— Я только что разговаривала с доктором, Люси, — сказала я.

Она сидела за туалетным столиком и, услышав мои слова, опустила глаза и стала передвигать на нем разные вещицы. Я села в кресло с резной спинкой и подножкой и внимательно присмотрелась к Люси: бледная, не обладавшая яркой привлекательностью, она могла бы показаться внешне вполне заурядной, если бы не врожденная элегантность.

— Кажется, дома у него не все благополучно.

— Это все из-за экономки.

— Нам нужно убедить его нанять другую. От этой можно ожидать чего угодно. Заберется в шкаф с лекарствами и выпьет что-нибудь ядовитое.

— Лекарства ее не интересуют. Ее тянет к винному погребку.

— Но когда она пьяная и не владеет собой…

— Мне кажется, тогда она впадает в оцепенение.

— Но экономке врача следует быть сдержанней.

— Это никому не повредит.

— Мне очень нравится доктор Хантер, — сказала я. — Мне бы так хотелось, чтобы у него была жена, которая во всем ему помогала. Согласитесь, это как раз то, что ему нужно.

— Большинству людей, имеющим профессию, нужна жена-помощница, — ответила уклончиво Люси. Я засмеялась.

— В тебе еще так много от учительницы, — сказала я. — Иногда так и вижу тебя в классной комнате. Ну, а если говорить о браке… Когда ты на него все же решишься, то, надеюсь, не уедешь от нас далеко.

Но заставить Люси отреагировать на мои слова было невозможно.

Был солнечный день. Дом, казалось, вымер. Мама отдыхала, отец, я подозреваю, тоже, хотя он и удалился в свой кабинет. Я вынесла свое вышивание и устроилась под дубом, думая о том дне, когда ветер принес шарф.

Приехал Франклин. Он прошел на лужайку и уселся в кресле рядом со мной.

— Ты одна? — спросил он.

Я объяснила ему, где остальные. Он немного поговорил на любимую тему — о своем поместье и арендаторах, видимо, как и все, полагая, что наступит день, когда эти дела станут волновать и меня. Франклин очень хороший человек, но слишком предсказуемый. Наперед можно было знать, что он думает почти по любому поводу.

Мне захотелось поозорничать и вывести его из привычного равновесия, поэтому я заговорила о том, что вертелось у меня на языке.

— Люси уехала к доктору Хантеру забрать мамино лекарство, — сказала я. — Она с удовольствием ездит туда. Я не ошибусь, если скажу, что она мечтает о том дне, когда станет хозяйкой у него в доме.

— Значит, они обручились и хотят пожениться? — спросил Франклин.

— Еще ничего не известно, но.

— Почему же ты так уверена? — Но разве не заметно — Что они привязались друг к другу? Помолвка, конечно, вполне возможна, но как можно быть уверенным до тех пор, пока она не стала реальностью? Дорогой Франклин. Он говорил как председатель, обращающийся к собранию. Так работал его мозг — точный и абсолютно логичный.

— Но, Франклин, это был бы идеальный вариант — Если относиться к этому поверхностно, то да Но нельзя сказать, будет ли брак идеальным, пока не пройдет, по крайней мере, год.

— И все же мы будем очень рады, если доктор Хантер сделает Люси предложение и она согласится Мне бы очень хотелось, чтобы Люси удачно устроила свою жизнь. В конце концов, доктор Хантер — такая подходящая партия. Да я и не знаю никого другого, кто мог бы стать ей хорошим мужем.

— Я уверен, что ты права, но.. Я давно хочу поговорить с тобой об одном деле, Араминта.

Раз он называл меня полным именем, значит, намеревался сообщить что-то весьма важное. «Может быть, собирается сделать мне предложение?»— подумала я Если уж речь зашла о замужестве Люси Нет, Франклин никогда не сделает предложение под влиянием момента. А если бы он пришел за этим, то обставил бы все должным образом и сначала попросил бы папиного согласия — Слушаю, Франклин, — ответила я, несколько встревоженная тем, что ожидала услышать, так как вовсе не желала этого. Но то, что он сказал, принесло мне облегчение.

— Я пытался поговорить с твоим отцом, но он не пожелал меня выслушать. Вполне понятно, я не мог обратиться и к твоей матери. Думаю, у вас есть все основания для беспокойства.

