* * *

В первый рабочий день семейство снаряжало Настю как в последний путь. Даже Катюша истощила свой гардероб и от души подкинула старшей сестрице новых шмоток. Они уже разыскали полное досье Александра Алексеевича, собрали сплетни и решили, что незамужней Настю обратно не примут. Мать даже намекнула на то, что там для персонала есть комнаты — и как только Настя захомутает дочурку владельца, то может сразу переезжать. Это больше напоминало не смену места работы, а планомерное выселение засидевшейся в девицах Насти в более «рыбное место». Да нет, не напоминало — об этом уже прямо говорили. Настя же только отшучивалась.

На момент ее приезда в дом Вероника была в гимназии. Очень удачно, потому что для начала Насте следовало осмотреться и познакомиться с другими работниками. «Крепостные», как один, хором утверждали, что лучшего места она бы не нашла, но еще не факт, что сама она этому месту подходит. Наташка, по чьей изначальной протекции Настя тут и оказалась, сама вызвалась быть гидом. Она тут работала уборщицей, но ничуть этой должности не стыдилась — а что плохого в том, чтобы девушке из простой семьи и без институтского образования зарабатывать деньги честным трудом? Да еще какие деньги! На зарплате Александр Алексеевич не экономил, предпочитая держать штат из проверенных людей, тем самым дополнительно защищая дочь от лишних стрессов. Некоторые, например, повар Тамарочка и ее муж, работали тут уже больше десяти лет. Все они являли собой своеобразную семью и потому с настороженностью отнеслись к новенькой — Настя почувствовала, что ей необходимо получить одобрение не только от Вероники. Если она не впишется в коллектив, то Александр Алексеевич тут же избавится от раздражающего атмосферу фактора.

Наташка же была простоватой и хамоватой — идеальное сочетание для первого знакомства. С такими не надо подбирать слова и скрывать неловкость, они сами кого угодно заговорят до смерти. Она водила Настю из комнаты в комнату, попутно выкладывая собранные за последние пару лет сплетни. Хозяин был человеком принципиальным — баб в дом не водил, налево, судя по рассказам Наташки, тоже особо не гулял. Но работа — а он занимался оптовой торговлей стройматериалами — требовала слишком много времени. И единственное, что его заботило — благополучие дочери, которой сам он не мог посвятить все свое внимание. Была у мужчины одна невестушка, да сплыла, потому что Вероника ни в каком виде ее видеть не хотела. Но случилось это еще до прихода Наташки в дом, поэтому она сама и не придавала этому событию значения.

О любви отца к дочери кричало буквально все. Просторные комнаты были изящно декорированы, но в каждой что-то напоминало о присутствии ребенка — там игрушки, тут детские книги, даже в библиотеке стоял синтезатор, к которому девочка давно потеряла интерес. Что уж говорить о детской комнате, битком заваленной куклами, роботами и прочей мишурой? А в шикарной гостиной на стенах висели портреты — по большей части самой Вероники, но и ее матери, и групповые фото. Настя остановилась уже на третьем изображении девочки в объятиях незнакомого парня.

— А это кто такой? — Настя поймала паузу, когда Наташка переводила дыхание.

— Так сын же Сан Алексеича. Артём.

— У него есть сын? — этот вопрос прозвучал бессмысленно, как будто Настя удивлялась тому, что ей первым делом не сообщили о таком невероятном факте. — А где он?

— Учится за границей. На Новый год теперь, наверное, только приедет. Ты не смотри на морду смазливую, он, даже когда тут находится, ночевать почти не приходит. Бабник, алкаш, хамло… и бунтарь, как сам Сан Алексеич его называет. Воспитанный же! Нормальных слов не знает.

Настя всмотрелась в последнюю фотографию еще пристальнее. «Морда» и в самом деле смазливая, Наташка не преувеличила. Улыбается с кривым прищуром, челка на глаза падает. Такие лица обычно в рекламе зубной пасты показывают — ни грамма глубины за улыбкой, но зато зубы безупречно белые.

— Надо же. Совсем не похож.

Это Настя заметила точно. У Вероники с отцом было много общего — голубые глаза, светлые волосы. А этот черноволосый парень был совсем другой породы, чем отец или сестра.

