— Иисусица Христосица, — усмехнулась Зина. — Меня почти не тошнит, вот только, — она понизила голос, хотя ни одной мужской хромосомы в столовой не осталось, — по-маленькому все время хочется. Я, как с утра встану, сбегаю в туалет, потом, пока завтрак, пока что, пока глазки на реснички повешу, — так Зина называла процедуру макияжа, — еще раза три досбегаю. Прихожу на работу и первым делом — туда.

— Зинуля, я тебя умоляю, ты все-таки уйди с работы, — Антонина Ильинична с тревогой взглянула на племянницу. — И без того тяжело, а теперь еще с животом…

Но Зина успокоила тетушку:

— Нет, теть Тонь, Илюшка специальные кресла закупил для мастеров — высокие, на колесиках. Сидишь, как на жердочке, и вокруг клиента катаешься. Кстати, насчет «кататься»: Верка, ты когда машину купишь?

— Дай сперва хоть сдать на права.

— Складно сказано, отец Варлаам, — засмеялась Зина. — А чего ты тянешь? Я уже не представляю, как без машины обходилась. Это другая жизнь!

— Да вот все никак не соберусь, — призналась Вера. — С книгой было много хлопот, теперь вот вторую пишу. Пригласили на радио, на телевидение…

Зина изобразила на лице комическое страдание:

— Как ты все это выносишь — ума не приложу!

А Вера уже не слушала, снова загрустила, снова задумалась о чем-то своем. Ее действительно пригласили на телевидение — вести экономическую рубрику в новостях. И как-то раз в холле «Останкина» она увидела Колю…

Он был занят разговором с какой-то крупной немолодой женщиной, немного напомнившей Вере акушерку из Долгопрудного, которая принимала у нее роды, и Веру не заметил. Они поговорили, простились каким-то сложным дружеским ритуалом, стукнувшись кулаками, а потом хлопнувшись ладонями с размаху, и разошлись. Женщина-гренадер направилась в подземный переход, отделявший один останкинский блок от другого, а Коля, кивнув вахтеру, вышел на улицу. Судя по всему, он был тут своим человеком.

Приди Вера на две минуты позже, они с Колей столкнулись бы в дверях… Она порадовалась, что пришла на две минуты раньше. Но в тот день ей трудно было сосредоточиться на финансовых прогнозах. К счастью, ее выступление шло в записи. Когда ведущий новостей объявлял: «А теперь мы передаем слово нашему экономическому обозревателю Вере Нелюбиной», камера отъезжала, и картинка незаметно для зрителя переключалась с прямого эфира на заранее записанную часть передачи. Только по экранам «бегущей строкой» шли актуальные на ту минуту цифры биржевых котировок.

— Верунь, ты чего? — вывел ее из задумчивости голос Зины.

— Ничего, — бодро улыбнулась Вера, — просто задумалась. Ладно, я пойду на курсы, только лучше весной, пусть снег стает. А теперь давайте чай пить.

— С этими твоими жердочками… — начала Антонина Ильинична, пока Вера расставляла на столе чайные чашки. — В твоем положении и голова может закружиться…

— Да нет, теть Тонь, говорю же, у меня все в порядке! Даже совестно. Другие от токсикоза чуть не умирают, а мне хоть бы хны.

— Вот и хорошо, и слава богу. Наконец-то ты сподобилась. Я уж думала, не дождусь, — добродушно проворчала Антонина Ильинична. — Все-таки двадцать семь — поздновато для первого ребенка.

— Ничего, нормально. Многие в сорок рожают. А знаете, что меня подвигло? В конечном счете, помимо Илюшкиных стараний? — хитро прищурилась Зина и таинственно понизила голос: — Одна реклама по телику!

— Да ну тебя, Зиночка, что ты такое говоришь? Какая реклама?

— Точно говорю. Есть такая реклама, где дети поют про божью коровку, хлеба просят. Знаете?

— Не знаю, — покачала головой Антонина Ильинична. — Я на рекламу всегда звук выключаю. Вот уже сколько реклам прошло и кануло, а я даже не знаю, о чем там речь. Я тебе больше скажу: мне Верочка видик купила. — И она кивком указала на телевизор с кассетным магнитофоном, стоявший на здоровенной тумбе. — Я думала, никогда не разберусь, на какие там кнопки нажимать, так мне Андрюшенька все показал, и я теперь так пристрастилась! Я все больше «Культуру» смотрю, там рекламы нет, но иногда бывает и по другим программам что-то интересное… И вот я заметила: мне легче фильм записать, а потом просмотреть, чем просто так смотреть, когда он впрямую идет. Рекламу всю прокручиваю, а то если впрямую смотреть, я, пока реклама, забываю, что там раньше было.

