— Вот, примерь.

— Зиночка…

— Примерь, говорю. Мне лучше знать. Потом сама мне спасибо скажешь.

— Почему потом? Я прямо сейчас скажу. Спасибо тебе за все.

Вера примерила дубленку.

— Ну что? Разве не супер?

Чтобы не спорить, Вера купила дубленку. Та и вправду была хороша.

— Зин, я давно хотела тебя спросить, — осторожно начала Вера по дороге домой, — ты не против, что твоя тетя живет у меня?

Зина затормозила на перекрестке и повернулась к подруге.

— Ну-ка еще один дубль? Что-то я не въезжаю.

— Все ты прекрасно понимаешь! — нахмурилась Вера. — У тебя ребенок будет, она могла бы тебе помочь…

— А сама тетя Тоня что говорит? Ты ее спрашивала?

— Спрашивала. Она говорит, что хочет жить со мной.

— Тогда о чем речь? — пожала плечами Зина. — Пусть живет, раз она сама так решила. Или ты хочешь ее сбагрить?

— Фу, Зинка, как тебе не стыдно!

— Стыдно, у кого видно. — Свет переменился, и Зина тронула машину с места. — Выброси эту мысль из своей дурацкой головы. Вот я у тебя Лёку заберу, что ты тогда скажешь?

— Бери. Я еще кого-нибудь найду.

— Да ладно, я пошутила. Сама справлюсь. Свекруха мне поможет.

— Ты ж говоришь, она тебя достает…

— Да, она у меня «достоевская», — весело согласилась Зина. — Между прочим, вся в тебя. Что ни куплю — казалось бы, ну порадуйся за меня! — нет, она так губки сожмет, сведет в одну точку, — Зина показала, как это делает ее свекровь, благо они попали в небольшую пробку, — и спросит: «Зиночка, ты дубленку купила, да? А зачем тебе? У тебя же уже есть!» И таким постным голосочком, что сразу вспоминаются голодные дети в Африке. Как будто я у них лично кусок изо рта вынимаю. Но ничего, она теперь передо мной на цирлах ходит. Еще бы: прибавление семейства. В общем, не бери в голову, прорвемся.


Вера сдержала слово: прошла курс автошколы, получила права и купила прекрасную машину — компактный седан «Вольво».

В автосалоне стояли четыре модели разных оттенков серебристого цвета, но продавец посоветовал Вере серебристую не покупать, а выбрать яркую окраску. Он уверял, что броские по цвету машины реже угоняют. Вера не любила ярких красок, но тут согласилась. Ей и самой не хотелось брать серебристую: слишком уж много их развелось вокруг. Броско отлакированных моделей было только две — «красный перец» и «ноктюрн», оказавшийся ярко-синим. Вера решила, что «красный перец» — это все-таки чересчур, и выбрала «ноктюрн».

Какое это было упоение — сесть за руль собственной машины, чутко откликающейся на любое прикосновение, и ехать… куда глаза глядят. Вера впервые испытала захватывающее чувство свободы, знакомое только автомобилистам. Водила она очень осторожно и разумно, хотя Андрейке, конечно, хотелось ехать побыстрей, но езда сама по себе доставляла ей ни с чем не сравнимую радость.

— Я была рождена для этого, — призналась Вера Антонине Ильиничне.

Зине машина не понравилась.

— Могла бы взять «Мерседес», — проворчала она. — Или «Лексус». Ты же теперь состоятельная женщина!

Сама Зина водила двуцветный «Мини-Купер».

— Меня устраивает «Вольво», — возразила Вера. — Знаешь, я по радио Пикуленко слушаю…

— И я! — радостно перебила ее Зина. — Балдею от Сан Саныча. Что ни спроси — у него прям от зубов отскакивает. Ни разу не слышала, чтоб хоть на один вопрос у него ответа не нашлось. Да, ну и что Пикуленко?

— Пикуленко, — улыбаясь, продолжала Вера, — говорит, что выбирать надо не машину, а дилера. У «Вольво» хороший дилер. И машина хорошая, надежная. Меня моя машина успокаивает. Уравновешивает. И цена все-таки божеская. Я хотела купить универсал…

— Универсал — это не клево, — тут же вставила Зина. — Ты же не старуха, тебе еще до тридцати ехать и ехать!

— Ну, нам же Шайтана иногда приходится с собой брать, — напомнила Вера. — Но универсал жутко дорогой, а мне еще матери надо деньги переводить.

Черт ее дернул проболтаться Зине о разговоре с матерью и о деньгах!

— Ну ты ду-у-ура! — прогудела Зина, услышав новость.

