Часть 4. Oje vita, oje vita mia…[6]

Вита все время пребывала в недоумении: ее женская интуиция говорила… да просто кричала о том, что она нравится Сергею Валентиновичу! Но тогда почему он убегает?! Что она делает не так? В мужчинах Вита разбиралась не очень хорошо – раздельное школьное обучение мало способствовало приобретению хоть какого-то опыта по этой части, а начавшийся было романчик с Веней давно увял на корню. Вита уже несколько раз намекала Вене, что не склонна и дальше принимать его робкие ухаживания, но молодой человек не хотел понимать. И в один из дней, как раз перед последней лекцией Сергея Валентиновича, у них произошло решительное объяснение. Веня обвинил Виту в том, что она теряет достоинство, бегая за мужчиной, годящимся ей в отцы:

– Он же играет с тобой! Ты что, не понимаешь? Это продуманная тактика. Он тебя заманивает.

Вита вспылила, и в этот патетический момент в аудиторию вошел Сергей Валентинович, без сомнения слышавший их громкие раздраженные голоса. Веня вспыхнул как маков цвет, с ненавистью взглянул на Сергея и выскочил в коридор, а Вита осталась. Все занятие Вита упорно смотрела в тетрадь, быстро взглядывая на Сергея Валентиновича, лишь когда тот не видел. «Неужели Веня прав? – думала она. – Нет, не может быть…» На следующий день она поймала Сергея в аудитории, где он только что закончил мучить латынью первокурсников. Решительно вошла и стала у двери, отрезав путь к отступлению.

Он растерялся и, нервно улыбнувшись, выпалил:

– Мне кажется или вы действительно меня преследуете?

– А мне кажется или вы действительно меня избегаете? – Вита очень точно повторила его интонацию.

– Не кажется.

– И почему вы меня избегаете?

– Потому что это неправильно.

– Что именно?

– Наши с вами отношения.

– Отношения?! – Вита подняла брови. – У нас с вами нет никаких «отношений». Чего вы так боитесь?

Сергей опустил голову. Его страшно поразило, что Вита разговаривает с ним совершенно бестрепетно – на равных. Словно имеет на это полное право.

– Вы что, женаты? – вдруг спросила она. – И у вас трое детей? Двое в Пензе и один на Камчатке?

– Нет, я не женат. – Сергей невольно усмехнулся, вспомнив бойкую героиню фильма «Укротительница тигров», которую цитировала Вита. – И детей у меня нет.

– Тогда что? Я слишком молода для вас?

– Это я слишком стар, Вита.

– Сколько вам? Сорок? Сорок два?

– Почти сорок пять. Но порой кажется, что все семьдесят.

– Ну да, как же я не подумала!

Вита шагнула к нему и погладила по щеке.

– Не надо, – тихо попросил он, но Вита не слушала.

– Конечно, вы же воевали! И в лагере были… Милый мой, бедный. И теперь вы боитесь поверить, что можете быть счастливы? Вы этого боитесь, да?

– Да. И этого тоже.

– А что еще? Разница в возрасте меня совсем не волнует. Что такое непреодолимое стоит между нами?

– Между мной и вами – ничего.

– Между вами и моим отцом, да?

– Вы правы. Но я… Я не готов об этом говорить. Пока.

– Что же это может быть?..

– Вита! Я прошу вас!

– Хорошо-хорошо, я не стану допытываться. Вы сами мне расскажете, да? Когда будете готовы. Я подожду. Но я умоляю: не отказывайтесь от меня! Пожалуйста! Что бы оно ни было – я на вашей стороне. Потому что… я люблю вас… больше жизни…

Вита заплакала и обняла Сергея изо всех сил.

– Вы сами не понимаете, что говорите… – У него на глазах тоже невольно выступили слезы. – Господи, Вита! Не плачьте, моя хорошая, не надо! Не стою я этого.

– Нет, стоите! – упрямо сказала Вита, всхлипывая.

Сергей поцеловал ее пепельную макушку и прошептал:

– Я скучал. Очень сильно.

Страшное напряжение, в котором они оба пребывали последнее время, совсем ушло, и снова возникло то хрупкое ощущение неимоверной близости, возникшее было осенью – над лужей, полной облаков. Вита подняла голову – ее глаза с еще сверкающими в них слезами сияли от счастья:

– Я тоже! А вы думали обо мне?

– Каждую минуту! Я… Я люблю вас! – в полном самозабвении воскликнул Сергей и поцеловал несколько раз ее сияющее личико: висок, на котором обнаружилась крошечная родинка, несказанно его умилившая, потом ее горячие щеки и, наконец, губы, сначала очень легко и нежно, а потом, не сдержавшись, со всей страстью, с силой прижав Виту к себе. Она была теплая, живая, податливая и словно таяла в его руках – струилась, обволакивала, проникала вглубь…

Сергей отстранился, Вита медленно подняла ресницы и взглянула на него затуманенным взором.