— Ты имеешь в виду наше финансовое положение? Он ответил не сразу — Я убежден, что оно не самое хорошее Полагаю, дело не терпит отлагательств.

— Франклин, скажи прямо, о чем речь?

— Я землевладелец, — ответил он, — не финансист Но не нужно быть большим специалистом, чтобы не понять, что происходит на рынках Наши отцы дружат уже много лет У них один и тот же консультант, похожие вклады Мои средства в основном вложены в землю. У твоего отца все по-другому. У него есть Уайтледиз, и боюсь, это почти все. Несколько лет назад он продал собственность в Сомерсете и вложил полученные деньги, кажется, не лучшим образом.

— Ты хочешь сказать, что мы стали бедными, Франклин?

— Едва ли Но думаю, надо сократить лишние расходы по содержанию дома. Я предостерегаю тебя, ибо твои родители, похоже, не догадываются о том, что расходы не должны превышать доходы Прости, что я так откровенно говорю, но меня это беспокоит. Мне бы не хотелось, чтобы Уайтледиз начал постепенно разрушаться.

Сердце у меня заныло Итак, моему отцу следует подумать о деньгах, но, конечно, он не станет этого делать Он забудет обо всем, что ему неприятно Если я начну обсуждать это с мамой, она вообще не поймет, о чем речь. А Франклин? Какой у него интерес? Если он женится на мне, то станет жить в Уайтледиз, как и в свое время отец Если в роду не осталось наследников по мужской линии, дом может перейти к женщине, как когда-то к маме, а потом, вероятно, и ко мне. Фамилия может измениться, и дом достанется родственникам по крови.

Поэтому Франклин и думал об Уайтледиз, волновался, что нужда не позволит отцу содержать дом в надлежащем состоянии до тех пор, пока сам он не вступит в права владельца.

Я помню, как однажды сказала отцу, что в башенках завелся древоед, к тому же надо было срочно заменить некоторые доски в полу, но отец только отмахнулся от меня. Я хорошо представляла себе Уайтледиз, который будет все больше разрушаться, и отца, который запрется в своем кабинете и ничего не станет предпринимать.

— Но что я могу сделать? — спросила я.

— Попытайся ввести хоть немного экономии. При случае поговори с отцом. Многое изменилось за последние двадцать лет. Выросли налоги, и жизнь подорожала. К этому необходимо приспосабливаться.

— Сомневаюсь, что смогу добиться многого. Отец не слушает тебя, да и меня не послушает. Поверь, он ничего не станет делать. Он запирается у себя в кабинете и клюет носом над своими манускриптами.

Так! Я сказала об этом вслух. Я выдала папин секрет. Но, может быть, Франклин и так уже знал обо всем. Моя вина состояла в том, что я заговорила о вещах, о которых хороший тон требует молчать.

— Я посоветуюсь с Люси, — сказала я. — Думаю, она гораздо лучше меня знает, как надо экономить.

— Прекрасная мысль, — согласился со мной Франклин.

Выполнив свой долг, что он, не сомневаюсь, будет делать всегда, Франклин переменил тему разговора, и мы стали обсуждать деревенские новости до тех пор, пока я не услышала, что приехала Люси.

После той ночи, когда мама рассказала мне обо всем, она стала еще более раздражительной и почти все время проводила в своей комнате. Даже ела там, хотя, видимо, аппетит не покидал ее, так как Лиззи уносила подносы пустыми.

Иной раз мама просто не могла дождаться, когда за мной закроется дверь, и тут же начинала говорить Лиззи, своей наперснице: «Ты помнишь тот день, когда мы с мистером Херриком были в саду…» или: «Однажды папа пригласил его к ужину. У нас не хватало кавалера, а он был таким импозантным…»

Представляю себе, как она надоела Лиззи со своими воспоминаниями. Но, вероятно, Лиззи лучше меня понимала ее, поскольку своими глазами видела этого выдающегося джентльмена, которого с позором отправили в Австралию.

Бедный папа! Мама была с ним так резка. Казалось, она страшно невзлюбила его и не особенно заботилась о том, чтобы отвечать ему, как подобает людям их круга.