— Ну почему ты так говоришь? — обиделась Вера.

Зина тут же скорректировала диагноз:

— Нет, это я дура, это я во всем виновата. Надо было тебе раньше рассказать, но я как-то не думала… Не хотела тебя расстраивать. Мне и в голову не пришло, что ты сама ей позвонишь.

— О чем рассказать? — встревожилась Вера.

Зина посмотрела на подругу с жалостью.

— Ты только не волнуйся, хорошо?

— Да это тебе нельзя волноваться, — усмехнулась Вера. — Говори давай, что случилось?

— Ничего не случилось. Твоя мама превратила ваш дом в филиал санатория. В постоялый двор. Она сдает апартаменты, у нее с апреля по ноябрь все расписано. Санаторская уборщица у нее убирает, санаторский повар готовит, санаторский садовник за участком ухаживает. Она не то что не нуждается, она деньги лопатой гребет. Это ты, как из дому уехала, так с тех пор и не возвращалась, а я-то каждый год к своим езжу. Надо было тебе раньше сказать, — повторила Зина, — но я подумала, зачем зря расстраивать? Короче, не надо тебе деньги от себя отрывать и ей посылать. Она богаче тебя живет.

— Нет, я буду посылать. Раз уж обещала, придется платить.

— Ну и зря. Ей-богу, зря. Тебе эти деньги кровью даются, не то что ей. Позвони ей еще раз или напиши, что ты все знаешь. Она прекрасно обойдется без тебя.

— Нет, мне легче заплатить.

Зина сокрушенно покачала головой, глядя на подругу.

Каждая осталась при своем мнении.


…«Это всего лишь деньги», — сказала себе Вера. Ей было тяжело, но она аккуратно переводила деньги матери, как и обещала. Чтобы вознаградить себя за неприятные переживания, Вера обратилась к ювелиру, которого порекомендовала, конечно же, Зина, и заказала ему мозаичную брошь по одному из рисунков Мориса Эшера. Потребовалась тонкая, поистине ювелирная работа, но рисунок привел мастера в восторг, и он создал изысканную мозаику из нефрита — бледно-зеленого и белого — с розовым кораллом.

Тот же ювелир сделал ей серьги и кольцо из золота с платиной, и тоже по мотивам Эшера — в виде двойных кельтских узлов. Теперь Вера чувствовала себя полностью экипированной по части драгоценностей.

Премиальные от фонда «Электроник Фронтир» незаметно подходили к концу, но Вера не унывала. Переиздали ее книгу о перекачке теневых денег за границу, ей заплатили потиражные. В Высшей школе экономики эту книгу засчитали как диссертационную работу и присвоили Вере сразу докторскую степень. Она стала одним из самых молодых докторов экономики в истории.

Кроме того, Вера, еще будучи студенткой, купила акции. В 90-е годы акции Газпрома котировались так дешево, что их стоимость приходилось указывать в неденоминированных рублях: в долларах это выходило меньше цента. В начале двухтысячных, когда цена на нефть стала расти, эти акции тоже подскочили, с них начали выплачивать солидные дивиденды.

Вера не увлекалась игрой на бирже, но у нее было сверхъестественное чутье. Зачастую она и сама не могла бы объяснить, почему вот этих акций можно было бы и прикупить, а вот от тех лучше избавиться, пока не поздно. Она никому не давала советов, но сама провела несколько успешных операций. Главное, она не складывала все яйца в одну корзину и вообще не строила свое благополучие на биржевых спекуляциях.

А вот от выступлений по телевизору Вера отказалась. Андрейка страшно огорчился. Он уже привык, что мама у него — телезвезда. В редакции Веру умоляли остаться, уверяли, что у нее телегеничная внешность, что камера ее любит и зрители тоже. Вера и вправду великолепно смотрелась на экране — высокая, стройная, молодая, с чистой, гладкой кожей и мелодичным голосом. Настоящая телезвезда.

Участие в телепрограмме давало дополнительные преимущества, или, как стали говорить в последнее время, «бонусы». Например, итальянская фирма предоставляла элегантную одежду, причем не только на время выхода в эфир. Эту одежду можно было оставить себе и носить совершенно бесплатно, лишь бы выступить в ней на экране и чтобы внизу было указано, что костюм ведущего предоставлен фирмой такой-то.