— Значит, эта реклама у вас где-нибудь записана, — упрямо стояла на своем Зина. — Давайте посмотрим. Так здорово поют! И детишки — такие ангельчики! Я увидела и подумала: и правда, чего тянуть? Вот и решилась. Где кассеты? — Зина вскочила и бросилась к телевизору. Она отыскала в тумбе стопку кассет, перебрала их, взяла одну. — Можно?

— Да можно, — пожала плечами ее тетя. — Только, по-моему, это как-то глупо…

— Ничего не глупо!

Зина заправила кассету в магнитофон, взяла пульт и действительно быстро отыскала в записи рекламную паузу.

— Только звук выключи, — попросила Антонина Ильинична. — Будет твоя божья коровка, тогда включишь. А то у меня как застрянет мелодия в голове, так потом и крутится лет десять, хоть динамитом вышибай.

Зина послушно выключила звук.

— Пей чай, а то остынет, — сказала ей Вера.

— А ты мне пока не наливай. Сейчас я рекламу найду… — Зина прокручивала уже третий рекламный блок. — Сейчас-сейчас… Вот!

Она отмотала немного назад, включила звук и села за стол.

На экране появились дети, выпускающие на небо божью коровку.

— Очень мило, — согласилась Антонина Ильинична. — Вот могут же, когда хотят, что-то приличное сделать! А то черт знает что! Рекламируют сотовый телефон — так там девица в чем мать родила голой попой в ванну садится! Крупным планом! При чем тут сотовый телефон?

Зина беспечно рассмеялась:

— Да ну тебя, теть Тонь, что тут страшного? Ну пусть мужики удовольствие получат!

— А дети? — строго продолжала Антонина Ильинична. — Это же дети видят! Хорошо, наш Андрюшенька только свои мультяшки любит, но он же растет.

Зина перевела взгляд на Веру.

— Верунь? Ты чего куксишься? Ты за меня не рада?

Бросив недопитую чашку чая, она обогнула стол и, наклонившись, заглянула в лицо подруге.

— Ну что ты, я страшно рада! Иди допивай. Давай я тебе еще налью. Андрюша, между прочим, уже тоже начал девицами интересоваться. — Вера через силу улыбнулась. — Я ему разрешила ночью в Интернет выйти, так он там познакомился с какой-то девочкой из Канады. А через день снова вышел в сеть, и, представь, она его там уже караулит.

— А ты уже боишься, что он в Канаду уедет, — догадалась Зина. — Не дрейфь, мы еще поборемся. Может, у меня девочка будет, — протянула она мечтательно. — Рожу невесту Батарейке, а?

Но Вера так и не сумела поддержать шутейный разговор. На лице у нее осталось привычное ей озабоченное и грустное выражение.

ГЛАВА 13

Когда Зина, распрощавшись, ушла, Антонина Ильинична сказала:

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но учти: если только ты меня не выставишь, сама я отсюда не уйду.

— Да как вам такое в голову пришло! — возмутилась Вера. — Как я могу вас выставить?! Да эта квартира наполовину на ваши деньги куплена!

— Дело не в деньгах. Я хочу жить здесь, с тобой и Андрюшей.

— Но ведь Зина — ваша племянница, — не сдавалась Вера. — Родная кровь! Я думала, вы захотите к ней уйти.

— Помнишь мою подругу Лизу? — спросила Антонина Ильинична.

Вера кивнула и даже изобразила комический ужас. Елизавету Петровну с ее «брылльонтами» она запомнила на всю жизнь.

— А почему вы вдруг о ней вспомнили?

— Вот и со мной было бы то же самое, если бы не ты, — ответила Антонина Ильинична. — Сошла бы я с ума от одиночества… Правда, у меня нет «брылльонтов», но не в этом суть. Не спорь со мной, — пресекла она Верины возражения, — я точно знаю.

— Вы никогда не стали бы такой, как она, — все-таки возразила Вера. — И потом, у вас же есть Зина, сестра в Сочи…

— В Сочи я не поеду, — отрезала Антонина Ильинична. — Ни за что. А Зина… Зина хорошая девочка, но у нее своя жизнь. Я ей сто раз спасибо скажу, что она тебя мне прислала. В общем, давай больше не будем об этом.

— Это же ваш внучатый племянник, — стояла на своем Вера.

— Вот именно: внучатый племянник. А Андрюшенька мне внук. Как говорят в вашей любимой рекламе, «почувствуй разницу». Нет, я, конечно, готова ездить помогать, если надо. Но там и без меня народу хватает. Слава богу, у Ильи родители еще не старые. И Валентина моя поможет. — Валентиной звали сестру Антонины Ильиничны, Зинину маму. — Так что за Зинулю я спокойна: есть кому приглядеть и за ней, и за ребенком. Ну как? Не будешь меня выгонять? — спросила она шутливо.

