока не охрипли от усталости. Внезапно мне хочется иметь его и наше фото — чтобы смотреть на него вместо однообразия зданий, тротуаров и габаритных огней машин впереди.

Но когда я достаю телефон, чтобы посмотреть, какие у меня вообще есть фотки, на экране мигает уведомление о еще одном звонке Бенни.

— Блин, — еле выдыхаю я, большим пальцем чувствуя, что телефон был поставлен на беззвучный режим с момента приезда из Сан-Диего. — Блин, блинский блин! — я забыла, что он звонил. И даже не прослушала его сообщения.

«Лола, это Бенни, перезвони».

«Лола, милая, я только что разговаривал с Эриком. Он ждет, когда ему пришлешь рукопись».

Мой редактор? Что?

«Привет, Лола, это Эрик. Набери мне. Как успехи с «Майским Жуком»? Нужно вычитать, что уже есть, и обсудить, понадобится ли тебе дополнительное время».

— Дополнительное время? — вслух повторяю я. Водитель тут же смотрит на меня в зеркало заднего вида. А я трясущимися руками открываю приложение с календарем.

Я не могла перепутать сроки.

Просто не возможно, чтобы я перепутала сроки.

Ищу и быстро моргаю. Я вроде бы знаю о сроках по книге на следующей неделе — все время себе напоминаю, что пора доделать — но в календаре ничего нет. Прокручиваю вперед на одну неделю, две, три… Ничего. Пролистываю назад эту неделю, предыдущую. Тоже ничего.

Водитель подъезжает к офисам студии, и, рассеянно поблагодарив, я выхожу из машины. Руки становятся влажными от пота. Со страхом где-то в животе открываю календарь на две недели назад. С пометкой на среду там красуются слова:

Сдать «Майского Жука» Эрику.

Это было две недели назад.

У меня готово всего семнадцать панно для следующей книги, а срок сдачи был две недели назад. Теперь я понимаю, почему Эрик писал мне на почту, как обычно, перепроверяя. И теперь понятно, почему Бенни нервничал о книге, как о своей собственной. Никогда в жизни я не запарывала дедлайны — даже такие незначительные, как домашние задания по математике.

Я выбегаю из здания и хотя понимаю, что опаздываю на встречу с Остином и Лэнгдоном, но больше ждать не могу. Бенни на мой звонок не отвечает, и я оставляю ему бессвязное сообщение, истерически пытаясь объяснить произошедшее: что я внесла уведомление в календарь и почему-то запомнила, что это будет в марте, а не в феврале, и пусть он позвонит Эрику и все объяснит, и пожалуйста, пусть скажет, что мне нужно еще время, и я никогда больше о таком не попрошу, и все это полностью моя вина.

Приходит сообщение от Оливера: «Удачи сегодня!» — и моя паника возрастает в разы. Я понятия не имею, как собираюсь сегодня сосредоточиться хоть на чем-нибудь, зная, что так мощно облажалась.