— А теперь ты боишься?

Она нервно выдохнула.

— Немного.

Зато ему самому стало спокойней, когда он избавил себя от ее испытующего взора. Устроившись поудобнее, он принялся руками чертить узоры на ее телы.

Джоанна никак не могла решить, бояться ей следует или наслаждаться. Когда его пальцы коснулись наконец ее интимного места, она осознала, что там очень жарко и очень влажно. Кажется, ее тело имело собственное мнение и бояться отказывалось. А когда муж задел там какое-то особо чувствительное место, она непроизвольно вскрикнула и выгнулась навстречу ему, растеряв все мысли, а вместе с ними — и страхи.

— Тебе понравилось это? — спросил вежливо граф, неспешно продолжая ласкать ее пальцами.

Джоанна, растеряв все слова, выгнувшись под его руками, смогла ответить только с третьей попытки:

— Да, милорд.

Он убрал руки.

— Ты хочешь, чтобы я продолжил?

Еще не закончив вопроса, он успел подумать, что, вероятно, не стоило сегодня заставлять ее молить о наслаждении. Вряд ли она готова к этому.

Она со всей силы потянулась бедрами к нему, натягивая ленты до предела.

— Да, прошу вас, пожалуйста, — умоляющим голосом попросила она. Он скупо улыбнулся и вернул руки в прежнее положение, не собираясь заставлять ее просить дважды.

У нее ушло совсем немного времени на то, чтобы достичь пика наслаждений. Чувства заполонили ее всю, не оставляя места для сомнений и опасений, и Джоанна протяжно закричала. Граф встал на колени рядом с нею, испытывая необъяснимое желание держать ее в тесных объятиях в этот момент, прижиматься к ней как можно крепче, чувствовать ее наслаждение всем своим телом, и жалел только о том, что сам не был раздет полностью.

Наконец, она отдышалась, успокаиваясь. Граф отстранился и разделся. У него не было никакого плана, когда он звал Джоанну в свою спальню, но сейчас понял, чем будет занят следующие час или два. Он полагал, что из всех возможных просьб реже всего Джоанна просила о наслаждении. Вероятно, сегодня был первый такой раз. Он надеялся, что далеко не последний.

Он наконец исполнил свое желание и прижался к ее обнаженному, теплому телу своим. Они вздохнули в унисон от невыразимого чувственного удовольствия.

Джоанна по-прежнему ничего не видела из-за повязки на глазах. Страх не вернулся даже после того, как удовольствие немного развеялось и она вдруг ощутила себя в обнаженных объятиях графа. В этой позиции, как она понимала, самым логичным способом продолжения утех было бы, если бы он воспользовался ее ртом. Но она вдруг почувствовала, как он развязывает ее.

— Милорд, вы не хотите?.. — спросила она растерянно.

— О, я хочу, — уверил он ее несколько ироничным тоном. — Я хочу еще два или три раза услышать, как ты просишь меня об удовольствии.

По ее телу пробежала дрожь, стоило ей представить эту перспективу.

— У тебя есть возражения? — с той же иронией спросил он, окончательно освобождая ее от пут и поднимая ее на руки.

У нее в горле встал ком. Меньше чем час назад он уверял ее, что у нее нет выбора на эту ночь, кроме как провести ее с ним. А сейчас его вопрос свидетельствовал прямо об обратном. Стоило ей сказать шутливо «я убью вас за это» или взмолиться «пожалуйста, больше не надо» — и он отпустил бы ее. Она была уверена в этом, как в неминуемом восходе солнца.

— Нет, у меня нет возражений, — сказала она слабым голосом и сдаваясь окончательно той части своей натуры, которая хотела порочных удовольствий и темных наслаждений. Тем легче было это сделать, когда на глазах у нее по-прежнему была повязка и ей не нужно было смотреть ему в глаза, признаваясь в своей новообретенной жажде.

Он бережно положил ее на кровать.

— Итак… — задумчиво сказал он. Джоанна поняла, что он рассматривает ее, как бы решая, с чего начать заново.

Она так давно не делала этого и так много раз за последние дни представляла, что слова вырвались сами собой:

— Могу я поцеловать вас, пожалуйста? — жалобно попросила она.

— Да, — она слышала плохо скрытое удовлетворение в его голосе, но это было неважно. Получив разрешение, она встала на четвереньки, попыталась угадать его местоположение по звукам. Ей не сразу это удалось, и она наверняка выглядела глупо, слепо отыскивая его руками и ползая по постели, но она не чувствовала стыда. Она знала, что он наслаждается видом ее беспомощности, и точно так же знала, что он не будет смеяться над этим и стыдить ее впоследствии, и потому и сама не ощущала стыда, в конце концов отыскав его и подарив самый интимный из поцелуев.

