– Я не могу! Мне кажется, пока я смотрю в окно, с ним ничего не случится.

– Вита, ну что ты, как маленькая…

– Не знаю! Я не знаю, что со мной! Я никогда такой не была! – Вита смотрела на Лизу с отчаянием. – Он словно на поводок меня привязал, понимаешь? Я как собака! Сказали: «Место!» – и я сойти не могу. Мне так без него плохо, ты не представляешь. Каждый раз как будто кусок души отрывается, такая боль!

– Господи… Бедная девочка…

И Лиза, чувствуя, что сама сейчас заплачет, изо всех сил обняла Виту, потом стала целовать ее зареванное лицо. Вита, засмеявшись сквозь слезы, тоже поцеловала Лизу:

– Спасибо тебе, спасибо! Ты такая милая! А я вечно тебя донимаю! Потому что боюсь…

– Чего ты боишься? – удивилась Лиза.

– Я всех вас боюсь! Мне так трудно! Все же чужое вокруг. А я никак не привыкну. Ты-то хозяйственная, домовитая. А я ничего не умею! И не успеваю ничего. Даже завтрак Сереже и то ты готовишь! Я только соберусь, а ты уже приготовила. Думаешь, я не понимаю, что ты была бы ему лучшей женой, чем я?

– Но любит-то он тебя, – растерянно произнесла Лиза. Такого она никак не ожидала. – Прости, я не знала, что ты так болезненно это воспринимаешь! Хочешь, я научу тебя готовить?

– Любит… Иногда мне кажется… Ты же слышала, как он меня называет? Басулька! Знаешь, что это значит? Безделушка! Понимаешь? Я его развлекаю, и все. Игрушка! Молодая, хорошенькая, горячая… Наиграется – и что потом?

– Вита… Что ты такое говоришь?

– Я же за ним целый год бегала! Проходу не давала! Мне стыдно было, а я ничего поделать с собой не могла. И вот, навязалась…

– Вита, послушай! – Лиза сглотнула ком, застрявший в горле, и продолжила, заглядывая Вите в глаза: – Он тебя любит. Ты совершенно напрасно мучаешь себя этими глупостями! Ты за ним год бегала, говоришь? А знаешь, что с ним было? Он же почти не спал! Так переживал, что даже похудел. До встречи с тобой это не человек, а одна тень была. А теперь он счастлив. И это благодаря тебе. Он прямо светится, когда на тебя смотрит!

– Ты правда так думаешь?

– Нет, я так не думаю. Я это каждый день своими глазами вижу. Он тебя любит. И перестань на пустом месте трагедию разводить! Ты за свое счастье должна каждую минуту Бога благодарить, а ты ерундой какой-то занимаешься. – Лиза хотела было еще добавить: «Не искушай судьбу», но не стала, а просто сказала: – Ну что, пойдем чай пить?

– Ладно, пойдем. И что это я в самом деле?.. Спасибо тебе. Ты мне как-то мозги прочистила.

Когда Сергей наконец появился, Вита не сказала ему ни слова упрека – только улыбалась, ластилась и с обожанием заглядывала в глаза, а Лиза вдруг испугалась, она подумала, что рано или поздно Вита останется одна – конечно, Сергей Валентинович уйдет первым, все-таки он старше на двадцать пять лет! И как Вита это перенесет? Улучив момент, она подошла к Сергею:

– Сергей Валентинович, я хочу кое-что вам сказать. Не могли бы вы заранее предупреждать Виту, что задержитесь? Она очень переживает. – И торопливо договорила, видя, как Сергей сдвинул брови: – Сегодня она весь вечер простояла у окна, дожидаясь вас. И даже плакала!

Сергей некоторое время мрачно смотрел на взволнованную Лизу, потом сухо сказал:

– Я буду иметь это в виду, спасибо. – И добавил, усмехнувшись: – Забавно, что это говорите именно вы. Вы же не выносите Виту.

– С чего вы это взяли? – воскликнула Лиза. – Я очень тепло отношусь к Витоше.

– Ну-ну, – усмехнулся Сергей и вышел в коридор, откуда тут же донесся визг и смех Виты. Он неожиданно поймал ее, выходящую из ванны, и подхватил на руки. С тех пор Сергей всегда предупреждал жену о своих возможных задержках и слегка ослабил натяжение того «поводка», на котором ее держал: конечно, он делал это сознательно, но слегка перестарался. Вите сразу стало легче, но с наступлением беременности она снова начала впадать в душевную «мряку», как она это называла. И хотя Лиза относилась к Вите гораздо мягче, чем раньше, она все-таки вздохнула свободно, когда та вернулась к отцу. И сейчас, засыпая в обнимку с котенком, которого они почему-то решили назвать Трофимом, Лиза снова задумалась о Вите: как-то она справляется, совсем одна? Здесь они нянчили Мариночку в шесть рук, а там один отец в помощниках. Может, отдала в ясли?

Вита справлялась. Она окончательно бросила учебу, нашла необременительную работу неподалеку от дома, постриглась, начала новую жизнь. Ни с какими яслями она не стала связываться: Аночка с радостью вызвалась помогать, ее дети выросли, муж умер… Далековато ездить из Медведкова, ну да ничего – и переночевать иногда можно. Так что помощница у Виты была. Вита старалась так заполнить свою жизнь, чтобы к ночи падать от усталости: она вычистила квартиру, разобрала книжные шкафы, перемыла всю посуду и перестирала всю одежду. Она убиралась каждый день и даже иногда мыла лестницу в подъезде, все шесть этажей. В доме царила идеальная чистота и порядок. Вита сознавала, что в этом есть что-то маниакальное, но ничего не могла с собой поделать.

А Николай так толком и не оправился. Он по-прежнему преподавал и продолжал готовить свой учебник, но в обыденной жизни путался, то и дело забывая какие-то мелочи. Он сознавал эту свою слабость и писал сам себе напоминания, развешивая листочки по всей квартире. «Ой, что-то совсем плох наш Аристафович!» – вздыхала Аночка, а Вита только хмурилась. Главная путаница была по поводу Верочки, Виктории каждый раз приходилось напоминать ему, что мама умерла. Иной раз Николай, умиленно глядя на внучку, говорил: «Витоша совсем большая стала, правда, Верочка?» – И Вита, переждав мгновенный спазм боли, нежно ему отвечала: «Да, папочка, Марина подросла», а он растерянно моргал, чувствуя неловкость, но не понимая почему. И видя, как отец силится вспомнить, что произошло, и страдальчески морщится, Вита с силой вонзала ногти в ладонь, сознавая: это наказание она заслужила.

Николай скончался после второго инсульта, когда Мариночке исполнилось четыре. Похороны были многолюдными, с долгими прочувствованными речами и множеством венков. Поминки организовали на кафедре, и Вита, посидев там немного, уехала домой, чтобы отпустить Аночку. Потом она машинально вымыла полы, рассеянно собрала игрушки, разбросанные дочкой, – та увлеченно рисовала цветными карандашами, подаренными Аночкой, на оборотах черновиков дедовой диссертации, выбросить которые у Виты не поднялась рука.

Вита стояла в дверях большой комнаты и смотрела на дочь, прекрасно сознавая, что только одна Марина держит ее теперь в этом мире. Девочка была очень похожа на нее в детстве: пепельные косички, серые глазищи с длинными ресницами, нежный рот – просто одно лицо. Любуясь дочерью, Вита невольно бросила взгляд в зеркало: бледное осунувшееся лицо, мрачный взгляд. Она чувствовала, как ожесточение овладевает ее сердцем – ожесточение, злость и обида на мужа: как мог он уйти, как мог оставить ее и дочку? Вита закрыла глаза, мгновенно раскаявшись в этих постыдных чувствах. «Это я виновата! – подумала она. – Поэтому они все меня покинули…» И мучительный страх за дочь овладел ее измученной душой: что ждет в будущем бедную девочку, такую трогательную и беззащитную, нежную и слабую? Разве сможет она защитить своего ребенка? Разве справится она с этой безжалостной и несправедливой жизнью?

Вдруг зазвенел дверной звонок, и Вита вздрогнула, она никого не ждала. За дверью оказалась невысокая полная женщина, совершенно незнакомая. Она взволнованно смотрела на Виту, а в руках держала корзинку и большую хозяйственную сумку.

– Смирновы здесь проживают? – спросила женщина, робко улыбнувшись.

– Здесь.

– Могу я увидеть Николая Аристарховича?

– Не можете… – растерялась Вита. – Он… Он скончался. Сегодня похоронили.

Женщина выронила свое барахло, всплеснула руками и залилась слезами, горестно воскликнув:

– Опоздала!

Вита смотрела на нее в полной растерянности, а женщина вытерла лицо концами повязанного на голове платка, поклонилась Вите, подобрала свои сумки и быстро побежала вниз по лестнице. Вита рванулась вслед за ней, догнала, схватила за руку:

– Постойте! Вы кто?

Женщина остановилась, поглядела на Виту, слезы так и текли из ее глаз, потом сказала, горько усмехнувшись:

– Не рассказывал Коленька про меня, да? Я Зина. Зина Потапова.

– Зина… – повторила Вита. – А по отчеству вас как?

Та махнула рукой:

– Да какое отчество! Зина и все. Михайловна.

– Пойдемте, Зинаида Михайловна! Поговорим, чайку попьем. Вы же откуда-то издалека приехали?

– Ну да, с Урала, – шмыгнув носом, ответила Зина и послушно побрела вслед за Витой на кухню. – А ты его дочка? Витоша? Он часто про тебя писал.

– Правда? А вы откуда его знаете?

