КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Апрель, Лондон (через несколько месяцев после свадьбы).

Граф Гримстон окинул быстрым взором бальный зал. Светский сезон только начинался, балы и приемы устраивались все чаще, но все же гостей, за зиму соскучившихся по развлечениям, на каждом из них было слишком много.

Где-то здесь была его жена. Она приехала раньше графа, его же задержали дела.

Ему потребовалось меньше секунды, чтобы найти ее в толпе. Он всегда мог безошибочно узнать ее среди сотен других женщин. Твердым шагом он направился к Джоанне, изредка обмениваясь приветствиями со знакомыми. Она стояла спиной к нему и сдержанно, как подобает истинной леди, смеялась над какой-то шуткой своего собеседника.

Граф коснулся ее плеча:

— Миледи.

Джоанна нервно дернулась и повернулась к нему. Испуганное выражение на ее лице продержалось всего лишь мгновение, тут же сменившись приветливой маской, и граф не был уверен, что кто-то, кроме него, заметил это. Но он заметил. И замечал всегда, хотя редко говорил Джоанне об этом. Он предполагал, что дела в его случае будут куда весомее слов, и потому терпеливо ждал, когда она перестанет ждать подвоха с его стороны. Со дня свадьбы прошло уже несколько месяцев, но нервозность Джоанны, по его мнению, лишь усиливалась, хотя в этом не было его вины. Он ни разу не ударил ее, не повысил на нее голос. Он давал волю своим желаниям один раз в месяц, хотя она каждую ночь спала в его постели. Он не ограничивал ее ни в чем. Он знал, что Джоанна вышла за него не по любви, и предоставил ей существенную сумму ежемесячную сумму «на булавки». Граф не собирался контролировать, как и на что она тратит свои деньги, просто однажды случайно обнаружил, что у нее остается больше половины. Она не требовала дорогих нарядов и украшений, приглашений в лучшие дома и знакомств с его высокопоставленными знакомыми. Единственное, что она попросила, — позволить ей избежать супружеских обязанностей в одну из ночей, когда он хотел осуществить их. Это было месяц назад. Возможно, сегодня она так испугалась его появления, потому что догадывалась: сегодня он тоже хотел воспользоваться своим супружеским правом. Он, впрочем, не рассчитывал, что она согласится. Он спросит, но Джоанна, скорее всего, откажет. И он не собирался настаивать.

Он начинал думать, что пройдет несколько лет, прежде чем она перестанет вздрагивать при его внезапном появлении, прежде чем она перестанет бояться его и того, что он мог бы с ней сделать. Раньше он думал, что на это уйдет несколько месяцев, но, как теперь стало очевидно, он ошибся. Он мог подождать и при этом не набрасываться на Джоанну словно дикий жеребец, хотя вероятно, что для этого ему придется перестать спать с ней каждую ночь.

— Надеюсь, следующий танец у тебя свободен?

— Да, милорд, конечно, — она подала ему руку. Он вел ее в танце, с сожалением ощущая, как она напряжена в его объятиях, как тяжело ей находиться рядом с ним. Она не стала отказывать ему в танце прилюдно, хотя — он был уверен — отдала ему танец, который обещала кому-то другому. Но если бы при этом на ее лице было чуть больше удовольствия, он был бы счастлив. Сейчас же у всех, в том числе и у него, было ощущение, что она просто не посмела ему отказать из страха жестокого наказания.

Джоанна понимала, что это глупо — бояться графа Гримстона. Несмотря на свои неделикатные интимные вкусы, в душе он все же не был жесток. Месяц назад она ему отказала просто потому, что хотела посмотреть, что же он будет делать. Ничего. Абсолютно. Он не сказал ей ни слова упрека, не пригрозил урезать содержание, вообще словно не заметил. Сегодня она собиралась отказать ему второй раз. И потому так нервничала. Да, он говорил, что она может отказать, но ни один муж не потерпит от жены пренебрежения супружескими обязанностями, особенно если жена ему не безразлична. А графу она точно не безразлична, иначе зачем вообще жениться на ней? Зачем укладывать в свою постель каждую ночь?

