Настало время встречать стадо на месте мойки, в излучине реки у Твелвтриз, где была большая отлогая отмель, переходившая в галечный пляж. На другом берегу возвышался крутой обрыв. Здесь дожидались Елизавета и другие девушки, а с ними и хозяин – Пол, который должен был руководить мойкой.
Пол радостно приветствовал кузин и похвалил ветку желтой дымянки, которую Елизавета приколола к прическе. Нужно было соорудить узкую горловину на пути стада, а затем прогнать овец по мелководью, сделав барьер из веток, чтобы не дать им удрать.
– Это идеальное место для мойки, – заметила Елизавета, – можно подумать, что его специально создали для этого.
– Да, так оно и было, – ответил Пол. – Бог ничего не делает зря, кузиночка. Где гирлянды – я слышу приближение стада.
Блеяние овец становилось все громче, и вот огромная отара, подобно сливочной реке, полилась по направлению к обрыву, к воронке, образованной ивовыми плетнями, Специально выбранные для этого люди выстроились двумя цепочками в воде, чтобы овцы прошли между ними, остальные должны были принимать их на противоположной стороне. Зрители подбадривали их криками, а два священника вышли вперед, чтобы благословить отару, и начали распевать молитву об успехе мойки. Овцы дошли до края воды и тут остановились. Старый баран-вожак помешкал на берегу, раздумывая, что менее приятно: собаки или вода. Затем он прыгнул в воду, подняв столб брызг, искрящихся на солнце, а за ним, под одобрительные крики и понукания пастухов, последовала отара.
Овцы переплыли реку, направляемые мойщиками, и начали выбираться на пляж. На другой стороне пастухи схватили позвякивающего колокольчиками вожака, и тут вперед выступили девушки. Элеонора встала перед ним на колени и увенчала его витые желтые рога изящной гирляндой из желтых и белых цветов, перевитых голубыми лентами. Застегнув ее на вожаке, она наклонилась и поцеловала его в нос. Елизавета с тревогой наблюдала за ней – хотя барана крепко держали пастухи, у него были длинные желтые зубы и дурной нрав. Она бы не рискнула совершить такой подвиг.
Однако баран воспринял это вполне хладнокровно и, освобожденный, сделал несколько шагов вперед, гордо неся увенчанную цветами поднятую голову. Теперь Элеонора надела ему второй венок на шею. Елизавета за руку оттащила ее с пути вожака, которого пастухи вели к стригальне, где овец дожидались важные стригали со сверкающими заточенными ножницами.
Белое море отары хлынуло за вожаком, подгоняемое собаками, а за ним устремились и люди. Среди них Елизавета увидела и цыган, которые славились как чесальщики и странствовали от одного места стрижки к другому. Несколько недель после стрижки чесальщики будут жить в лагере среди гор шерсти, расчесывая ее и освобождая от песка и грязи, чтобы потом ее могли упаковать в огромные тюки паковщики Морлэнда. Паковкой занимались только доверенные лица, так как работа чесальщиков оценивалась по весу, и шерсть продавалась на вес, поэтому нужен был глаз да глаз за тем, чтобы чесальщики не подложили в тюк несколько камней.
Наступил решающий момент стрижки. К делу приступили стригали, у каждого из которых был помощник-мальчишка, державший овцу, пока стригаль обрабатывал ее, а все остальные были заняты тем, что подводили овец и оттаскивали в сараи груды шерсти. Стоял оглушительный шум – блеяли протестующие овцы, кричали рабочие, отдавая распоряжения и кляня ускользнувших от стрижки овец. Работа была жаркая, пыльная и вонючая, и даже на женщинах, снующих туда-сюда с кувшинами воды, эля и молока, оседала тонкая пленка овечьего жира, на который мгновенно налипала пыль.
Внутри сараев кипы шерсти громоздились до стропил. Когда наступили весенние сумерки, зажгли факелы, чтобы докончить дневную работу. Но вот все было сделано, и можно приступать к празднику. Пыльные рабочие умывались из стоявших во дворе корыт при свете костров, а на расставленных столах было выставлено угощение. Самые красивые девушки вышли вперед, чтобы увенчать гирляндами и букетиками цветов лучших стригалей, и были расцелованы за свои хлопоты, к восторгу собравшихся.
Никто не ел с самого рассвета, и сначала все только утоляли голод. Столы ломились от гор жареного мяса, свинины и баранины, а также дичи, холмов из черного и белого хлеба, лепешек и плетенок. Было изобилие фруктов – лимонов, апельсинов, фиг, фиников и остатков осеннего урожая яблок, сморщившихся за зиму. Были россыпи конфет, пирожков с шафраном, пудингов и пирожных с фруктами и жженым сахаром, а также многое другое.