И в банке выразили недовольство: Верино появление на экране было для них бесплатной рекламой. Но она все-таки ушла. Не то чтобы боялась еще раз встретиться с Колей, нет-нет, дело было совсем не в этом, уверяла себя Вера. На самом деле разговор с Колей в институтском коридоре причинил ей столько боли, что еще одного такого объяснения Вера, пожалуй, не выдержала бы. Но она никому и словом не обмолвилась, по своему обыкновению. Просто сказала, что неинтересно выступать в записи и делать вид, будто это прямой эфир. И все это пережили, смирились.


А вот менеджер из мехового магазина Веру обманул. Однажды они вместе с Зиной поехали на Вериной машине совершать очередной «шоппингауэр» и увидели тот самый снимок с Верой в шубе на фасаде строящегося дома. Вера огорчилась, а Зина обрадовалась.

— Да ну тебя, Верка, что тут плохого? Это же классно! Ты могла бы прямо фотомоделью стать, — добавила она мечтательно.

— Ладно, учту на будущее, — вздохнула Вера. — Вдруг придется профессию менять?

— Вер, ты чего? Случилось что-нибудь? — встревожилась Зина.

— Да нет. — Вера заставила себя улыбнуться. — Все в порядке.

— На работе что-нибудь? — не отставала Зина. — Неприятности?

Вера покачала головой. У нее не все было в порядке на работе, но она так привыкла все от всех скрывать, что не могла решиться и рассказать даже лучшей подруге. Почему-то ей казалось, что надо делать вид, будто все хорошо, и тогда все будет хорошо.

ГЛАВА 14

Со стороны кажется, что жизнь банковского учреждения похожа на фильм Стэнли Кубрика «Космическая одиссея 2001»: статичные планы, череда бесшумных, завораживающе медленных проходов по коридорам, неслышная работа за дверями кабинетов, безукоризненно одетые служащие, смахивающие на роботов. На самом деле банк — такая же контора, как любая другая. Здесь, бывает, и романы крутят, и скандалят, и враждуют, и подсиживают. Есть места для курения, и там сплетничают. Страсти кипят. Случаются обманы, интриги, разоблачения.

Алла Кирилловна не оставляла Веру в покое. После ссор из-за гадалок или еврейских фамилий, когда последнее слово оставалось не за ней, она надувалась и неделями не разговаривала с Верой, чему Вера была только рада. Увы, недели проходили, обида выветривалась. Дружить-то, хочешь не хочешь, а надо. Алла Кирилловна решила зайти с другого боку.

— Вам, Верочка, — заговорила она, изжив обиду за книгу Левит, — нужно носить драгоценности. Вам пойдут холодные камни. Ни в коем случае не рубины, они вас просто зарежут…

— Зарубят, — скаламбурила Вера.

Алла Кирилловна недовольно покосилась на нее, но продолжила:

— Вам нужны сапфиры, изумруды…

— «Брылльонты», — подсказала Вера.

Опять Алла Кирилловна взглянула на нее с тревогой и сомнением, но тема драгоценных камней захватила ее настолько, что она решила довести свою мысль до конца.

— Бриллианты, — заговорила она с подлинной страстью в голосе, — это основа, это база…

— У меня база — семерка, — доверительно сообщила Вера.

— Верочка, — растерялась Алла Кирилловна, — с вами все в порядке?

— Со мной? — Вера вскинула на нее лукавый взгляд. — Да, со мной все в полном порядке.

На том разговор и закончился. Но Алла Кирилловна не оставляла усилий.

— У вас ведь сын, да, Верочка? — пошла она на новый приступ несколько дней спустя.

Вера подтвердила, что — да, у нее сын.

— Вы же не хотите отдавать его в армию?

На этот раз Алла Кирилловна задела больной нерв. Андрейка только пошел в школу, а Вера уже с ужасом думала о том, что будет, когда он эту школу окончит. Шла вторая чеченская война. Умом Вера понимала, что, пока Андрейка подрастет, вторая чеченская закончится, но к тому времени может начаться третья. Может, и не в Чечне, «горячих точек» полно.

Да и без всякой войны не хотела Вера отдавать сына в армию. Не понимала, отказывалась понимать, ради какой такой высшей цели мальчишек в армии унижают, избивают, морят голодом. Ей запомнился один случай.


Однажды, первой зимой после переезда в Москву, Вера пошла на рынок. Ей очень нравилось ходить на рынок, причем непременно одной. Андрейке на рынке скучно, он захочет взять Шайтана, а с Шайтаном вообще не пойдешь: пес ринется в мясной павильон и начнет попрошайничать. Прецеденты уже были. Антонина Ильинична и после деноминации 1998 года пугалась цен и всякий раз, попав на рынок, вспоминала, что при советской власти нарезной батон стоил двадцать пять копеек.