– Напугал? – нежно спросил он.

Вита не отвечала, растерянно глядя на него широко открытыми глазами, потом медленно моргнула. «А-а, черт побери все на свете!» – подумал Сергей и поцеловал ее еще раз. А потом просто держал в объятиях, постепенно выводя и себя, и Виту из этого опьянения любви, а сам пытался вспомнить: когда он последний раз так обнимал и целовал женщину? Давно… Очень давно. А может, и никогда.

– Хотите… Хотите, я прямо сейчас уйду с вами? Куда угодно! – тихо спросила Вита, и Сергей окончательно опомнился.

– Нет, душа моя! Мы не можем так поступить с вашим отцом.

Он, чуть нахмурясь, смотрел на Виту и размышлял: «Надо решаться. Мало ли что может случиться? Вита проговорится отцу, он ей расскажет свою версию… Нет, нельзя этого допускать. Надо нам поговорить сейчас… Но не здесь же?» Потом сказал:

– Пойдемте, прогуляемся.

Они вышли из аудитории и направились к выходу. Вита все еще пребывала в полуобморочном состоянии: когда она целовалась с Веней, то ничего подобного не испытывала. При одном только взгляде на губы Сергея у нее темнело в глазах и подкашивались ноги. «Так вот оно что! – думала Вита. – Значит, так оно бывает у взрослых!» Вита считала себя вполне современной девушкой: она, не смущаясь и не краснея, разглядывала в Пушкинском музее обнаженного Давида Микеланджело, а соответствующие главы Медицинской энциклопедии, стоявшей в книжном шкафу родителей подружки, она изучила еще в девятом классе. Но, несмотря на теоретическую подкованность, Вита была совершенно не готова к реакции собственного тела на объятия и поцелуи Сергея Валентиновича. И сейчас она все время прислушивалась к себе, лелея эти сладостные ощущения…

– Куда мы идем? – спросила Вита, с трудом поспевая за размашистым шагом Сергея. Но он не ответил. Сергей повел ее переулками и в какой-то момент осознал, что они держатся за руки: «Господи, помоги мне!»

– Мы идем ко мне на Сивцев Вражек, – внезапно произнес он, вспомнив, как Вита спрашивала. – Вы знаете, почему переулок так называется?

– Вражек – это овражек, да? А почему Сивцев – не знаю!

– Да, там был овраг, в котором протекала речка. Называлась Сивец или Сивка. Впадала она в ручей Черторый. Он шел вдоль стены Белого города. В начале девятнадцатого века речку в трубу забрали.

– Сивка! Как Сивка-Бурка, вещая каурка?

– Да, из-за цвета воды.

– А сивый – это какой цвет?

– Серый. Светло-серый.

– Как мои волосы, да? Значит, я сивая? – довольно кокетливо спросила Вита.

Он улыбнулся:

– Ваши волосы – пепельные. А сивый – это я.

Они шли, ничего вокруг себя не замечая, а их-то как раз и заметили – человек, шедший по другой стороне улицы, остановился, нахмурился, оглянулся и проводил мрачным взглядом эту необычную пару: немолодой седой мужчина, явно влюбленный, и юная девушка, просто светящаяся от счастья. А Сергей, неожиданно для себя самого, вдруг начал рассказывать Вите о своем романе – она слушала с упоением:

– Ой, а я могу ваши черновики переписывать, хотите? Хоть сто раз! Как Софья Андреевна Льву Толстому! Я и напечатать могу! Правда, я умею! Не вслепую, зато десятью пальцами!

– Это хорошо. Ну вот, мы почти пришли. Видите этот дом? В нем Марина Цветаева жила недолго. В тысяча девятьсот двенадцатом, кажется, году. И Волошин останавливался. Вы знаете Цветаеву?

– Да, знаю! Я читала ее стихи!

– Где ж вы взяли?

– Мне Веня давал, переписанные. Только не все понятно…

Наконец они поднялись на второй этаж. Сергей знал, что мама сейчас у Ольги, а Лиза в библиотеке. Пара часов у них есть, а больше и не надо. Вита с любопытством оглядывалась по сторонам:

– Ой, как у вас интересно! А вы что, один тут живете?

– Нет, с мамой. Еще Лиза.

– Кто это – Лиза? – сразу насторожилась Вита.

– Это дальняя родственница. Сейчас их никого дома нет. Но вы не бойтесь: у нас с вами будут только разговоры, и все.

– А я и не боюсь! – Вита вдруг резко повернулась к нему, приподнялась на цыпочки, обняла за шею и поцеловала. Он ответил, а потом тихонько отстранил:

– Все, больше никаких поцелуев!

– Почему?!