— Он неродной, — почему-то тише ответила Наташка. — Об этом не принято говорить, вроде как неуместно… но все об этом знают. Он сын покойной хозяйки — она за Сан Алексеича уже с приплодом вышла. Но ты не думай, что у них там какие терки по этому поводу — они друг друга «папа» и «сын» называют, да и растил Сан Алексевич его с малых лет, так что сын, как ни крути. И даже закидоны терпит наследничка, все как у родных.

— Понятно.

Настя никак не могла оторваться от кривого прищура, подспудно соображая, специально ли «бабник, алкаш, хамло и бунтарь» тренировался делать такое выражение лица или это вышло естественно. Уже в тот момент ее подсознание вопило о чем-то важном, но мозг сигнала не уловил. Или Настя предпочла его проигнорировать.

Глава 2

Настя любила придумывать разные теории — по любому вопросу. Есть среди них и такая. У каждого человека одна основная цель — привлечение внимания. Нет, речь идет не только о том, что каждый мечтает, чтобы его любили. Это необязательно должен быть один-единственный человек или группа близких, для многих людей любое внимание ценно. Человек покупает новую машину не только потому, что она гораздо удобнее прежней. Заодно он еще и получает восхищенные взгляды на дороге. Творческая личность гниет изнутри, если не ощущает отдачи от своего таланта. Даже криминалисты говорят о том, что каждый преступник подсознательно хочет быть пойманным. На том серийных маньяков и раскрывают. Откуда бы взялось у него такое желание, не будь потребности быть замеченным? Кто-то совершает подвиги во имя той же банальной цели. Кто-то просто тратит последние деньги на модные джинсы. Поступки бывают разные, но все они сводятся к одному и тому же знаменателю. Внимания, любви и восхищения не бывает слишком много, чтобы этим пресытиться. И лукавят те шоу-звезды, которые с боевым кличем кидаются на папарацци — они понимают, что все, что они делали прежде, и было предназначено для привлечения внимания. Их может раздражать излишняя назойливость в этот конкретный момент, но если они ее лишатся, если не останется ни одного папарацци, которому они интересны, то они начнут битву за внимание заново, позабыв о недавнем раздражении. Но большинство взрослых людей учатся этот мотив скрывать, ведь он, в отличие от добывания пищи или беззаветного альтруизма, без подтекста выдает эгоизм. В современном обществе некрасиво быть эгоистом. Точнее, некрасиво открыто этим гордиться. Дети же, чистые в своей наивности, более естественны, поэтому их порывы к привлечению любви и внимания всегда заметны. Достаточно только открыть глаза.

* * *

О том, что ее подопечная окажется несколько избалованной, Настя уже успела догадаться. Но вряд ли представляла себе масштабы бедствия. На первом совместном обеде Настя попросила обращаться к ней просто «Настя» и на «ты», но Вероника назвала ее «училкой», а Тамарочке заявила, что «суп невозможно есть». Отец, который специально для этого мероприятия приехал домой, сделал ей замечание, Тамарочка же принесла девочке макароны с сыром, которые та неожиданно потребовала. Поскольку повар принесла блюдо сразу после этого заявления, стало понятно, что такое поведение было отнюдь не редкостью.


Настю не разозлили эти ребячества. Она смотрела на ребенка глазами педагога — Вероника требовала внимания, как и все дети в ее возрасте. Но поскольку девочку никто не ограничивал в этом рвении, то она требовала все больше и больше. Плюс к тому, у нее затянулся период, когда дети проверяют родительскую любовь на прочность — и терпеливость Александра Алексеевича была понятна. Скорее всего, с подачи психологов он и выбрал такую стратегию. Он поступает ровно так, как будет лучше для дочери — воспитание воспитанием, но главное в случае Вероники — это дать почувствовать, что ее безусловно любят. А ограничения отец выставлял для нее постепенно и только там, где без этого не обойтись. Настя явственно ощущала, как он сдерживает себя, не позволяет вспылить, а это означало, что порцию строгости Вероника все же получает. И будет получать ее еще больше, когда текущие проблемы решатся.