У Джоанны, разумеется, была своя комната — та самая, которую она занимала до замужества. Красивая женская спальня, обставленная элегантно и со вкусом, с прилегающей обширной гардеробной, очень удобная и замечательная. И она в ней спала всего лишь несколько ночей в месяц, когда было неправильное время ее организма. Если бы ее мужу чего-нибудь захотелось, она, разумеется, знала подходящие способы ублажить его, но он требовал… нет, просил ее исполнить спружеские обязанности лишь раз в месяц — в тот день, когда состоялось их бракосочетание, словно все-таки дал ей слово не тревожить ее чаще. Такая стабильность была очень успокаивающей, ведь тогда она могла не беспокоиться, когда он придет к ней и придет ли вообще… Должна была быть успокаивающей. Только Джоанна не чувствовала себя спокойней. Ей все чаще снились кошмары, но граф настаивал, чтобы она продолжала спать с ним. Именно спать — совершенно целомудренным образом, хотя она не раз замечала у него физические признаки возбуждения. Он сам же словно не замечал проявления у себя животных инстинктов, давая им волю раз в месяц.

Месяц назад, когда Джоанна отказала ему, она ожидала, что он потребует своего на следующую ночь, но он вел себя так, будто получил то, что просил.

Сегодня вновь было то самое число, и она собиралась отказать ему второй раз. И это было не самое страшное, что она собиралась делать. Она поняла, что не может избавиться от страха, и постоянно задавалась всяческими «а что, если…» А что будет, если граф заподозрит ее в измене? А что он сделает, если разозлится на нее по каким-то другим причинам?.. И Джоанна знала только один способ найти ответ на эти вопросы: дать ему настоящую причину разозлиться. Вот уже месяц она обдумывала свой план, вспоминала, что злит ее мужа больше всего и что он поставил одно-единственное условие, когда женился на ней — ее верность. Она просто должна была разозлить его сильно, очень сильно, и посмотреть, что он сделает с ней. Возможно, тогда она наконец избавится от своих нелепых страхов.

Успех ее плана зависел от одной маленькой, но весьма существенной детали: удастся ли ей подобрать подходящего человека на роль своего любовника.

Джоанна посещала балы и званые вечера вовсе не потому, что ей нравилось быть новым развлечением ханжеского высшего общества. Она слушала сплетни, задавала вопросы, искала. И вот, кажется, нашла.

Этот мужчина унаследовал титул виконта Хатклиффа не так давно, год назад. Он был вторым сыном в семье, на титул никогда не претендовал и был вполне доволен своей военной карьерой, как вдруг его отца и старшего брата постигло несчастье. Отец его, проиграв все состояние семьи, и даже больше, пустил себе пулю в лоб, а наследник, старший брат нынешнего виконта, обвинив более удачливого игрока в шулерстве, пал на дуэли. Таким образом, Хатклифф нуждался в деньгах, но почему-то не торопился искать богатую невесту. Его титул был достаточно яркой приманкой, и, честно говоря, ему не составило бы труда жениться на дочери какого-нибудь преуспевающего банкира или судовладельца, но он до сих пор не сделал ни единого шага в этом направлении. В свете стали предполагать, что он ищет добычу покрупнее. Возможно, герцогскую или графскую дочь.

Пердположения предположениями, но сейчас Хатклифф был, с одной стороны, свободен, а с другой — производил впечатление человека благородного и сильного. И нуждался в деньгах.

Вечером граф Гримстон привычно поцеловал руку своей супруги.

— Жду тебя через полчаса.

— Да, милорд.

Она переоделась достаточно быстро, и последние десять минут просто сидела перед зеркалом, обдумывая все, что должна сказать. Потом вошла в спальню мужа, замирая от страха. Он стоял посреди комнаты, одетый только в халат. Он ждал ее. Джоанна остановилась перед ним. Он положил руки ей на плечи и склонил голову, чтобы поцеловать ее. Она отвернулась.

— Милорд, пожалуйста…

Гримстон поднял голову, тщательно скрывая разочарование, понимая, что поцелуя не будет.

— Да, Джоанна?

— Пожалуйста, не надо.

— Как пожелаешь. Я хочу спросить тебя, Джоанна: согласна ли ты сегодня выполнить свой супружеский долг?

— Нет, милорд.

— Может быть, я могу сделать что-то, чтобы ты передумала?

В прошлый раз, как помнила Джоанна, ему было достаточно только одного нет.

— Нет, я просто не хочу.

— Все, что ты захочешь, — пообещал он.

— Нет.

— Хорошо. В таком случае, давай спать.

Он направился к кровати, Джоанна осталась стоять на своем месте. Она стиснула в кулаках ткань своей сорочки.

