— Хочешь, чтобы нас сожрали крысы и покусали пауки? — Фред сделал несколько осторожных шагов.

— В случае нападения отстреливайся, — шутливо посоветовал Ник. — Только смотри не попади в меня.

— Постараюсь, но не обещаю. Слушай, Ник, а может, не пойдем туда, ведь и так все ясно? Фергюсон выбирался из дома именно таким путем. Для чего же нам проверять?

— С каких это пор ты стал трусом? — усмехнулся Ник.

— Я боюсь находиться в замкнутом пространстве.

— Каждый человек боится замкнутого пространства — это нормально. А идти все-таки надо.

— Ладно, пусть нас съедят крысы, — махнул рукой Фред.

Пока они пробирались через подвал, около их ног постоянно раздавалось шуршание и топот крысиных лап. Но к счастью, подвал оказался недлинным, и уже очень скоро Ник и Фред достигли его противоположной стены и заметили маленькое грязное закопченное окно в потолке. К стене были приставлены два деревянных ящика.

— А бот и выход! — оживленно воскликнул Ник, направляя луч фонарика на ящики.

Сквозь темное окно в потолке едва пробивался красноватый свет.

— Это от неоновой вывески бара, расположенного рядом с домом! — догадался Ник. — Значит, наш с тобой приятель Фергюсон через проем в стене проникал в подвал, становился на ящики и вылезал через окошко на улицу. А ты в это время караулил его около дома!

— Черт бы его побрал! Как же я сразу не догадался осмотреть подвал?

Вглядываясь в расстроенное лицо Фреда, Ник поймал себя на мысли, что искренне огорчен его промахом. Фред Халли, один из самых опытных сыщиков, наблюдательный, дотошный, аккуратный, с прекрасно развитой интуицией… Ладно, с кем не бывает.

— Пойдем, приятель. — Ник еще раз осветил фонариком ящики, приставленные к стене, и бросил взгляд на красноватое окошко. — Пока нам здесь делать больше нечего.

— Знаешь, о чем я думаю? — вдруг с тревогой в голосе произнес Фред, когда они с Ником пролезали сквозь проем в стене. — Почему сейчас Фергюсон ушел именно этим путем? Ведь если бы он намеревался просто пойти в кино или в магазин, ему не было бы нужды пользоваться потайным выходом…

Услышав слова Фреда, Ник невольно вздрогнул. Перед его глазами промелькнули фотографии, которые он рассматривал в альбоме, найденном под кроватью Дэвида Фергюсона. Очаровательная Элизабет Найт и ее совсем юная сестра Марти весело играют с котятами на полу кухни. Их лица светятся радостью и счастьем…

Неужели сегодня вечером Фергюсон, не вняв строгому приказу Ника не приближаться к Элизабет, решил снова наведаться в Порт-Мэдисон? Не дай Бог…


Затаив дыхание, убийца стоял у изголовья кровати и с умилением смотрел на спящую Элизабет. Ему казалось, что он видит перед собой не молодую женщину, а ангела, спустившегося с небес на землю. Лунный свет, проникавший в спальню через неплотно задернутые занавески, серебрил ее черные распущенные волосы, играл на нежном бледном лице.

«Все-таки Элизабет Найт — само совершенство, — взволнованно думал убийца, восторгаясь правильными чертами ее лица, высокими скулами и чуть пухлыми губами, на которых застыла улыбка. — Она невероятно красива! И даже во сне улыбается…»

Вид спящей Элизабет завораживал убийцу и мешал думать. Мысль в голове осталась лишь одна: эта женщина прекрасна, она — воплощение земного совершенства, и все его прежние сомнения относительно того, что Элизабет — обычная женщина, которой не чуждо ничто земное, несостоятельны. Его любовь к ней безгранична, она поглотила его целиком, и ради прекрасной Элизабет он готов на все. На любую жертву, любое унижение, любой поступок.

Но чувства его в корне отличаются от тех, которые испытывают тысячи мужчин, когда смотрят жадными, похотливыми глазами на экран телевизора, где каждую пятницу появляется прекрасная Элизабет Найт. Нет, он относится к ней совсем по-другому. Правда, следует признать, что экранный образ Элизабет ему тоже очень нравится и вызывает бурю ощущений.

Убийца сделал один шаг к кровати, и половица под его ногами тихонько скрипнула. Он вздрогнул от страха и замер на месте. Только бы она не проснулась! Он даже боялся смотреть на Элизабет, потому что был уверен: она очень тонко чувствует его и сейчас, уловив его присутствие, может проснуться. Элизабет улыбнулась во сне, перевернулась на бок, и тонкая шелковая бретелька ночной сорочки соскользнула с ее обнаженного плеча.