Сразу после обеда Александр Алексеевич спешно умчался на работу, а Насте предстояло начать общение с Вероникой. У той действительно наблюдались проблемы с английским, но в восемь лет не обязательно говорить на нем, как на родном. Настя только прошлась по азам, чтобы не нагружать ребенка в первый же день, а потом предложила вместе посмотреть домашнее задание. Вероника отказалась, заявив, что «трудовые обязанности училки на этом заканчиваются». Остаток дня Настя не знала, куда себя пристроить.


На второй день Вероника сказала, что у нее раскалывается голова, и потому занятие отменяется. Кстати, она начинала ссылаться на головную боль или головокружение, как только ей предстояло сложное задание. Девочка не просто требовала любви, она была склонна к любым манипуляциям, лишь бы получить долю внимания.


На третий день ситуация повторилась, но Настя уговорила Веронику позаниматься хотя бы пять минут. Голова у той «начала болеть» на четвертой. И тут же все прошло, как только Настя сдалась и разрешила посмотреть мультфильмы. Неудивительно, что пожилая няня рано или поздно срывалась на крик — ведь уроки-то должны быть сделаны, а эти манипуляции не заканчивались никогда.


Следующую неделю Вероника провела дома — она так плохо себя чувствовала, что не могла посещать гимназию. Вызванный доктор диагностировал только «переутомление» — видимо, привык ставить такой диагноз именно по этому адресу.


И тем не менее Настя понимала девочку все лучше и лучше. Ее нежелание ходить в гимназию объяснялось просто:


— У меня там совсем нет друзей. Они меня ненавидят! А я ненавижу их.


Понятно. Еще и сложные отношения с одноклассниками. Оказалось даже, что Веронику иногда там обижают — правда, чаще всего в ответ на ее агрессивное поведение. Но об этом прямо не скажешь, потому Настя просто предложила провожать и встречать ее каждый день. «И если вдруг хоть кто-то тебя обидит, я их всех на куски разорву!» — смело пообещала Настя, этим неожиданно подняв девочке настроение. Оставалось только надеяться, что никого на куски рвать не придется. Но ребенок должен знать, что кто-то всегда на его стороне.

После этого Вероника стала откровеннее рассказывать о школьных проблемах. По непонятным причинам она не говорила об этом даже отцу — и вот тут вопрос о ее избалованности вставал под сомнение. А Насте говорила. Это как тогда, с Николаем, иногда легче открыться чужому человеку, чем родному. Такая странная психологическая загвоздка.

Когда Вероника в очередной раз, после уже нескольких предупреждений, назвала Настю «училкой», та тут же демонстративно встала и вышла в коридор.

— Ты куда это? — девочка вылетела вслед за репетитором.

— Я ухожу. А иначе накричу на тебя. Поэтому я сейчас поеду домой, а завтра вернусь.

— Точно вернешься? — та не собиралась извиняться, только хмурилась.

— Точно. Потому что ты очень хорошая девочка, которая иногда говорит обидные слова. Поэтому я обязательно к тебе вернусь. До свидания, Вероника.

Больше она Настю «училкой» не называла.

Головные боли они лечили прогулками. Едва только Вероника упоминала о мигрени — а это случалось всякий раз, когда они садились за уроки — Настя тащила девочку на прогулку, поясняя, что полезнее всего в этом случае свежий воздух. Иногда приходилось раз десять раздеваться и одеваться, чтобы сделать пару кружков вокруг дома. Со временем Вероника стала ссылаться на боль реже, но нельзя сказать, что никогда. Это был ее способ борьбы с переутомлением — теперь она, отзанимавшись час, сама тянула Настю на улицу. Дети редко осознают свою усталость, они просто капризничают, но Настя случайным образом подсказала ребенку выход в такой ситуации.

Истерики за обедом повторялись ежедневно, тут не помогало ничего. Единственное, что Настя могла посоветовать с уверенностью — не заставлять Веронику есть. Никогда. Вера Петровна сначала хваталась за сердце, а потом на полном серьезе заявила, что когда ребенок упадет в обморок — а это непременно на днях случится — то виновата в этом будет только Настя. Вероника в обморок так и не упала, но и истерик не прекратила, которые теперь звучали в никуда. Зато ассортимент «съедобных блюд» немного расширился.

Однажды Вероника заявила, что способна выполнить все задания без помощи Насти и уж точно без проверки. Настя без единого слова возражения отправилась в гостиную. На следующий день Вероника притащила из гимназии двойку, а потом заявила Насте: