Кровь отхлынула от лица Чада.

— Власти?

— Нет, милорд, определенно не власти.

— Тогда… кто?

Холл слегка склонил голову.

— Согласно общему мнению крестьян, Киттинги. «Черная Роза».

ГЛАВА 10

— Так, милая моя, кроме нас никого здесь нет. Тебе придется выслушать меня и намотать на ус.

Софи вздрогнула, когда дядя Барнаби ткнул в воздух прямо напротив ее лица. Отвесная скала, уходящая в бушующее море, не казалась такой опасной. Если бы она могла снова очутиться на том мысу. Или еще лучше, в Эджкомбе, в защитном кольце рук Чада.

Но затем она вспомнила, как эти же руки придавили ее к матрасу, заманив в ловушку, пока он сам изливал на нее свое осуждение. Его предупреждения, чтобы она не вмешивалась ни в какие опасные дела, только раздражали Софи. Ее губы все еще горели от весьма необычных воспитательных методов, а грудь под корсажем несла на себе отпечатки его настойчивых просьб.

Больше, чем когда-либо девушка чувствовала себя одинокой, отрезанной от всего, что ей было дорого и хорошо знакомо… и внушало доверие.

— Я не хочу оказаться в дураках, — сказал он, — и не хочу, чтобы люди судачили, что Барнаби Гордон не может навести порядок в своей собственной семье. — Он резко опустил руку, которой размахивал в воздухе, и, сжав ее в кулак, хлопнул себя по бедру. — Чтобы сказал твой напыщенный дедушка, если бы узнал о твоих хождениях?


Ооо, Софи хорошо представляла, чтобы мог сказать ее дедушка, да впрочем, и ее родители тоже, о последних выходках. Она опустила глаза.

— Тогда, моя ласочка, прямо с этого момента ты будешь подчиняться моим правилам. Ты будешь ходить там, где я скажу. Тогда, когда я разрешу. Чтобы у нас больше не было из-за тебя ни каких неприятностей.

Охваченная волной негодования, она опрометчиво всплеснула руками, но тут же быстро прижала их к бедрам.

— Возможно, в этом и кроется проблема, дядя. Никому не нужна была моя помощь, кроме того единственного раза, когда я чистила горох на ужин. Едва ли Вы можете меня обвинять в том, что я как-то пыталась заполнить свои дни хоть какой-то деятельностью, более заманчивой, чем тупое сидение под окном. Найдите мне занятие, и я с удовольствием буду его выполнять.

Кипящая тихая ярость этого мужчины заставила ее содрогнуться, несмотря на то, что он бы никогда не позволил себе поднять на Софи руку. Не обращая внимания на внутренний голос, с тревогой призывающий к осторожности, она вернула ему немигающий змеиный взгляд, хотя ее подбородок дрожал, как крыло бабочки.


— Бог мой, — пробормотал он, наконец, — ты верно подметила. Хотя я не могу представить, какую пользу ты можешь принести.

— Дайте мне шанс проявить себя.

Его ироничную усмешку, по правде говоря, нельзя было назвать дружелюбной, но это было самое близкое подобие улыбки, какое она хоть раз видела на его лице.

— Вы когда-либо доили корову? Собирали яйца? Чистили навозные стойла? Снимали чертополох с шерсти ягнят? Держу пари, что Вы не можете ни чесать шерсть, ни прясть пряжу.

Глаза Софи сузились. Она подняла подбородок.

— Чем бы вы хотели меня занять, дядя Барнаби? Я смертельно желаю приступить к обучению. Я могла бы даже научить Вас правильному, напыщенному лондонскому произношению.

Его собственные слова, брошенные им несколько минут назад, привели к неожиданному результату: его обычно мрачные черты лица разгладились. Он словно помолодел, и Софи внезапно подумала, что увидела призрак человека, который много лет назад смог выкрасть тетю Луизу.

Она загорелась желанием узнать, что же произошло с тем человеком, как он стал такой бесчувственной скотиной. Влияние жизненных трудностей и испытаний или же бремя его собственной совести? Она желала забросать его градом вопросов о его жизни в Пенхоллоу и получить и информацию касательно таинственных огнях вблизи гавани.

— Хочешь получить занятие, деточка? — Холодные нотки в его тоне напомнили ей, что они не стали внезапно друзьями. — Я отдам Вас в услужение Рейчел. Бог знает, сколько сил потратила моя жена, чтобы отыскать Вас.