Зина вдруг страшно покраснела, даже рукой закрылась и пробормотала так тихо, что Вита еле расслышала:

– Так я ж жила с ним… Сразу после войны. Почти год прожили, потом Коленька все вспомнил. Ну и уехал к вам. А как же – семья, это святое! – Зина подняла глаза на потрясенную Виту: – Значит, он так и не рассказал?..

– Нет, я не знала.

– Он давно что-то не писал, и я стала волноваться. Потом подумала: а возьму да съезжу! Повидаемся! И вот… не успела! Он болел, да?

Она снова всхлипнула, и Вита торопливо подвинула к ней чашку с чаем.

– У папы два инсульта было. Тяжело уходил.

– Бедный! Бедный Коленька! И ты-то – совсем одна, сиротка. Без мужа, с ребенком. Трудно, поди?

Вита пожала плечами. Зина тяжко вздохнула и вдруг засуетилась:

– А я ж гостинцы вам привезла! Вот, смотри-ка – это кедровые орешки, и в шишках, и россыпью. Я так с корзиной вам и оставлю. Сама набирала, сама шишки шелушила…

– На кедр забирались?

– Зачем? Палкой по стволу стучишь, шишки и осыпаются! Знаешь, как орешки-то чистить? Сначала кипятком обдай, подержи маленько, а потом сразу в ледяную воду. Скорлупа легче отходить станет. Только много сразу не ешьте, они тяжелые для желудка. А вот клюква! Брусника еще моченая! – Зина доставала из сумки бесчисленные баночки и сверточки. – Грибы белые, тоже сама собирала, сама в печи сушила.

– А вы не в городе живете? Ну, раз печь есть?

– За городом! Поселок под Свердловском. Домик у меня деревянный, сад-огород есть. Коленьке нравилось… Картошку садим, моркву всякую, капусту. Цветов у меня полно. Даже розы есть! Но заботы много, холода-то у нас какие, только и смотри, чтоб не вымерзло.

– У вас большая семья?

– Никого нет. Одна я. Вот… вы еще…

У Зины вырвалось рыдание, но тут же она заулыбалась сквозь слезы, потому что в дверях показалась Марина:

– Мама, смотри, что я нарисовала!

Увидев незнакомую тетеньку, девочка засмущалась, но Зина так ласково ей улыбалась, протягивая пахнущую смолой кедровую шишку, что Марина осмелела и подошла. Зина сразу подхватила ее, усадила на колени и несколько раз поцеловала пепельную макушку:

– Деточка ты моя! Кровиночка Коленькина!

Вита оставила Зину ночевать, как та ни упиралась, ее поезд отходил вечером следующего дня. Полночи они проговорили, рассказывая друг другу про «Коленьку», а когда Зина поутру собралась уходить, надеясь еще побывать на Красной площади и в ГУМе, Вита отдала ей часть отцовских фотографий. Зина обрадовалась и попросила:

– А свою не дашь? И Мариночки?

– Да, конечно!

– Еще бы на фотографию мамы твоей поглядеть, если можно!

– Да вы на меня поглядите, мы с ней очень похожи.

Но все-таки принесла Зине родительскую свадебную фотографию. Зина долго смотрела, потом печально сказала:

– Красивая, что говорить. Как же Коленька ее любил…

Вита поморщилась и внезапно сказала:

– Лучше бы он с вами остался. Может, и не умер бы так рано.

– Ну что ты, что ты! Не надо так говорить! Что ты, деточка…

И Зина сильно обняла Виту, погладила по голове и поцеловала несколько раз ее бледные щеки:

– Он без вас жить не мог, особенно без тебя!

Они наконец распрощались, и Вита сказала:

– Вы пишите нам, а то и приезжайте, хорошо?

– Хорошо, – Зина слегка помялась, а потом выпалила: – А может, вы ко мне переберетесь? Москва, конечно, столица… Но у нас так хорошо, спокойно. Природа опять же, огород, все свое! Курочек я держу, можно свинку завести. Уж Мариночке бы так хорошо было! Ты подумай, деточка.

– Ладно, – улыбнулась Вита. – Я подумаю.

И покачала головой, закрыв дверь. Курочки, свинка! Бедная Зина…

А ночью Вите приснился странный сон: они с Мариной жили у Зинаиды в маленьком деревянном домике с русской печью и разноцветными половиками. Был жаркий летний день, все цвело вокруг, летали бабочки, где-то беззлобно лаяла собака, толстый кот лежал в тенечке, лениво помахивая кончиком хвоста, Зина что-то делала в огороде, отец – Вита это знала! – отдыхал где-то в домике, в прохладе, а Марина прыгала у калитки и вдруг закричала:

– Идет, идет! Папа идет!

Вита пошла к калитке, улыбаясь в предвкушении встречи: как давно она не видела мужа! Как соскучилась! Сердце ее замирало, а солнце слепило глаза, и она никак не могла разглядеть, кто же там движется в конце улицы – Сережа?