В эту ночь она просила его еще несколько раз о разных вещах, но это было совсем не больно.

* * *

Едва проснувшись, Джоанна поняла, что в постели одна. В постели мужа. Совершенно свободная, хотя и голая.

Открыв глаза, встретилась взглядом с графом: он как раз заходил в спальню из своей гардеробной.

Она нервно вдохнула и приподнялась на постели, сжимая одеяло перед собой обеими руками.

Граф бесстрастно смотрел на нее несколько мгновений. Он видел что Джоанна чего-то ждала от него сейчас. Чего? Он не смог понять.

— Прости, Джоанна. Я не хотел тебя будить, — сказал он ровно, чуть склонив голову. Он взял со стола запонки, брошенные туда накануне вечером. Он был полностью одет для выхода. И пришел за запонками вовсе не потому, что у него не было других. Просто хотел еще раз взглянуть на жену перед тем, как уйти. — Можешь снова засыпать. А у меня назначена встреча.

Он коротко поклонился и вышел.

Джоанна облегченно выдохнула, глядя ему вслед. Никакого злорадства, высокомерия или презрения, ни одной издевки по поводу ее униженных просьб прошедшей ночью. Лишь прежнее чуть холодное уважение. Она знала, знала, что будет именно так. Наверное, именно эта уверенность позволила ей так легко принять правила его игры, новой для нее. И все же где-то глубоко внутри жил тот страх, который заставил ее сейчас напряженно ждать слов мужа и который бесследно исчез после его слов.

* * *

Этой же ночью она вновь ждала его. На коленях у нее лежала книга, и, пожалуй, час или два назад Джоанна действительно ее читала, но свеча уже давно потухла, и она сидела в темноте, положив книгу на колени и прислушиваясь к звукам сонного дома.

Он услышала шаги мужа в коридоре, встрепенулась, но прошла минута, другая, полчаса… а он так и не зашел к ней. И она была расстроена и разочарована. «В этом нет ничего удивительного, — думала она. — Он ведь говорил, что желания воникают в нем далеко не каждый день. А вчерашняя ночь была… весьма богатой.» Она вздохнула и отправилась в постель.

Ее домашнее заключение продолжалось, и она могла бы возненавидеть графа и свое положение так же, как и первого супруга и первое супружество, но этого не произошло. Когда она была женой, а по сути — пленницей Лэнгфорда, то все ее помыслы были направлены лишь на то, как избежать очередного унижения, как не сойти с ума от страха. Сейчас же ей было просто скучно. Ее спасали книги и визиты сына, горничной и мужа. Во время своего первого супружества она совершенно не могла читать. И, возможно, жаждала сейчас визитов графа Гримстона только из-за скуки.

К вечеру она приказала себе не ждать слишком многого, не ждать мужа, а ложиться в постель, но он вновь пришел, как всегда, элегантный, холодный, чуть высокомерный. Окинул взглядом ее ночной наряд.

— Добрый вечер, Джоанна, — вежливо поздоровался он и протянул ей руку. — Пойдем.

— Да, милорд, — она безропотно подала ему руку и опустила глаза.

Приведя Джоанну в свою спальню, граф оставил ее стоять на середине ковра. Она искоса следила за ним. Он взял те же черные ленты, что использовал в предыдущий раз.

— Разденься, — сказал он.

Джоанна сняла с себя ночной наряд, как обычно, без суеты.

— На кровать, моя сладкая.

Он не ожидал никаких возражений с ее стороны. Как всегда. И, как это часто бывало, она удивила его, оставшись на месте, не послушавшись приказания.

— М-милорд? — дрогнувшим голосом спросила она. Если б не это мелкое заикание, он бы и не заметил, что с ней что-то не так: голос ее был, в общем, ровным, невыразительным.

— Да?

— Под «сладкой» вы имеете в виду «шлюха»?

Он мгновенно понял. Гореть тебе в аду, Лэнгфорд.

Граф подошел к жене, подхватил одну ее ладонь своей рукой и склонился в галантном поцелуе. Дыхание Джоанны в этот раз сорвалось.

— Ты определенно не шлюха, — проговорил он, выделяя каждое слово. — Ты — моя сладкая жена. На кровать. Пожалуйста.