С этими словами он вышел за дверь, оставив ее вспоминать последние происшествия и сожалеть о потерянной свободе. Вместо того, чтобы держать язык за зубами, она дала ему волю. Теперь ее ждет жесткая организация и полный надзор. У нее не было никакого выхода, кроме как согласиться на предложение Чада стать ее глазами и ушами, пока она будет находиться в безопасности под бдительным крылом кузины.

Часть ее уже скучала по Чаду, ей не хватало его смелости, нежности, ласк и его способности вести непринужденную беседу в самые опасные моменты. Она скучала по его редким улыбкам, энергичным быстрым взглядам, по желанию, которое заставляло ее трепетать всякий раз, когда он находился рядом.

Но другая половина вспоминала мужчину, с которым Софи познакомилась в часовне, который настойчиво вел ее на вершину утеса и позже разжег в ней страсть. Эта сторона его личности имела темный окрас. Однажды он ей позволил мельком его увидеть. Чтобы защитить ее или же защитить свои секреты?

Странно, но эта загадка заинтриговала ее больше всего.


В течение следующих дней Софи помогала Рейчел пропалывать от сорняков огород, чесать шерсть, убирать стойла, где содержались две огромнейшие лошади, и макать длинные фитили в расплавленный жир животных, чтобы делать масляные свечи, которые могли гореть всю ночь. Она помогала готовить еду и убираться на кухне. Девушка вставала ни свет, ни заря и каждый вечер валилась в кровать, еле живая от усталости. И в течение всех этих дней она не могла стереть графа Уайклиффа из своей памяти. Слишком часто она задавалась вопросом, где он был, чем он занимался. Сидел ли он, одинокий и задумчивый, в своем доме? Или же нашел что-то новое насчет тех огней? Возможно, он решил, что она собрала вещи и уехала. Она жалела, что не рассказала ему о подслушанной беседе тетя и дяди.

Мы должны принимать во внимание старика. Он тот, кого следует бояться. Ее очень удивило, что угрозы Сент-Клэра могут напугать Гордонов.

Очень некстати, что тебя снова вызывают, пока она здесь… Вызывают куда? Если бы только Доминик не застукал ее за подслушиванием, она бы узнала и остальное. Может быть, тогда она смогла бы разрешить все подозрения по поводу ее родственников. Но, судя по дальнейшему поведению ее дяди, она уже в этом сомневалась.


На четвертые сутки ей удалось проснуться достаточно рано, чтобы вместе с Рейчел сходить в еще темный сарай и поучиться собирать яйца. Как результат, возмущенные, громко кудахчущие куры исклевали ей обе руки. Пока она собирала эти яйца, девушка нашла, что карабкаться вверх по отвесным скалам намного проще.

— Как они могут нести так много яиц?

Рейчел не потрудилась ответить.

После того, как Софи отвоевала последнее яйцо, получив лишь незначительное ранение в мизинец, они вернулись на кухню, где она принялась отмывать кровь со своих израненных рук. Хейворд приветствовал их нежным сопением, затем прополз вслед за Софи, так как она придвинула свой стул ближе к очагу. Нагнувшись над восхитительным теплом огня, она позволила себе прикрыть глаза. Жаровня черной железной печи испускала дразнящие волны аромата свежей сдобы, которая вызвала урчание ее живота.

Ее глаза распахнулись, когда Рейчел снова всучила ей плащ.

— Никаких снов, Софи. Нам нужно отвезти молоко и яйца в «Бурную Чайку» до восхода солнца. Доминик запряг лошадей и ждет нас.

Софи устало следила за младшей сестрой.

— Вы это делаете каждое утро?

Тетя Луиза вошла на кухню.

— Вам лучше всего успеть доехать до таверны прежде, чем туда начнут заходить посетители.

— Посетители? В такой ранний час?

— Они рыбаки, — ответила Рейчел, осуждающе глядя на Софи, — некоторые не имеют жен. Они завтракают в таверне, а потом выходят в море, чтобы целый день трудиться.