Убийце так неудержимо захотелось дотронуться до него, ощутить под своей рукой нежную, прохладную, шелковистую кожу, что он едва сдержал свой порыв. Нельзя, нельзя сейчас этого делать! Когда-нибудь позднее, когда Элизабет наконец в полной мере осознает, что тоже любит его, у них будет много времени для ласк и объятий. Она будет принадлежать ему, и только ему. Собственно, Элизабет и сейчас принадлежит ему, просто не в полной мере осознает это. Ничего, он подождет, когда она сама бросится ему на шею и пылко признается в любви. Он подождет. А сейчас пора уходить.

Убийца склонился над спящей Элизабет, несколько секунд с обожанием вглядывался в ее прекрасное лицо, а потом, все-таки не удержавшись, кончиками пальцев прикоснулся к ее нежной щеке.

— Спокойной ночи, любимая, — еле слышно прошептал убийца, бесшумно отходя от кровати и на цыпочках направляясь к двери. — Пусть тебе снятся самые сладкие сны.

Через мгновение его легкие, почти бесшумные шаги затихли, и в доме воцарилась мертвая тишина.


Элизабет снилось, будто вечером она сидит на берегу раки, серебристый месяц отражается в воде, и она искрится, отсвечивая то темно-синим, то изумрудным блеском. Сгущается туман, окутывая плечи Элизабет, ночь опускается на землю, но ей не холодно и не страшно, потому что она знает: где-то поблизости находится Ник. Временами она даже слышит его ласковый, с мягкими интонациями голос.

Иногда Элизабет кажется, что сквозь туман проступает лицо Ника, и тогда она любуется его ярко-зелеными глазами, какие встречаются только у жителей Изумрудного острова[3], обаятельной улыбкой и с наслаждением вслушивается в звук его голоса. Ей очень хочется, чтобы Ник обнял ее и крепко прижал к себе, но она не решается попросить его об этом. Вот Ник протянул к ней руку и кончиками пальцев осторожно провел по ее щеке. От его прикосновения по телу Элизабет прокатилась горячая волна, но… внезапно ее охватила тревога. Возникло острое ощущение скрытой, неясной, но очень близкой опасности. Смертельной опасности. Элизабет резко отшатнулась, испугавшись дотронувшейся до ее щеки чужой мужской руки. Это был не Ник… И голос его давно перестал звучать, просто Элизабет не заметила этого, увлекшись мечтами…

Она открыла глаза, вздрогнула и села. Ничего не понимая со сна, испуганно огляделась по сторонам. Она у себя дома, в своей кровати. Ничего не изменилось: задернутые занавески на окнах, сквозь которые проникает серебристый лунный свет, образуя на полу узкую дорожку, столик около кровати, дверь…

Элизабет снова и снова обводила тревожным взглядом спальню, пытаясь понять, что ее так напугало: сон, закончившийся кошмаром, или нечто иное. Но спальня выглядела как обычно, все вещи оставались на своих местах, а в доме стояла мертвая тишина. Гнетущая, враждебная, затаившая в себе смертельную опасность.

— Я одна! — громко произнесла Элизабет, пытаясь успокоить себя. — Здесь никого нет. Я одна.

Несколько минут она прислушивалась к тишине, а потом легла и закрыла глаза.

«Я одна», — мысленно повторила Элизабет и, осознав истинный смысл произнесенной ею фразы, заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Одна, наедине со своими несбыточными мечтами о любви и надеждами на счастливую жизнь. Она одна. Она очень одинока.

Глава 19

Сквозь сладкую дрему Ник слышал какой-то звук, напоминающий постукивание. Ему снилось, что он сидит в машине и кто-то тихонько стучит кончиками пальцев по стеклу, пытаясь привлечь его внимание. Краем дремлющего сознания Ник понимал, что это происходит в реальности, но проснуться и открыть глаза у него не было сил. За последние две с половиной недели он ни разу не спал по-человечески: все урывками, не более трех-четырех часов в сутки.

Стук не прекращался, и усилием воли Ник заставил себя выбраться из сладкого, необыкновенно приятного сна и открыть глаза. Несколько секунд он сидел, ничего не соображая, борясь с желанием снова заснуть, потом в голове его начало понемногу проясняться, взгляд стал осмысленным, и Ник с удивлением обнаружил, что находится в салоне своего джипа. Взглянул на часы и мгновенно все вспомнил. Накануне вечером он приехал в Порт-Мэдисон, остановил машину на улице, где жила Элизабет Найт, и всю ночь наблюдал за ее домом, надеясь заметить какого-нибудь подозрительного субъекта, например, Фергюсона, следящего за домом или прогуливающегося неподалеку.