В этом поцелуе был… какой-то дикий, бьющий по нервам диссонанс. Вот она стоит обнаженная, посреди его комнаты, готовая выполнить все, что он скажет. Вот он, полностью одетый, в одной его руке черные ленты для вполне определенных целей. И вот этот уважительный во всех отношениях поцелуй… Джоанна проглотила непонятный комок в горле и на подгибающихся ногах прошла к постели.

* * *

Утром вновь проснулась одна. Кажется, муж не хотел иметь с ней ничего общего вне постели. Мысль была обидной. Но Джоанна знала куда как более обидные вещи, которые мог бы сделать с ней муж, если бы захотел, и потому не стала заострять внимание на обиде. Гораздо приятнее было вспоминать все, что они делали этой ночью.

В следующий раз граф навестил ее через два дня. Едва завидев его, она почувствовала, как в душе встрепенулось что-то радостное. И она невольно улыбнулась, приветствуя мужа стандартным «добрый вечер, милорд». Его глаза чуть прищурились, когда он заметил выражение ее лица. Джоанна понимала, насколько неуместна сейчас улыбка: он же поведет ее не на комедию, а в свою спальню, развлекаться непристойным образом.

— Соскучилась? — спросил он.

— Да, — Джоанна опустила голову, потом твердо посмотрела на него. — Милорд, возможно, вы каким-то образом наказываете меня, но я почему-то не чувствую себя наказанной. За исключением скуки.

Он промолчал. Джоанна покусала губу и подумала, что признаваться в этом было далеко не самой блестящей идеей.

— А тебе хочется, чтобы тебя наказали? — с вежливым интересом спросил он.

По позвоночнику Джоанны пробежал неприятный холодок.

— Нет, мне не хочется, — глухо ответила она.

Он заметил, как она изменилась в лице, и слегка кивнул, успокаивая ее.

— Пойдем, — сказал он.

В этот раз он остался стоять рядом с ней посреди своей спальни.

— Раздень меня, — попросил он. Джоанна глянула на него снизу вверх и принялась исполнять приказ. Она сняла с него несколько вещей, пока не дошла до сорочки. Сняла и ее. Взгляд Джоанны остановился на обнаженной груди мужчины. Она вздохнула, облизнула губы.

— Могу я поцеловать вас, пожалуйста? — попросила она.

— Да, — разрешил он, испытывая особое удовольствие от ее просьбы. Кажется, ей действительно хотелось самой прикасаться к нему. Она начала сверху, постепенно спускаясь с нежными поцелуями ниже и ниже, пока не дошла до пояса брюк и не встала на колени. Его пальцы зарылись в ее волосы.

— Посмотри на меня, — чуть приглушенным голосом приказал он. Джоанна подняла на него взгляд. Красиво, черт побери. Несколько секунд он любовался ее влажными, чуть приоткрытыми губами, ее серьезными глазами. — Продолжай.

Она сняла с него штаны, и его плоть уперлась ей прямо в лицо. Джоанна вздохнула и снова подняла на него взгляд:

— Могу я?..

— Да, — бесстрастно согласился он, хотя эта бесстрастность стоила ему огромных усилий.

Несколько минут он наслаждался ее ласками, потом мягко отстранил ее, освобождаясь из сладкого плена ее жаркого рта.

— Тебе нравится делать это?

Ему казалось, что ей действительно нравится, но верилось в это с трудом.

— Да, мне нравится, — как-то слишком покорно согласилась она, вновь потянувшись к нему губами. Он не позволил.

— А что тебе не нравится?

Джоанна вспомнила, что когда-то давно он уже спрашивал ее об этом и что тогда она отказалась отвечать.

— Я не люблю боль. И не люблю через задний проход.

Он даже не ждал, что она ответит. Джоанна восприняла его замершее состояние по-своему.

— Но если вы хотите, милорд… — несмело предложила она.

— Нет, — он криво улыбнулся. Если бы он знал, что ей это понравится, то не отказался бы. Но Джоанна только что сказала, что не любит этот способ. Он заставил ее подняться с колен и поцеловал губы, которые только что одаривали его совершенно неприличными поцелуями, потом развернул Джоанну и повел к кровати. Лег сначала сам. — Продолжай.

Джоанна несмело улыбнулась в знак благодарности за «милость» и продолжила покрывать поцелуями его тело. Она и так уже была сверху, он просто закончил игры наиболее естественным в этом положении способом: усадив ее на себя, словно наездницу.