– Неправда… мне не все равно. Я… я люблю тебя. Люблю вас обеих. Иначе и быть не может. – Он бросает взгляд на Кеннеди, потом снова смотрит на меня и с усилием сглатывает, но на лице как будто застыло выражение растерянности и изумления. – Знаешь, у меня сейчас много дел, много забот. Я думал, вы счастливы.

– Счастливы! – повторяю я и смеюсь, отрывисто и холодно. Счастливы? Он что, ослеп? Родители Чайны мне ближе собственного отца. Я постоянно волнуюсь за Кеннеди и не подпускаю к себе парней. Как можно в таких условиях быть счастливой? Я не живу, а выживаю. – Ты охрененно шутишь, папа. Нет, правда.

– Не разговаривай со мной так, – запинаясь, говорит папа. Раньше я никогда не ругалась в его присутствии, но разве теперь это важно? Может быть, если бы начала лет в пятнадцать, он относился бы ко мне иначе. Смешно. Кто бы мог подумать, что привлечь его внимание будет вот так легко.

Скрещиваю руки на груди и смотрю на него с вызовом. Кто этот человек, что стоит передо мной? Я не узнаю его.

– Так ты собираешься отчитать меня за сквернословие?

– Что… что происходит, Ванесса? Почему ты так себя ведешь?

– Потому что я устала, папа, вот почему! – бросаю я, повышая голос, и делаю еще шаг навстречу. Слезы жгут глаза. – Устала обходить тебя на цыпочках. Два года прошло. Нам с Кеннеди тоже плохо без мамы, но нельзя же просто перестать жить. У тебя две дочери, и тебе нужно заботиться о них, но ты думаешь только о себе, а на нас махнул рукой.

С таким же эффектом я могла бы хлестнуть его по щеке. Папа хватается за грудь и даже отшатывается, как будто я действительно причинила ему физическую боль. Пытается что-то сказать, ищет нужные слова, но их нет. Напряжение в доме такое, что мы все вот-вот взорвемся, и тогда папа переключается на мою сестру.

– Кеннеди, ты же знаешь, что я забочусь о тебе, правда? – мягко, почти умоляюще спрашивает он. Ему так надо, чтобы она сказала «да».

Кеннеди опускает голову и тычется носом в бок Тео.

– Вообще-то нет, – бормочет она едва слышно и прячет глаза.

Словно пораженный ужасом, папа снова смотрит на меня и трет виски, а я замечаю, что кожа у него поблескивает от пота. Голос дрожит и звучит еле слышно, как у человека, разбитого параличом.

– Я думал, что если отпустить вас немного, так будет лучше для всех. Думал, что помогаю вам.

– Отпустить немного? – Мне даже не смешно. Как можно быть настолько рассеянным и ничего не замечать? Как можно думать, что, отвернувшись от дочерей, только что потерявших мать, ты на самом деле помогаешь им? – Между безучастным родителем и несуществующим есть некоторая разница. Ты ведь это знаешь?

– Что мне сделать? Чего ты ждешь от меня? – спрашивает отец.

– Для начала прекрати позволять мне делать все, что я хочу. Мне же только семнадцать лет! Мне нужен отец, понимаешь? Мне нужен ты. Мне нужно, чтобы ты контролировал меня, спрашивал, когда я буду дома. Мне нужно, чтобы ты кричал на меня, когда я прихожу и от меня пахнет пивом. Мне нужно, чтобы ты выговаривал мне, когда я огрызаюсь. Мне нужно, чтобы ты вел себя как отец и заботился обо мне, потому что иногда я спрашиваю себя, заметишь ли ты, если я съеду с моста на этом твоем ржавом уродце.

Его лицо перекошено ужасом.

– Пожалуйста, Ванесса, не говори так.

– Так заметишь ли нет?

– Ванесса! – стонет отец и запускает пальцы в седеющие волосы.

– Ты даже не понял, что я пережила худшую в своей жизни неделю. – Я продолжаю долбить его тем же тоном, не меняя позы и обжигая взглядом. Момент, которого я так долго ждала, наконец настал. – Ведь не понял же, да? Так позволь мне рассказать кое-что. – Я смотрю ему в глаза и выкладываю всю правду: – Мы обжимались с одним парнем, и он заснял это на телефон, а потом разослал видео всем ученикам нашей школы. Да, папа, да. Есть запись, на которой я исполняю стриптиз, и мне даже не к кому обратиться за поддержкой.

У него буквально отваливается челюсть. Отец смотрит на меня с совершенно убитым видом. Тени самых разных эмоций проносятся по побледневшему в считаные секунды лицу с такой быстротой, что выделить какую-то одну просто невозможно. В какой-то момент кажется, что он вот-вот упадет.

– Мы не просто потеряли маму, – говорю я уже спокойно, едва ли не шепотом. – Мы и тебя потеряли.

