«Ему больше нельзя доверять».

– О, ты хорошо говоришь, – рассердилась Мири. – Но сколько я тебя ни просила, ты продолжаешь душить на скотном дворе бедных полевых мышек.

Кот уставился на нее янтарными глазами.

«Я охотник. Это у меня в природе. У него тоже. И ты его не изменишь».

Мысли Колдуна привели Мири в смятение. Она всегда доверяла инстинктам своих четвероногих друзей, волшебное общение с ними после утраты обоих родителей было для нее единственной радостью. Пока не вошел в ее жизнь Симон, внесший магию другого рода.

Сердито глянув на Колдуна, девочка проворчала:

– Что ты знаешь? Ты всего лишь кот.

Бросив Колдуна на пол, Мири вслед за Симоном вошла в комнату Арианн, захлопнув дверь перед носом кота.


В палатке было жарко, и Ренар приоткрыл клапан, впустив свежий воздух. Легкий ветерок, шурша, развевал упавшие на лицо каштановые волосы его спящей госпожи.

Арианн свернулась калачиком на его раскладушке, глубоко зарывшись в меха. Спала крепко, в чем, несомненно, нуждалась после многих беспокойных ночей. Ренар не торопился ее будить или положить конец этому недолгому волшебному перерыву в повседневности.

В первый раз их занятие любовью было неудержимым, бурным соитием на настоящем земном ложе. Второе было более неторопливым познанием тел друг друга в сравнительно удобных условиях его палатки.

Третье было недалеко от чуда. Он не представлял, что возможно такое слияние – тел, умов и душ.

Теперь же, переодевшись в сухое, он примостился на краешке кровати, сидя на страже спавшей Арианн, с нежностью наблюдая, как она спит. Никогда раньше он не питал к кому-либо такого нежного покровительственного чувства, как к этой неудержимо отстаивавшей свою самостоятельность женщине.

Улыбнувшись, он ласково откинул со лба кончики ее волос, все еще влажных то ли после купания, то ли от других усилий. Когда Хозяйка острова Фэр, наконец, решилась отдаться мужчине, она отдалась вся.

После всего, что было между ними на этой уединенной поляне, она, конечно же, согласится стать его невестой. Он все-таки покорил ее, но победа была нелегкой. Ренар нахмурился: в голове пронеслись слова Арианн. «Я узнала о тебе все, что мне нужно было знать, в тот вечер, за ужином, когда ты, наконец, рассказал мне, кто ты».

Если не считать того, что она не узнала. Она еще многого не знала о его прошлом, и теперь он гадал, как вообще ей рассказать все. Он, как трус, надеялся, что никогда не придется рассказывать ей остальное о своей бабушке и тех старых временах.

Словно каким-то образом почувствовав его тревожные мысли, Арианн беспокойно заворочалась. Приоткрыв глаза, повернулась на спину, и Ренар изо всех сил постарался скрыть озабоченное выражение.

Арианн некоторое время недоуменно моргала глазами, словно не понимая, где она находится. Потом улыбнулась и, когда он, нагнувшись, неторопливо и ласково поцеловал, обвила руками его шею.

– М-м-м, – лениво потянулась Арианн. – Так чудесно вздремнула.

– Я рад. Тебе надо было поспать.

– Но и в самом деле уже поздно. Не надо было давать мне столько спать.

С этими словами она заставила его лечь рядом.

Укладываясь, Ренар беспокойно посмотрел на нее:

– Надеюсь, что это твое единственное сегодняшнее сожаление и ты не считаешь, что утратила со мной часть своей магии.

– Моя магия сильнее, чем когда-либо, – уткнувшись в его плечо, заверила Арианн. – У меня даже такое чувство, что теперь я смогу браться за излечение всех болезней в мире.

Она, в самом деле, не помнила, когда испытывала такое удовлетворение и душевный покой. Во всяком случае, после золотых дней, когда мама еще не была так больна.

Уютно прижавшись к Ренару, она в то же время ощущала в нем какую-то напряженность. Откинувшись назад, попыталась заглянуть ему в глаза. За все время их любовных ласк он ни разу не сказал, что любит ее.

Однако она была уверена, что видела в его глазах чувство к ней, глубокое чувство, которое он, возможно, не полностью осознавал. Правда, был вызывающий беспокойство призрак чего-то еще.

– Что у тебя не так? – спрашивала она, улыбаясь, стараясь придать голосу игривые нотки. – Надеюсь, что ты тоже ни о чем не жалеешь?

