Выпутавшись из одеяла, Порция спустила ноги с кровати и села. Джулиан не шелохнулся. Онемев, он смотрел, как она идет к нему, словно живое воплощение его самых сладостных и порочных снов отблески пламени свечей трепещут на ее обнаженных плечах, мерцают, скрываясь в складках полупрозрачной сорочки и выхватывая из темноты нежные, словно розовые бутоны, соски и загадочно темнеющий треугольник между ее бедрами.

Поперхнувшись, Джулиан вскочил на ноги. Кресло, на котором он сидел, с грохотом полетело в сторону. Он попятился от нее, словно прочитав написанный на ее лице смертный приговор.

— Порция, опомнись! Что ты делаешь?! — закричал он. — Ты должна была сделать так, чтобы Валентина обезумела от ревности — а вместо этого решила свести с ума меня?!

— А разве ты забыл, что я теперь твоя бессмертная невеста? Что мы с тобой навечно связаны узами немеркнущей любви? А разве невеста не имеет права на первую брачную ночь?

В ответ Джулиан ткнул в нее пальцем, с некоторым раздражением поймав себя на том, что жест вышел каким-то неубедительным.

— Если я трону тебя хотя бы пальцем, мне уже не будет нужды беспокоиться о том, что Валентина перегрызет мне горло. Потому что Эйдриан охотно сделает это за нее, — срывающимся голосом пробормотал он.

Порция с дразнящей улыбкой сделала еще один шаг к Джулиану.

— А может, риск того стоит? — промурлыкала она. Джулиан вжался в стену, отчаянно скрипя зубами, чтобы задушить столь некстати вспыхнувшее, но оттого не менее острое желание.

— Именно этого я и боюсь, — пробормотал он.

Легко положив руки ему на плечи, девушка приподнялась на цыпочках и прижалась губами к его щеке. Джулиан едва не застонал, почувствовав, как ее упругая грудь прижалась к его груди.

— Я ведь спасла тебе жизнь… помнишь, тогда, в склепе? — прошептала она, едва касаясь губами его уха. — Так что теперь ты мой должник!

— Знаю, — прорычал он. — Именно поэтому все эти годы я старался держаться от тебя подальше. Хотел отплатить тебе за твою доброту.

Порция подняла к нему лицо. Ее глаза сияли мягким, мерцающим светом.

— А ты помнишь, что тогда произошло? — беззвучно спросила она.

— Еще бы мне не помнить! — прохрипел он. — Я ведь едва не убил тебя!

— Вот как? А вот мне кажется, все было немного иначе.

Нежность, написанная на лице Порции, внезапно до такой степени взбесила его, что ему захотелось ее придушить. Джулиан схватил ее за плечи. Встряхнув девушку, он резко повернул ее и прижал собой к стене, едва не раздавив ее своим телом.

— Тогда позволь мне освежить твою память, мой невинный ангелочек! — прошипел он. — Насколько мне помнится, в тот раз ты приковала меня цепью к стене — в точности, как я умолял тебя сделать. Но ты сделала это не для того, чтобы защитить себя. А исключительно затем, чтобы я оказался в полной твоей власти. Чтобы ты смогла заставить меня сделать то, о чем я и помыслить не мог!

— Ну у меня ведь не было выбора. Насколько я помню, ты умирал. Верно?

— Ну так почему ты не позволила мне умереть?! — закричал он ей в лицо. На какое-то мгновение воцарилась тишина. Потом он с трудом заставил себя оторваться от стены — и от нее тоже, — отодвинулся в сторону и усталым жестом смахнул прилипшие к лицу волосы. — Есть у меня бессмертная душа или нет, после всего, что я сделал с тобой, я чудовище! И навсегда останусь чудовищем, разве нет?

Схватив Джулиана за руку, Порция заставила его повернуться к ней.

— Послушай, ты сделал все, что было в твоих силах, чтобы спасти меня. Это я — я, понимаешь! — соблазнила тебя! Я уселась к тебе на колени, пока ты был в цепях. Я целовала и ласкала тебя! И это я, воспользовавшись теми жалкими сведениями, которые почерпнула из прочитанных мною готических романов, заставила тебя вонзить клыки мне в горло!

— Нет! Ты была невинна как дитя! И очень наивна! Откуда тебе было знать, какого монстра ты готова спустить с цепи?

— Может, я и была наивна… но отнюдь не глупа. Я совершенно точно знала, какую цену мне придется заплатить, чтобы спасти тебе жизнь. И я готова была платить. — Порция, беспомощно покачав головой, тяжело вздохнула. — Джулиан, ты не чудовище! И никогда им не был, слышишь? Разве ты не помнишь, что было дальше? Ты порвал цепи! Ты просто вырвал их из стены и погнался за мной. Но ты меня не убил! — В глазах девушки сверкали слезы, однако и голос ее, и взгляд были тверды. — И не изнасиловал.