– Потому что это заведет нас слишком далеко. Мы же хотели поговорить, забыла?

– Давайте! Давайте поговорим!

Сергей сел рядом с Витой на диван, помолчал, потом с болью в сердце произнес:

– У тебя был брат.

– Да, Григорий, Гриша… Он умер совсем маленьким от пневмонии. Давно. А что? При чем тут мой брат?

Ну вот, сейчас все и решится!

Сергей глубоко вздохнул и выпалил, словно в ледяную воду ухнул:

– Гриша мой сын.

Вита вытаращила на него глаза и фыркнула:

– Ну да! Еще скажите, что и я ваша дочь!

– Нет, ты дочь Николая. А Гриша был от меня.

Сергей увидел, что Виктория поверила, она побледнела и невидящим взглядом уставилась в пространство. Потом медленно произнесла:

– Так это был ты! Теперь понятно, почему ты казался мне таким знакомым… Вот оно что… И папа… Ну да! Но как же?..

Сергей взял Виту за руки, с тревогой глядя ей в лицо. Вита бормотала, как в бреду, потом замолчала и закрыла глаза.

– Вита?

Она не ответила. Молчание длилось довольно долго. Наконец Вита взглянула Сергею прямо в глаза и сказала:

– Ну и что? Это было давно. Меня это не остановит.

– Ты представляешь, что будет с Верочкой?

– Ты любил ее?

– Нет. Никогда не любил. Она меня любила. Всегда.

– Ты ее пожалел, да?

– Наверное. Это трудно объяснить. Была война, и я… Я заехал ненадолго. Мои все в эвакуации, больше в Москве никого знакомых. Да и Верочка вообще-то своя. Почти сестра. Мы выросли вместе. Так хотелось передохнуть, вспомнить мирную жизнь, понимаешь? А Верочка думала, что Николай погиб… Ну и… В общем, я не горжусь тем, что сделал. Да еще и ребенок наш умер… Такое горе! Бедная Верочка.

– Да, горе.

Немного помолчав, Вита упрямо покачала головой, за время этого мучительного разговора она словно лет на десять повзрослела:

– Нет! Нет, я не отступлюсь. Мы любим друг друга, только это важно. Оставим прошлое – прошлому.

– И ты не осуждаешь меня? Я же поступил как подлец. Предал доверие друга!

– Но ведь ты думал, что он погиб, разве нет?

– Нет. Это Вера так думала. А я… Ты знаешь, я, наверное, вообще ни о чем не думал. – Он горько усмехнулся. – Плыл по течению.

– Нет, я не считаю, что ты виноват. Ты просто взял что плохо лежало, и все. Это она виновата.

– Вита, я совсем не хотел, чтобы ты настраивалась против собственной матери. Она верила, что Николай погиб, она любила меня.

– Тогда зачем она вышла замуж за папу, если любила тебя?

– Но я-то ее не любил! И никогда бы не женился.

– Все равно. Раз вышла замуж, должна была хранить верность. Как у Симонова: «Просто ты умела ждать, как никто другой!» А она совсем папу не ждала!

– Вита, это стихи. А в жизни все гораздо сложней.

Сергей был просто поражен тем, как легко Вита оправдала его. Ну да, она же сразу сказала: «Я на твоей стороне, что бы ты ни сделал…» И еще ему было мучительно стыдно, потому что Вита приводила в его оправдание точно те же аргументы, которыми он сам пытался заглушить свою совесть. Сергей вздохнул, погладил Виту по голове, а потом поцеловал. Это было безопасно: он ясно «видел», что по лестнице уже поднимается мама, вернувшаяся от Ольги. Но немного времени у них было, и Сергей насладился этими минутами сполна. Вита снова мгновенно растаяла. Целуя, он думал: «Я тоже не отступлюсь! И будь что будет».

– Ну вот, а теперь мы пойдем пить чай, – сказал Сергей, оторвавшись от ее губ. Вита моргала, ничего не понимая:

– Чай? Почему чай?

Сергей улыбнулся:

– Потому что пришла моя мама. И мы будем пить чай. С пастилой и сушками. Ты любишь пастилу?

Сергей вывел Виту в коридор и представил слегка удивленной Екатерине Леонтьевне:

– Мама, это Вита.

– Вита?

– Виктория. Дочь Николая и Веры Смирновых. Так получилось, что мы с ней любим друг друга. И скоро поженимся.

– А Вера знает? – только и сказала Екатерина Леонтьевна.

– Пока нет.

«Господи, и что теперь будет? – вздыхала про себя Екатерина Леонтьевна, разливая чай. – Да-а, выросла девочка. Но как же она на Веру-то похожа!»

– Ты меня, наверное, совсем не помнишь? – спросила она у Виты. – Мы бывали у вас дома. Я и Ольга, сестра Сережина. Давно, тебе лет шесть было.