– Какие еще могут быть сожаления. – Он привлек ее к себе и поцеловал в затылок. – С первого дня нашего знакомства я только и делал, что добивался тебя.

– Потому что тебе сказали, что я твоя судьба?

– Потому что ты самая удивительная женщина, каких я когда-либо встречал.

– Я? – недоверчиво рассмеялась она.

– Да, своими спокойными глазами ты много требуешь от мужчины: чести и силы, искренности и отваги.

С любовью глядя на него, Арианн приподнялась на локте:

– Неужели это так много? У тебя все это есть.

– Не думаю, что всякий мужчина может служить образцом, какой тебе требуется. Ты женщина поразительной силы и такой могущественной магии. Словно все легенды этого острова…

Арианн прервала его печальным покачиванием головы.

– Возможно, такой была моя мать. Но не я. Говорят, что когда-то очень давно, в начале времен, остров Фэр был центром мира. Идеального мира, где мужчины и женщины жили в согласии и гармонии – были равными по силе партнерами в работе и любви.

– И ты искала этого все эти годы? Возвращения этого идеального мира?

– Нет, все, чего я хотела, – это иметь возможность заниматься своим целительством, спокойно, без страха, делиться своими знаниями с миром. Чтобы меня уважали, называли лекаршей, а не ведьмой. Знаю, для женщины глупое желание.

– Нет, не глупое, и я хотел бы иметь возможность дать тебе все это. Но я, Арианн, могу отдать тебе мое уважение. У тебя удивительный дар целительницы. Если бы рядом с моей матерью был кто-то подобный тебе, возможно, она бы выжила, давая мне жизнь, и я бы имел возможность ее знать.

– А как же твоя мудрая бабушка? Люси наверняка обладала умением, равным моему.

– Люси никогда не владела искусством целительницы. Ее талант лежал в другой области. Может быть, если бы она уделяла больше внимания приготовлению лекарств, вместо того чтобы вызывать видения… – На мгновение Ренар сурово поджал губы. Потом встряхнулся. – А-а, возможно, не было бы никакой разницы. Вряд ли бы бедная мама выжила, рожая такого бугая, как я. Одного моего вида хватило бы, чтобы напугать ее до смерти.

Ренар пытался шутить, но Арианн уловила в глазах его проблеск боли, долго сдерживаемой вины.

Она нежно провела пальцами по его лбу:

– Ренар, я присутствовала при многих родах. Часто одна жизнь кончается, чтобы дать начало другой. Просто таков печальный порядок вещей. Я не думаю, что твоя мать винила бы тебя в своей смерти.

– Так всегда говорил Туссен. Он рассказывал, что Брианн, моя мать, трудно переносила беременность. Когда поняла, что умирает, просила Туссена передать мне, что один миг со мной на руках стоит целой жизни с пустыми руками. Чепуха, конечно, – угрюмо заметил Ренар. – Просто очередная глупая выдумка Туссена.

– Твой кузен – прямой, откровенный человек, никогда не преувеличивает. Уверена, что мама твоя говорила от всей души. Рождение ребенка – это такой подарок, такое чудо для женщины…

Арианн умолкла. Вообще-то она не позволяла себе задумываться о том, чтобы иметь ребенка. Заботы о сестрах, Бель-Хейвен, обитателях острова требовали от нее полной отдачи сил. Ей даже удалось убедить себя, что это вполне ее устраивает, но теперь ею вдруг овладело страстное желание понянчить собственное дитя, особенно девочку. С изумрудными, цвета леса глазами, как у Ренара.

– Это легко устроить, – отозвался Ренар, словно она произнесла это вслух. – Для меня было бы величайшей радостью видеть тебя носящей нашего ребенка. И глубочайшей тревогой. Когда мы поженимся, я постараюсь, чтобы у тебя было столько дочерей, сколько захочешь.

– Ренар! – смеясь, запротестовала Арианн.

– Что? Разве ты только что не сказала, что хочешь дочку?

– Я не сказала ни слова.

Ренар, поняв, что натворил, удрученно вздохнул:

– Извини, дорогая. Я никогда так не умел читать кого-либо, как тебя. Это из-за твоих спокойных глаз. Они, словно окна, открытые в твою душу. Но я обещаю, что перестану подглядывать.

– Ладно, – вздохнула Арианн. – Это просто из-за того, что я так долго держала свои мысли при себе. Ты должен дать мне время, чтобы я привыкла делиться с тобой.

Несмотря на высказанное ею обещание, Ренар пристально посмотрел ей в глаза:

– Так ты действительно намерена разделить со мной жизнь? Выйдешь за меня, милая?

Арианн лишь секунду колебалась, прежде чем нежно коснуться губами его губ.

– Да, Жюстис. Я выйду за тебя.

Он привлек ее к себе, сначала нежно, потом все более страстно прильнув к ее губам. Она почувствовала, как между ними снова возникает желание, когда неожиданно услышала зовущий из-за деревьев голос.

Одновременно, чуть отодвинув ее от себя, насторожился и Ренар. Голос стал громче, все ближе слышался треск сучьев и топот тяжелых сапог.

– Месье? Жюстис?

– Туссен. – Вскочив на ноги, Ренар сказал: – Я перехвачу кузена, дам тебе время одеться. Туссен, должно быть, уже предполагает, что ты здесь, иначе не приближался бы с таким шумом, как дикий кабан. Однако не беспокойся, он не станет болтать.

Арианн, наспех одеваясь, кивнула. Сорочка все еще была сырой, она с трудом залезла в платье, не обращая внимание на царапающую кожу шерсть. Когда вышла из палатки, Ренар был уже поглощен разговором с Туссеном. Старик привязывал коня рядом с Геркулесом.

Оба поглядели на Арианн, и она сразу поняла, что случилось что-то серьезное. Забыв о смущении, с тревожно стучавшим сердцем направилась к ним.

– Ренар, что там? Что случилось? Первым заговорил Туссен:

– Ой, мадемуазель, ваши люди вас всюду обыскались…

Ренар прервав его, положил ей на руки свои ладони, словно ограждая ее от зловещих новостей.

– Арианн, тебе надо немедленно вернуться в дом. Габриэль… очень сильно больна.

– Что? Но только утром я видела ее, когда выходила из дома. Она была в полном порядке.

– Знаю. – Ренар беспокойно переглянулся с Туссеном. – Это вряд ли возможно, но, так или иначе, Габриэль отравили.

Глава двадцать первая

Наступила ночь. Бель-Хейвен окутал тяжелый удушливый воздух. Волшебный день, проведенный в объятиях Ренара, остался где-то далеко позади. Весь мир сократился до одинокой свечи, огонек которой мерцал у постели Габриэль. Слабый огонек, не дающий тьме опуститься на них всех. Страшные судороги, потрясавшие Габриэль, кажется, ослабли, но это наблюдение мало утешало Арианн. Похоже, организм сестры просто слишком ослаб, чтобы продолжать бороться с растекшимся по телу ядом. Габриэль сильно побледнела, ее когда-то восхитительные золотистые волосы превратились в липкие пряди, кожа блестела от пота.

Девушку трясло, у нее почти не было сил открыть глаза. Арианн лихорадочно хлопотала вокруг, растирала руки, укрывала одеялами в тщетной попытке удержать тепло в теле сестры. Она пыталась сохранить деловой настрой, свойственный ей у постели больного, но сейчас у нее тряслись руки. Она изо всех сил старалась скрыть это обстоятельство и свое все усиливающееся отчаяние, хотя, к счастью, этого никто не видел.

Мири обезумела почти до истерики. При виде тяжелобольной сестры к бедной девочке вернулись воспоминания о ночи, когда умерла мать. Арианн была благодарна Ренару, когда тот увел сестренку из комнаты.

Остался только Колдун, свернувшийся калачиком в ногах. Кот печально глядел на Арианн, словно пытаясь что-то сказать или как-то утешить. А может быть, как все остальные в доме, просто ждал чуда от Арианн, на которое она была неспособна.

Она уже пыталась очистить желудок Габриэль или выпарить яд с потом. От отчаяния даже хотела прибегнуть к нелепому способу, которым часто пользовались врачи на материке, – кровопусканию. Но ничто не помогало.

Габриэль угасала у нее на глазах, и никогда еще Арианн не чувствовала себя такой беспомощной. У нее не было магического средства бороться с этим злом. Может, надо было вернуться в рабочую комнату и предпринять еще одну отчаянную попытку разгадать загадку перчаток в надежде найти противоядие. Но Габриэль, рыдая, умоляла сестру не оставлять ее, и Арианн уступила.

К тому же из этого ничего бы не вышло. Если ей до сих пор не удалось раскрыть секрет гнусной черной магии Екатерины, как она могла надеяться получить результат в оставшиеся несколько страшных часов?

Сколько же точно осталось у сестры времени? Арианн постаралась вспомнить, что говорил ей Реми о Жанне Наваррской.

«К тому времени, когда мы вернулись во дворец, у королевы начались мучительные приступы боли, будто бы она выпила целую кружку ядовитого зелья из болиголова. Утром она скончалась».