Без четверти шесть утра. Последний раз, когда Ник смотрел на часы, была половина шестого. Значит, все-таки его сморил сон, и он проспал пятнадцать минут. Ник снова услышал постукивание, разбудившее его несколько секунд назад, повернул голову и увидел за стеклом машины Элизабет.

— Ник! — звала она, постукивая по стеклу пальцами левой руки. — Ник, ты слышишь меня? — В правой руке Элизабет держала кружку, от которой поднимался пар.

Он быстро опустил стекло, Элизабет протянула ему кружку с кофе и взволнованно спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— Отдыхаю в машине, — усмехнувшись, ответил он, с наслаждением делая несколько глотков горячего крепкого кофе. На кружке была изображена картинка из диснеевского мультфильма «Пиноккио».

— У тебя целая серия таких кружек? — улыбаясь, спросил он.

— А ты разве не видел их на кухне? Вкусный кофе?

— Да, спасибо. Он очень кстати.

— А кружка с «Пиноккио» тебе подходит? — шутливо спросила Элизабет.

— Сейчас бы я выпил кофе даже из «Мэри Поппинс»!

Ник допил кофе, почувствовав, как приятное тепло разливается по всему телу, улыбнулся и протянул пустую кружку Элизабет. Она отступила на шаг, и он заметил, что на ней темно-синее шерстяное пальто, а из-под него выглядывает тонкая полоска шелковой ночной сорочки, отороченной кружевом. Значит, Элизабет проснулась, подошла к окну, увидела его джип и вышла на улицу… Лицо Элизабет было без косметики и от этого казалось очень свежим, даже юным; в светло-голубых глазах блестели огоньки.

— Так что ты здесь делаешь? — спросила она, наклоняясь к стеклу джипа.

— Я же тебе сказал: ехал мимо, решил остановиться у твоего дома и спеть ночную серенаду под балконом, — шутливо ответил Ник, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

Элизабет протянула руку и положила ее на плечо Ника.

— Ник, значит, ты всю ночь провел около моего дома? Ты… охранял меня?

— А чем мне еще заниматься по ночам? Я много раз рассказывал тебе, что веду скучную, однообразную жизнь, и подобная ночная вылазка хоть немного скрашивает ее. — Ник очень боялся, что Элизабет истолкует его появление у своего дома как свидетельство реально нависшей над ней опасности. — Всю ночь я мужественно боролся со сном, но в какой-то момент ему удалось меня победить, и я заснул.

— Сколько же ты спал?

— Пятнадцать минут.

Элизабет, сокрушенно покачав головой, сжала плечо Ника.

— Пойдем в дом. Тебе надо отдохнуть и поесть.

— Ты хочешь накормить меня завтраком? — изобразив изумление, воскликнул он, выходя из машины и разминая затекшие руки и ноги.

— А тебя это удивляет? Могу угостить тебя жареными бобами и омлетом.

— Жареными бобами? А, вспомнил: ты же из Калифорнии! А можно омлет без бобов?

— Можно, — рассмеялась Элизабет. — Если ты их не любишь, тогда я приготовлю тебе яичницу с беконом и черничный сок.


— Поздравь меня! — оживленно воскликнула Элизабет, когда они с Ником позавтракали и перешли в гостиную. — Не все в жизни так безнадежно, как мне казалось. После долгих переговоров и препирательств мне все-таки удалось убедить комиссию записать в условия досрочного освобождения Фергюсона пункт, по которому он обязуется не общаться со мной ни при каких условиях. Не появляться около моего дома, не звонить — в общем, навсегда исчезнуть из моей жизни. А если Фергюсон посмеет нарушить данное условие, то я… — Элизабет на секунду запнулась, а потом выпалила: — Я убью его! Пущу ему пулю в лоб!

— А ты уверена, что у тебя хватит сил и мужества выстрелить в Фергюсона, если он нарушит это условие? И у тебя не дрогнет рука? Отнять жизнь у человека, пусть даже преступника, насильника, убийцы, не так просто, как кажется. Ты сможешь сделать это в случае необходимости, Лиз?

— Не знаю. Много раз этот вопрос я задавала зрителям с экрана телевизора, а сама для себя так и не решила. Но если… — Она умолкла на полуслове.