Я разворачиваюсь и торопливо поднимаюсь по лестнице к себе, а он остается у нижней ступеньки, глядя вслед своей беспутной дочери. Слезы льют с новой силой. Я ощущаю сердце как камень, давящий на грудь. Захлопываю за собой дверь, сбрасываю куртку и валюсь на кровать. В комнате темно, но мне и не нужно света. Забираюсь под одеяло, прячу лицо в подушки и кричу в мягкую, теплую ткань, но крик глохнет, и меня никто не слышит. Чувствую себя одинокой и беспомощной.

– Ванесса? – доносится из-за двери просительный голос отца. Он тихонько стучит и молча, настороженно ждет ответа. Так и должно быть.

– УХОДИ! – кричу я.

Шаги удаляются и стихают в конце коридора. Наконец-то можно успокоиться, перевести дух. Но уже через минуту-другую я слышу щелчок, дверь приоткрывается, и в комнату из коридора тянется полоска света. Стискиваю зубы и уже готова накричать на отца – ему еще хватает наглости врываться в мою комнату! – но это не он.

– Ванесса? – зовет меня сестра, но я не отвечаю, потому что снова давлюсь слезами. Сжимаю подушку, всхлипываю, стараюсь унять дрожь. Снова открывается дверь, снова какое-то движение. Кеннеди присаживается на мою кровать и некоторое время молчит, но потом все же спрашивает:

– Ты с чего так разошлась?

– Все паршиво. Хуже некуда, – вздыхаю я.

– Даже с этим красавчиком?

Я отрываю голову от подушки и смотрю на нее.

– Особенно с этим красавчиком.

Кеннеди хмурится. Тео остался внизу, и сестра смотрит на меня с тревогой и озабоченностью. Мы как будто поменялись ролями, и теперь она присматривает за мной.

– Что случилось?

– Он оказался таким же, как все, – шепчу я и снова тычусь лицом в подушки и натягиваю на голову покрывало. Мне хочется исчезнуть, пропасть с лица земли. Я не хочу возвращаться в школу. Не хочу больше видеть отца. Не хочу видеть ни Харрисона, ни Ноа, ни Энтони.

И уж точно не хочу видеть Кая Вашингтона.

Кеннеди проскальзывает под одеяло, подкатывается ко мне и крепко обнимает. Ей не надо говорить, что она любит меня, – ее поступки говорят сами за себя. Сестра молчит, не произносит ни слова и держит меня в объятьях, пока я не засыпаю с невысохшими слезами на щеках.

Глава 20

Каждое воскресенье я завтракаю с Тейтами. Началось это года два назад, когда они впервые после смерти мамы пригласили меня к себе, и со временем стало традицией. Традицией, напоминающей, что такое любящая, крепкая семья. Рейчел всегда готовит огромные пышные блинчики с различными начинками, а Тайрон обеспечивает всех свежим апельсиновым соком. Мы все сидим за столом и, когда не смеемся, объедаемся этими вкусностями. Мне тепло и уютно.

– А та девушка, с которой он встречался, оказалась его дальней кузиной, – говорит Исайя, заканчивая историю об одном своем приятеле по колледжу, который, сам того не зная, завел роман с родственницей. Все смеются.

Подняться пораньше, чтобы прийти сюда утром, было непросто. С другой стороны, если что-то и могло привести меня в хорошее настроение, то это, конечно, завтрак с Чайной. Я вышла из дома и приехала сюда еще до того, как папа проснулся. Встретиться с ним лицом к лицу после вчерашнего, после всего, что я ему наговорила, у меня нет сил.

– Ванесса, чем ты развлечешь нас на этой неделе? – спрашивает Рейчел, протягивая мне тарелку со свежими блинчиками.

Я поднимаю руку, качаю головой – передо мной уже стоит вторая порция – и вымученно улыбаюсь. Следование традиции – это не только блинчики, но и рассказ о чем-то забавном, случившемся с каждым из нас за неделю.

– У меня, к сожалению, ничего новенького. – Я переглядываюсь с Чайной и, подцепив вилкой, отправляю в рот кусочек блинчика с бананом и «Нутеллой». Может быть, увидев, что у меня полон рот, Рейчел не будет настаивать? На самом деле неделя выдалась на редкость богатая событиями, но эти события не из тех, которыми делятся за семейным завтраком. Представить с юмором историю с утекшим в мир моим сексуальным видео? Мои ночные приключения во исполнение плана мести Харрисону? Стычку с отцом? Посмеяться над тем, как я впервые испытала чувства к парню, который их не заслужил?

Рейчел огорченно вздыхает.

– Но у тебя всегда есть в запасе что-то интересное!