Софи прежде никогда не приходилось бывать в таверне, она никогда не посещала ни одного подобного заведения, кроме изысканных ресторанов Лондона. Растущее любопытство заставляло её утомившиеся ноги идти вровень с Рейчел, когда они устало тащились под красноватым небом, которое покрылось черными пятнами, когда взлетела стая воронов и крепких, с длинными пальцами ворон. На пороге кухни их встретил огромный, лысый детина, которого Рейчел назвала «дядя Риз». Он провел их внутрь, вручил каждой по дымящейся кружке с чаем и предложил пересесть поближе к потрескивающему огнем очагу, пока он разгрузит телегу. Эта кухня с каменной печью и грубой деревянной мебелью была самая примитивная из всех, что когда-либо видела Софи. В ней не было ни водного насоса, ни более-менее нормальной печи. Вернулся Риз с корзиной яиц, пока он перекладывал их в свою чашку, обсуждал с Рейчел погоду, стада Гордонов и как недавняя сырость отразится на качестве пахотной земли. Очевидно, большое количество осадков могло способствовать разрушительному загниению почвы, Рейчел очень заинтересовалась этим наблюдением. Мало-помалу Софи поняла, что этот человек был женат на сестре дяди Барнаби.

Несколько раз она ощутила его взгляд на себе и задумалась, какие же слова дяди Барнаби, Доминика или моряка Грейди могли дойти до этого мужчины. Он что, ожидал увидеть рога у нее на голове, торчащие из-под шляпки? С облегчением она увидела, что Рейчел забирает уже пустую корзинку и прощается.

Софи с удовольствием поспешила за Рейчел в сторону двери, открыв ее, она обнаружила источник шума, на который не обращала внимания последние несколько минут. Проливной дождь смешал грязь на дворе в кашу, утренний рассветный ландшафт превратился в размытую серую массу.

— Ни шагу на улицу, — приказной женский голос пересек комнату. — Вы двое останетесь здесь, пока это ненастье не закончится.

Софи повернулась и увидела женщину с вызывающе рыжими волосами и одетую настолько бесстыдно и смело, что на ум пришли проститутки, которых она иногда видела около Ковент-Гардена.

— Леди, закройте дверь и присоединяйтесь ко мне в соседней комнате. Риз, овсяные лепешки, кровяную колбасу и добрую пинту теплого слабоалкогольного пива. — Развернувшись, женщина исчезла в дверном проеме.

— Если мы переждем здесь дождь, вреда не будет. — Прошептала Рейчел, пока закрывала входную дверь. — Мама поймет нас.


В соседней комнате они уселись вокруг дубового стола. Как и на кухне, Софи почувствовала, что перенеслась на столетие назад. Вдыхая смешанные ароматы пива, выдержанного вина, выпечки и едкого запаха дыма, проникающего из бодро горящего очага, девушка испытала внезапное удовлетворение, первый раз за все время, пока она находилась в Пенхоллоу. И первое, не связанное с Чадом. Независимо оттого, что таверне не доставало утонченности и изысканности, она восполнила их уютной теплотой и надежной безопасностью, особенно сейчас, когда за окнами шел проливной дождь.

Пока Рейчел представлялась, входная дверь резко распахнулась и впустила четырех мужчин, пострадавших от непогоды. Их резиновые плащи блестели от стекавшей воды. Рыжеволосая, которая представилась как Келлин, или миссис Квинси, тепло приветствовала их и позвала Риза принять заказы.

— Как мило, — Софи не могла сдержаться, когда узнала, что Келлин — владелица «Бурной Чайки». — Я никогда не встречала женщину, у которой была своя таверна. Или вообще какое-нибудь дело, не важно какое.

Келлин мягко улыбнулась.

— Не велика премудрость, уверяю Вас.

Да, но, тем не менее, Софи ощутила укол зависти.

Входная дверь снова открылась от порыва ветра и впустила еще одну горстку мужчин. Они хрипло поздоровались с леди и расселись вокруг стола.

Риз вернулся, держа в руках поднос с овсяными лепешками, от которых еще клубился пар, кровяной колбасой, шипящей на раскаленной сковороде, и тремя пинтами теплого пива. В животе Софи забурлило от заманчивых ароматов.

После плотной еды она потягивала свое пиво. Слабоалкогольное, как просила Келлин, менее крепкое, чем обычное, а значит, не опьяняющее. Варево было теплым и густым, со сладким яблочным привкусом.

— Все просто замечательно. Спасибо Вам, — произнесла девушка, доедая кусок колбасы. Келлин спрашивала ее о Лондоне, но собственное любопытство Софи скоро направило беседу в другое русло. Она очень сильно интересовалась исключительными обстоятельствами жизни Келлин.

— Эта таверна досталась Вам в наследство после смерти родственника?

— В некотором смысле. Я купила эту таверну на деньги, которые оставила мне бабушка по материнской линии и мой муж — капитан.


Значит, Келлин — вдова. Софи обменялась взглядами с Рейчел, чье потупленное выражение лица говорило о том, что девушка знала эту печальную историю. Сильный шум голосов ограждал их стол от лишних ушей.