— Только потому, что ты сама готова была отдаться мне. И весьма охотно к тому же! А если бы ты… — Джулиан заставил себя задушить мелькнувшую в голове жестокую мысль — он еще не забыл вкуса ее крови на своих губах и того ужаса, который захлестнул его, когда похоть и жажда крови, сводившие его с ума, внезапно утихли и он увидел ее обескровленное, бледное до синевы тело, которое он уже успел подмять под себя.

— То есть ты бы в любом случае овладел мною? Даже силой? Ты это хотел сказать? — уточнила Порция. — Ты сам-то в это веришь?

— А ты разве нет? — прорычал он, буравя ее взглядом. — Единственное, что могло утешить меня, это то, что ты хотя бы будешь избавлена от стыда произвести на свет моего ребенка! — Горький смешок слетел с его губ. — Господи… кто бы мог подумать, что когда-нибудь я буду благодарить судьбу за то, что не могу подарить кому-то жизнь… только смерть!

Порция вызывающе вскинула подбородок.

— Я сделала то, что должна была сделать! И ты, кстати, тоже. И я никогда не жалела об этом, слышишь?

— Зато я жалел, черт возьми! Каждую минуту, каждый день, слышишь?! И будь я проклят, если не буду жалеть об этом вечно! — Схватив Порцию за плечи, он резко встряхнул ее, так, что клацнули зубы. — Неужели ты до такой степени наивна, что считаешь, будто, вернув себе бессмертную душу, я надеюсь очиститься от всех грехов, что у меня на совести? Ты хоть представляешь себе, что я был вынужден делать, чтобы уцелеть? Даже будь у меня душа, я не пара такой женщине, как ты! Проклятие… кто я такой? Жалкий, вонючий червяк, привыкший копошиться в грязи. Ничтожество, мразь!

Порция растерянно заморгала. В глазах ее мелькнуло удивление и тут же исчезло.

— Ты ничего не сделал, чтобы заставить Валентину вернуть твою бессмертную душу, потому что был влюблен в нее, да? — упавшим голосом спросила она.

Вид у Джулиана был еще более несчастный, чем у Порции. И однако когда он ответил, голос его звучал по-прежнему твердо.

— Нет. Бог мне судья, я предоставил Валентине владеть моей душой и даже пальцем не шевельнул, чтобы вернуть ее, потому что я… я был влюблен в тебя. Я ведь знал, что не стою тебя, и знал, что тут уж ничего не изменишь. И подумал, что пока я буду оставаться вампиром, у меня не возникнет соблазна попытаться что-то изменить. — Вздохнув, Джулиан дотронулся до ее горла, с нежностью погладил белевшие на шее шрамы. — Когда ты в склепе сама раскрыла мне объятия, это… это был самый большой подарок, который я получал за всю жизнь. Самый чудесный, понимаешь? Но ты… ты заслуживаешь гораздо большего, чем получить в качестве возлюбленного такое чудовище, как я! Ты заслуживаешь нежности, любви, терпения…

Порция накрыла его руку своей.

— Еще не поздно, Джулиан! Ты можешь дать мне все, чего я, по-твоему, заслуживаю, — нежность, любовь. Ты можешь подарить мне наслаждение.

— Не знаю, могу ли, — хрипло проговорил он. — Когда я с тобой, я больше не доверяю себе. Понимаешь, с любой другой женщиной я еще способен держать в узде свой… свой нечеловеческий голод, вернее, и голод, и жажду. А вот когда со мною рядом ты… — Джулиан покачал головой, чувствуя, как его обдало жаром. Голод, словно дикий зверь, уже проснулся в своей берлоге и, подняв голову, настороженно прислушивался. Еще минута, и он запустит свои клыки в ее тело, беспомощно подумал Джулиан.

— А тебе и не обязательно ломать голову над тем, можешь ли ты себе доверять! — перебила Порция. — Я лично доверяю тебе полностью — за нас обоих.

И с этими словами она обхватила его лицо руками — точно так же, как в тот день в склепе — и потянулась губами к его губам. Этого оказалось достаточно, чтобы Джулиан почувствовал, как вся его решимость быстро тает, словно снег на солнце. Прорычав что-то, он притянул ее к себе, хорошо понимая, что никогда не сможет насытиться ее поцелуями. На это и целой вечности будет мало, с неожиданной тоской додумал он. Надеясь задушить терзавший его лютый голод, Джулиан отчаянно старался быть нежным, но… все было напрасно — вместо того чтобы помочь ему, Порция, обвив его шею руками, отвечала на его поцелуи со страстью, которая не уступала его собственной.