– У меня есть, – вмешивается Чайна, и я бросаю на нее благодарный взгляд. Общее внимание переключается на нее. – Ну вот. Позавчера на химии я работала в паре с Маликом Дорси. Мам, ты помнишь его? Раньше он жил напротив нас, и мы всегда играли вместе во дворе, а я даже была как бы влюблена в него. Так вот Малик наконец-то признался, что это он украл мой браслет, и вернул его на следующий день, так что, может быть, мы все-таки еще поженимся.

Действительно ли это случилось с ней недавно, или Чайна придумала все, чтобы выручить меня? Если случилось, то мне она ничего не сказала. Или сказала, но я, слишком занятая собой, пропустила ее слова мимо ушей. Вспоминаю, о чем мы с ней разговаривали в последние дни, и понимаю – в большинстве случаев обо мне. О моей жизни. О моих планах мести Харрисону. О моем отношении к Каю… Спрашивала ли я Чайну, как ее дела? Получила ли она ответ на свое обращение в колледж? Нет, не спрашивала. Если мне нужна еще одна причина, чтобы ненавидеть себя, то вот она.

– И у меня есть кое-что интересное! – восклицает Тайрон и излагает драматическую ситуацию, возникшую накануне между ним и коллегой из-за смешного непонимания. Но я уже слушаю вполуха и пропускаю едва ли не все подробности.

Минут через десять мы встаем из-за стола, и Чайна уводит меня из комнаты. Чем еще хороши ее родители, так это тем, что убирают и моют посуду без нас. Мы с Чайной поднимаемся в ее комнату, и я падаю на кровать и смотрю в потолок.

– Так что, идем сегодня к Мэдди на вечеринку? – Последние два дня я не думала о вечеринке, но больше откладывать некогда, пора принимать какое-то решение.

– Не знаю. – Чайна уменьшает звук телевизора и садится на кровать рядом со мной. – Ты хочешь пойти? Я хочу. Там и Малик может быть.

– А не будет проявлением слабости, если я вообще не появлюсь? – Я сажусь и, закусив губу, смотрю на нее. Ноа вечеринки не пропускает никогда, а значит, за ним притащится и вся его компания уродов – Харрисон, Энтони и остальные. И если вспомнить прошлый уик-энд, то старший класс будет там едва ли не в полном составе. Все те, кто потешался надо мной, начиная с понедельника, кто писал обо мне гадости в онлайне. С другой стороны, именно этого они и добиваются – изолировать меня. Если я не приду, они победят. – Разве все не будут думать, что я испугалась?

Чайна ненадолго задумывается.

– Если ты хочешь пойти на вечеринку, я пойду с тобой. Если решишь пропустить, я тоже не пойду. Можно завалиться в кино или придумать что-то еще. Только мы с тобой, ты и я.

Ну как я могу называть Чайну Тейт своей лучшей подругой? Я не заслуживаю такой подруги. Она спокойна, рассудительна, умна, заботлива. Она – моральный компас. Она всегда готова пожертвовать своими интересами. А ее лучшая подруга эгоистична, самоуверенна, безрассудна и порочна. Увы, я не ценю Чайну так, как она того заслуживает.

– Кстати, что у тебя с колледжем? Ты получила ответ?

Чайна явно озадачена такой резкой сменой темы разговора. Но я вижу, как заблестели ее глаза – наверно, она всю неделю ждала этого вопроса, – и мне становится стыдно.

– Миссис Мур сказала, что оформлено все отлично, добавить нечего, и я наконец-то отправила заявление. Она считает, что у меня есть все шансы. Я и сама так чувствую, но стараюсь не обольщаться… И… ох, не знаю. – Она закрывает лицо руками и тяжело вздыхает.

– Тебе не о чем беспокоиться, – уверяю я подругу и, подобравшись ближе, отнимаю ее руки и улыбаюсь. – Ты – самый замечательный человек из всех, кого я знаю. Тебе повсюду будут рады. Кстати, можешь добавить, что ты еще и телефоны умеешь взламывать!

Чайна закатывает глаза.

– Да, точно.

Мы смеемся, но уже через минуту я снова умолкаю, опускаю голову и только ломаю пальцы на коленях. Признать свои недостатки оказывается труднее, чем мне казалось.

– Извини, я в последние дни была никуда не годной подругой.

– Такая уж у тебя случилась неделя… чудная. – Даже сейчас Чайна защищает меня от меня самой. – Серьезно. Не расстраивайся.

Я поднимаю голову.

– Это не оправдание. Извини. Надеюсь, ты готова к вечеринке?

– Так мы идем? – Глаза у нее вспыхивают от волнения. Чайна обожает вечеринки. Знаю, что она уже приготовилась пропустить сегодняшнюю ради меня, но я не хочу от нее никаких жертв. Я хочу, чтобы она пошла к Мэдди – попела, потанцевала и даже, может быть, пофлиртовала с любовью своего детства. Это меньшее, что я могу и должна для нее сделать.