— Это я бы без вас пропала, — улыбнулась Вера и тут же снова помрачнела. — Вы даже не представляете. Я уж думала устроиться нянечкой в Дом малютки, чтобы было где жить и ребенка не потерять…

— Выброси это из головы раз и навсегда, — строго приказала Антонина Ильинична.


Одобрив мебель и посуду, Зина объявила, что теперь Вере нужно шуба.

— Ничего не говори, — предупредила она. — Я и так знаю, что ты скажешь. «Я как-нибудь так пробегаю». Всю жизнь будешь сереньким волчком бегать?

Зина намекала на Верин волчий полушубок, купленный еще в Долгопрудном.

— Да какая шуба, февраль на дворе! Считай, зима прошла. Цыган уже шубу продал, — отшучивалась Вера. — И вообще, я пальто купила. Хватит с меня.

— Знаю я твое пальто. На синтепоне, — презрительно фыркнула Зина. — Как тебе не стыдно, Верка? Ты банкирша! Тебе нужны меха. А в пальто на синтепоне будешь на рынок ходить. Самое то.

И Зина потащила Веру покупать шубу.

В роскошном меховом магазине разгорелся новый спор. Вера выбрала шубку из стриженого бобра.

— Нет, это трагический вариант. — Зина закатила глаза к потолку. — Ты что, совсем ничего не соображаешь? Зачем тебе эта цигейка? Стара барыня на вате!

Тогда Вера взяла жакет из норки бисквитного цвета, мехом внутрь, но Зина и его забраковала.

— Да ну, обдергузка! — Она пренебрежительно махнула рукой. — Нет, можешь взять, конечно, но тебе нужна настоящая шуба, солидная.

— Крупномасштабная, — пошутила Вера. — Мне этого жакетика за глаза хватит. Вот куплю машину, в нем будет удобно…

— В этом «жопетике» будешь на работу ездить. А на выход нужна шуба, — авторитетно внушала Зина.

— А что, уже и шубы «на выход» бывают? — удивилась Вера.

— Само собой. Ты же ходишь в театры, там, я не знаю, в рестораны…

В театры Вера ходила с Андрейкой. Несколько раз водила его на детские спектакли и в цирк. Цирк не понравился обоим. Настоящих цирковых номеров было мало, представление больше смахивало на эстрадный концерт. Впрочем, к шубе это отношения не имело.

— Я хожу только на детские утренники.

— Еще не вечер, — загадочно усмехнулась Зина. — Ты, главное дело, шубу купи, она сама тебя в свет выведет.

Взяв дело в свои руки, Зина выбрала роскошную шубу из платиновых лис.

— Ну, не знаю, мне не нравится, — покачала головой Вера, примерив меховой водопад. — По-моему, чистой воды пижонство.

— Почему пижонство? Ты посмотри, как тебе идет!

Шуба и вправду смотрелась отлично, но Вера осталась недовольна.

— Типичное пижонство. Это не для нашей зимы. У нее и застежки-то нет!

Тут за шубу вступился менеджер:

— У нее есть застежка. Вот. Потайная.

Застежка оказалась даже не потайная, а, как сказала Вера, «глубоко законспирированная».

— Ну-ка, пройдись! — скомандовала Зина.

Вера прошлась.

— Обалденно! Бери обязательно, — возбужденно гудела Зина. — Вот ты со спины не видишь, а она… сама ходит!

— Кто ходит? Шуба? — Вера попыталась заглянуть себе за спину.

— Ты не понимаешь, — отмахнулась Зина и вдруг заплакала.

Вера, забыв про шубу, подбежала к ней.

— Что с тобой, Зинуль?

— Ничего. — Зина не сразу справилась со слезами. — Вот ты высокая, худая, тебе все идет. А я… толстая… и вообще недомерок.

— Зинка! Вот дуреха! — ласково заговорила Вера. — Ты мне завидуешь? А я — тебе.

— Чему тут завидовать? — всхлипнула Зина.

— Илюша тебя любит, — тут же нашлась Вера. — Вот такого толстого глупого недомерка. Он тебя любит такую, как есть. Вот ты подумай, сколько людей тебя любит! Илюша, мама с папой…

— Ну, мама с папой — само собой, — пренебрежительно протянула Зина.

— А вот не скажи. Меня моя мама не любит.

— Да ладно тебе… — начала было Зина, но Вера ее перебила:

— Мама с папой, Серега, Антонина Ильинична, я тебя люблю, девочки на работе в тебе души не чают… И твой маленький тебя уже любит.