Зверь, дремавший в его душе, поднял голову — больше всего на свете Джулиану сейчас хотелось прижать ее спиной к стене, сорвать с плеч сорочку и овладеть ею прямо тут, не думая ни о чем… как тогда, много лет назад.

Но тут он почувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах. Одного ее прикосновения, одного легкого вздоха, слетевшего с ее губ, оказалось достаточно, чтобы он успокоился. Странное умиротворение внезапно снизошло на него. Почему-то в ее объятиях он не чувствовал себя чудовищем. Только Порции удалось сделать так, чтобы он вновь ощутил себя человеком. Мужчиной.

Не в силах оторваться от ее губ, Джулиан одной рукой обхватил ее бедра и легко оторвал ее от земли, словно она весила не больше пушинки. Из груди Порции вырвался сдавленный стон, и, обхватив ногами его за талию она припала к нему, пока он нес ее к постели.

Джулиан осторожно опустил девушку на пуховую перину. Ему ужасно не хотелось отпускать ее, и лишь мысль о том, что только так он сможет насладиться ее красотой, заставила его смириться с этим. Неохотно разжав объятия, он отодвинулся, чтобы избавиться от рубашки и болтавшегося на шее галстука. Порция смотрела на него затуманенными глазами, ее полуоткрытые губы чуть припухли от его поцелуев. На пушистых темных ресницах повисла слезинка, и Джулиан, заметив ее, перепугался так, что у него сжалось сердце.

— Не плачь, Ясноглазка, — взмолился он. Присев возле нее, Джулиан осторожно смахнул повисшую на ресницах слезинку. — Застрели меня, сожги меня живьем, вонзи мне в сердце кол, если хочешь, но только, прошу тебя, не плачь, слышишь?! Что хочешь, только не это! Я не вынесу твоих слез!

— Правда? — прошептала она. — Господи… как долго я этого ждала!

— Целую вечность, — едва слышно шепнул он.

И все-таки он колебался. Он такай огромный по сравнению с ней, а она такая хрупкая, с горечью думал он. Он может сломать ее одной рукой. Однажды он уже причинил ей боль, и если зверь, дремавший в его душе, снова проснется, то никакая сила в мире не сможет помешать ему сделать это вновь. Но Джулиану меньше всего хотелось причинять ей боль. Он отдал бы все на свете, чтобы подарить Порции наслаждение. Эта ночь принадлежит им. Он не станет тратить время на напрасные сомнения — вместо этого он призовет на помощь весь свой опыт в любовных делах и сделает все, чтобы заставить ее снова и снова содрогаться в судорогах экстаза. Джулиан зажмурился, представив, как он будет заниматься с ней любовью… опять и опять, пока не услышит, как она, забыв обо всем, выкрикнет его имя. Пока они не забудут о том, что существуют прошлое и будущее… что когда-нибудь наступит утро. Да, когда-нибудь это случится… но пока у них есть эта ночь… целая вечность между полночью и рассветом.

Губы Джулиана впились в ее рот. Обостренные, как у всех вампиров, чувства сыграли с Джулианом злую шутку. Он погрузился в тепло ее тела, почувствовал, как его окутывает аромат ее плоти… аромат самой жизни. Он мог слышать, как бьется ее сердце, ощущать сладость ее дыхания, чувствовать ее возбуждение. Господи, с внезапной тоской подумал Джулиан, подумать только, обойти весь мир лишь для того, чтобы понять — самый мощный афродизиак все это время был у него под рукой. Если она сейчас оттолкнет его, прежде чем он успеет сорвать с ее уст еще один поцелуй, ему конец. Потому что тогда он просто перестанет быть мужчиной.

Порция задумчиво перебирала пальчиками волосы, курчавившиеся у него на груди.

— Скажи мне, — негромко попросила она, — что тебе снилось, когда ты шептал во сне мое имя?

— Вот это. — Склонившись к ней, он припал к ее губам с той же страстью, с которой до того отталкивал ее.

Порция застонала — язык Джулиана, раздвинув ей губы, ворвался с ее рот. Он целовал ее с такой нежностью, словно она была невинной девочкой, юной, желанной невестой, которую следовало долго и бережно ласкать, прежде чем она решится отдаться в его власть. Губы Джулиана вновь и вновь касались ее губ, наполняя ее невиданным наслаждением, которое подобно меду растекалось по ее жилам. Это наслаждение заставило ее соски напрячься и затвердеть, это оно жаркой волной захлестнуло все ее тело, прошло по нему, чтобы потом свернуться клубком меж ее бедер.