Когда люди утолили первый голод, наступило время для вина, а затем и для музыки. Ряды морлэндских музыкантов пополнились любителями из деревни, с их волынками и серебряными свистками, а также хором мальчиков под руководством мастера Филиппа, к которым присоединились десять стригалей, образовав трехголосый хор. Они исполняли всевозможные песни: от гимнов до любовных песен и от стригальных песен, которым было лет не меньше, чем холмам, на склонах которых паслись овцы, и большинства слов которых никто уже не понимал, до современных популярных песен юга Англии.
Когда с пищей потихоньку расправились, молодежь устроила хоровод вокруг большого костра на отмеченной факелами квадратной площадке. Было устроено костюмированное представление о Робин Гуде, затем появились, под приветственные возгласы, Лошадь и Клоун, начавшие охотиться на визжащих деревенских девушек, загоняя их в кусты, и унося их ленты, и, вероятно, в эту бурлящую летнюю ночь было похищено немало драгоценных сокровищ. Елизавета наслаждалась каждой минутой: она ела, пила, танцевала и пела, смеялась шуткам клоунов, подбадривала борцов, один из которых даже свалился в костер, а потом смеялся громче всех, обнаружив, что у него на штанах прогорела задняя часть.
Наконец, когда звезды почти уже погасли, наступил час танцев. К тому времени старики уже клевали носом, а детвора спала либо по углам, сладко почмокивая липкими от сладостей губами, либо на коленях бабушек. Последним танцем был по традиции «овечий танец», завершавший празднество. Молодежь разбивалась на две группы, девушки изображали овец, а юноши баранов, и обе группы описывали круги вокруг костра – юноши по часовой стрелке снаружи, а девушки внутри, взявшись за руки и обратившись лицами наружу, а спинами к огню, кружась все быстрее и быстрее, пока у них не закружились головы и они не начали повизгивать от восторга. Не так-то просто танцевать спиной назад, а они двигались все быстрее и быстрее, пока не теряли ориентацию и не выдыхались. Тут наступал момент, когда юноши разрывали цепочку и выхватывали свою партнершу, разбиваясь на парочки.
И в этот раз, когда цепочка девушек остановилась, и они, изнеможенные, попадали на землю, около Елизаветы оказался Пол, который схватил ее за руку и помог встать.
– Мы будем первыми, – возбужденно воскликнул он, а Елизавета расхохоталась и последовала за ним.
Она потеряла свой чепец, была вся в пыли и опьянела от весны и танца. Ее волосы развевались, как грива дикой кобылицы, рубашка расстегнулась на горле, так что обнажилась ее нежная белая шея. Вожделение к ней будоражило кровь Пола.
И вот погасли последние всполохи огня, а пары все еще танцевали вокруг. Настало время для прыжков через костер: считалось, что если та пара, которая решила пожениться, перепрыгнет через последние угольки и не заденет их, то у них будет большое потомство.
Величайшим счастьем и гордостью было прыгнуть первым. – Мы будем первыми, Елизавета, прыгай со мной! – И тут их кружение внезапно остановилось, и они, вдруг посерьезнев, вопросительно посмотрели друг на друга. – Ну как? – спросил ее Пол и протянул ей руки, предлагая всего себя: – Ты будешь прыгать, Елизавета?
– От всей души, – ответила она, схватила его за руку, и они побежали к костру.
В центре его еще виднелись два или три язычка пламени, и остальные танцоры уступали им дорогу, подбадривая криками. Пол чувствовал на бегу, как бешено колотится его сердце, а узкая ладонь Елизаветы так крепко сжала его пальцы, что он решил, что они вот-вот сломаются. Раздался треск развалившегося бревна, из него выстрелил язык пламени, и с воплем, словно безумная менада, Елизавета взметнулась в воздух, легко, как олень, перепрыгнув центр костра и не задев углей. За ней перелетел и Пол, а за ними – остальные пары. Пол подхватил ее на руки и поцеловал, прямо перед всеми, а старики закричали:
– Да здравствует молодая госпожа! Да здравствует мастер!
Так это и произошло.