— Милорд…

Он внимательно посмотрел на нее.

— Я хочу спать в своей постели. Прошу вас.

Граф не смог удержаться от вздоха, полного сожаления. Он сделал жест рукой в сторону ее комнаты.

— Как пожелаешь, Джоанна.

— Не только сегодня, — уточнила она. — Я бы хотела каждую ночь спать в своей спальне. Одна.

Он медленно кивнул. На первый взгляд эта просьба Джоанны не требовала от него каких-то невероятных усилий или унижений, но ему было невероятно сложно удержаться от уговоров, увещеваний и напоминаний о супружеском долге.

— Спасибо, милорд, — Джоанна одарила его коротким поклоном и повернулась к нему спиной, направляясь к двери, соединявшей их спальни. Он с глубоким сожалением смотрел, как она уходит.

Итак, граф знал ее месячный цикл, знал, что она не беременна от него и не может быть беременна от него, потому что он не спал с ней вот уже два месяца. Теперь пора было приступить к более опасной части плана.

На следующий день Хатклифф должен был заехать за ней и повезти на прогулку — нахально увезти ее из дома мужа на глазах у всего света и, собственно, графа. Так уж получилось, что граф столкнулся со своим соперником в гостиной. Этого Джоанна не планировала, но это было ей только на руку.

— Милорд, — спокойно обратилась она к мужу, ведя виконта под руку, — вы знакомы с виконтом Хатклиффом?

Граф одарил ее острым взглядом, но поприветствовал виконта вполне вежливо. Он не хотел разыгрывать из себя ревнивого мужа по пустякам. До сих пор у него не было ни единой причины не доверять Джоанне, и он сейчас сделал выбор в пользу доверия. Она ведь согласилась на его главное условие — верность. Но все же наблюдать, как его собственная жена уезжает с другим мужчиной было неприятно и больно. Проводив коляску взглядом из окна своего кабинета, граф заставил себя сосредоточиться на делах.

— Миледи, вы решили с моей помощью вызвать ревность у вашего мужа? — спросил Хатклифф, едва они отъехали от дома.

— Ревность? — с искренним недоумением переспросила она. — О, нет.

Хатклифф внимательно посмотрел на женщину. Она не кокетничала с ним, что означало бы, что она просто хочет завести с ним интрижку, а на чувства мужа ей просто-напросто плевать. Она выглядела серьезно и дружелюбно, но не более того.

— В таком случае, какова же цель нашего выезда? Зачем вы позвали меня, позвольте спросить? Или я неправильно понял ваши намеки прошлым вечером?

— Нет, вы все поняли правильно. Мне действительно нужно было увидеться с вами сегодня.

— Зачем?

— Дело в том, что у меня есть для вас одно предложение, но я должна быть уверена, что все, что будет сказано, останется между нами.

— Если речь не идет об убийстве или каком-нибудь другом преступлении, которое может привести меня на виселицу, то я даю вам слово: все, что здесь будет сказано, останется между нами, — твердо сказал он. Он начал было думать, что графиня хочет попросить его о помощи, чтобы избавиться от своего жестокого, по слухам, мужа.

— Виселица — определенно нет. Но возможно, мой муж захочет вызвать вас на дуэль. Или просто пристрелить, — неуверенно договорила она и испытующе взглянула на него, пытаясь найти ответ, готов он к такому повороту событий или нет. Теперь Хатклифф не знал, что и думать.

— Я вас слушаю, миледи.

— Мне нужно, чтобы вы сыграли роль моего любовника.

Хатклифф подозрительно посмотрел на нее. Не нравились ему такие игры.

— Очень аккуратно, — уточнила она. — Мне нужно, чтобы о том, что вы мой… — она поморщилась, — «любовник», не догадывался никто, кроме графа Гримстона. Я не желаю позорить его публично.

— В таком случае… зачем вам это? — недоуменно спросил Хатклифф. — Если вы, как утверждаете, не хотите вызвать в нем ревность и не хотите опозорить…

— Я бы не хотела говорить, зачем мне этот спектакль, — глухо сказала она, опустив глаза. Потом снова взглянула на своего спутника. — Но я вам щедро заплачу.

Хатклифф стиснул зубы. Унизительно, когда тебе предлагают деньги за такое. Почти то же самое, что стать шлюхой.

— Сколько?

— Три тысячи фунтов.