Глава 27
Свадьба состоялась в июле – месяце, созданном для счастья. Пол решил устроить самую роскошную и богатую церемонию, насколько возможно, так как, во-первых, свадьба господина Морлэнда – это самое важное событие в жизни поместья, и крестьяне и арендаторы ожидают, что оно будет соответствовать его значению, и во-вторых – «так как времена мрачные и страшные, все, что мы можем сделать – это веселиться». Время было тяжелое. Страну раздирали религиозные распри, и надвигалась война с Францией. Шотландия отвергла планируемый Генрихом брак своей принцессы с принцем Эдуардом и обратилась за помощью к Франции, а Испании удалось заручиться помощью Англии в походе на Париж, поэтому летом во Францию должна была отправиться большая армия. А это, само собой, означало новые налоги, и король, за неимением умных министров, решил использовать для сбора налогов нетривиальные методы: начал продавать ранее захваченные в казну земли монастырей, и испортил монету, смешивая золото с недрагоценными металлами, чтобы увеличить вес.
– Это неблагоприятно отразится на нашей торговле, – сказал Джон Баттс Полу об этом последнем новшестве. – Когда антверпенские торговцы начинают косо смотреть на кусок английского золота, жди повышения цен.
– Это не так плохо, – заметил Пол.
– Да, кузен, но если золото будут разбавлять и дальше, что, если они вообще перестанут брать наши деньги?
– Ну, до этого не дойдет, – успокоил его Пол. Джон криво усмехнулся:
– Ты думаешь? Забавно. Вот сейчас у нас есть король, который придумал способ вдвое увеличить свои деньги, испортив монету. А когда его не станет, что тогда? Свора министров, видевших это, повторит его прием.
– Король может прожить еще долго, – сказал Пол.
Джон кивнул:
– Остается надеяться только на это – я молюсь о его здоровье каждый день, да доживет он до совершеннолетия принца.
Венчание должно было произойти в Морлэнде, а церемонию попросили провести отца Филиппа, так как в округе не осталось надежной церкви, где семья могла бы не опасаться сторонников реформации и диссидентов. Поэтому зимнюю гостиную увенчали цветами и зелеными ветвями, циновки устлали благоухающими травами – розмарином, ромашкой, мальвой, а стол перед камином стал алтарем. Это было удачное место – жених с невестой во время церемонии могли созерцать морлэндский герб над камином. Кроме того, там висели два портрета – справа Пола, дедушки господина, а слева – Нанетты.
На венчание приехала сама Нанетта, и по просьбе Елизаветы она помогала Арабелле одеть невесту. Нанетту удивил и порадовал этот выбор – она-то знала, что Елизавету не слишком огорчил ее отъезд, и не удивилась спокойствию невесты, когда они помогали ей облачиться в подвенечное платье. Наряд был роскошен: рубашка из белого шелка с вышитыми золотом веточками вереска, с пышными рукавами на проволочном каркасе; само платье из тяжелого золотистого дамастина с широкими рукавами, завернутыми, чтобы показать шелковую подкладку; белый бархатный чепец во французском стиле, вышитый золотой нитью с жемчугом, из-под которого струились черные волосы Елизаветы. Она, правда, не была девственницей, но такова была традиция, и кроме того, она сама не погрешила против добродетели – то, что случилось, произошло не по ее вине.
– Ты прекрасно выглядишь, – воскликнула Нанетта, отступая назад, чтобы полюбоваться девушкой.
Арабелла завершала украшение ее волос лентой из шелка.
– Она бесподобна, – согласилась Арабелла, – ну, Бесс, теперь осталось только надеть твое жемчужное ожерелье, подарок Пола, и ты готова.
– Оно в той маленькой шкатулке, – сказала Елизавета, и это были практически первые слова, что она произнесла за время одевания. – Я сейчас достану его...
– Нет, я сама, я знаю, где оно, – перебила ее Арабелла и покинула комнату.
Как только она скрылась, Нанетта воспользовалась возможностью сделать то, что хотела сделать с того момента, когда услышала о свадьбе Пола и Елизаветы.
– Елизавета, у меня есть кое-что для тебя. – Она потянула за цепочку у пояса и вытащила маленький молитвенник. – Видишь этот молитвенник? Это подарок мне от дедушки Пола на наше бракосочетание, и я с тех пор не расставалась с ним. Он принадлежал еще его прабабушке, Элеоноре Кортней, видишь, здесь на переплете вытеснен заяц, знак Кортней, который благодаря ей включили в фамильный герб. Говорят, что этот знак был дарован ей великим герцогом Йоркским, отцом короля Эдуарда и короля Ричарда, хотя за это я не могу поручиться.
"Темная роза" отзывы
Отзывы читателей о книге "Темная роза". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Темная роза" друзьям в соцсетях.