Поэтому все мы были очень рады, когда мама решила не спускаться в столовую. Я очень сожалела о том, что те незнакомцы появились в нашем доме, и была благодарна Люси, которая всегда была рядом и точно знала, что делать. Когда мама накидывалась на отца, Люси обычно говорила что-нибудь приятное о его работе, и он забывал об оскорблении. Жаль, что так получилось. Уж если кто-то и умел быть счастливым, так это мой отец, который отбрасывал от себя все неприятное. Он старался избегать жены, и Люси часто заходила к нему в кабинет, поэтому, надеюсь, работа над книгой продвигалась.

Но Люси, оказывая почтение отцу, в то же самое время жалела и маму. Это был, наверное, следующий после Лиззи человек, которому доверяла мама. Но атмосфера в доме постепенно накалялась.

Однажды Люси поехала к доктору Хантеру за лекарством для мамы и вернулась очень взволнованной. Когда она вышла из маминой комнаты, я позвала ее к себе.

— Входи и давай поболтаем, — сказала я. — У мамы сегодня ужасное настроение. Люси нахмурилась.

— Я знаю. Лучше бы эти люди сюда не приходили.

— Странно все это. Появляются какие-то незнакомцы, и жизнь меняется.

— Все началось еще раньше, — сказала Люси. — Просто эти люди напомнили ей о прошлом.

— Как бы мне хотелось увидеть это ее божество. Сейчас он уже старый, седой и совсем не такой красавец. Бедный папа! Мне так жаль его!

— Да, — сказала Люси. — Так легко сделать его счастливым и очень жаль, что это невозможно. И вдруг выпалила:

— Минта, доктор Хантер сделал мне предложение.

— О, Люси, поздравляю!

— Спасибо, но я еще не решила.

— Люси, это был бы идеальный брак.

— Откуда ты знаешь? Я засмеялась.

— Сейчас ты мне напомнила Франклина. Из тебя, конечно, получится прекрасная жена для доктора. Он сможет избавиться от этой пьянчужки Девлин, и ты будешь хорошо о нем заботиться. Надеюсь, он понимает, как ему повезло.

— Но я же сказала тебе, что еще ничего не решила.

— Так решай!

— Такое впечатление, что ты рада избавиться от меня.

— Как ты можешь так говорить? Просто я радуюсь тому, что ты останешься рядом с нами.

— Но я не буду жить в Уайтледиз!

— Мне кажется, ты любишь дом больше, чем нас. Так же, как…

Нет, я хотела забыть о том незначительном эпизоде. Но Стирлинг тоже проявил какой-то неестественный интерес к дому. Хотя, возможно, потому, что всю жизнь провел в Австралии и впервые увидел такой старинный особняк.

— Ты не уедешь от нас далеко, — закончила я.

— Он очень честолюбивый. Сомневаюсь, что захочет оставаться только провинциальным врачом. Он намерен переехать в Лондон, пройти специализацию и стать одним из модных и престижных докторов!

— Мне это не приходило в голову. Но даже если так, Лондон не на другом конце света, и мы сможем часто видеться.

— У тебя так легко все получается.

— А потом, вдруг он согласится остаться здесь навсегда. Чем он собирается заниматься?

— Его интересуют такие случаи, как у твоей матери. Болезни духа, — уточнила Люси.

— Мне будет очень грустно, если ты уедешь, но раз это необходимо, ты должна это сделать.

— Моя дорогая Минта. Предоставь мне самой решать свои проблемы.

Я очень удивилась, когда осознала, как многого еще в Люси не понимала. Она была не только спокойной, педантичной и очень разумной, но, оказалось, еще и романтичной. Совершенно очевидно, она не была страстно влюблена в доктора Хантера, но должна была понимать, что брак с ним предоставляет ей прекрасный шанс.

Был туманный ноябрьский день. Стояло полное затишье, и, казалось, все было пропитано промозглой туманной сыростью. Она незримо присутствовала даже в доме.

Все утро Люси работала по дому. Как она только везде успевала. Слуги не возражали, за исключением, пожалуй, одной лишь миссис Гли, ревниво следившей за тем, как вторгаются в ее сферы. Люси обычно составляла меню, через Лиззи посылала его маме, а потом спускалась на кухню и заказывала блюда. Мама никогда на меню не смотрела, но Люси настаивала, чтобы ей его показывали. Люси была прекрасной хозяйкой, и ей нужно было бы иметь свой дом.

Почти все утро я провела в оранжерее. В саду уже доцветали хризантемы, астры, георгины и маргаритки.

Я составляла букеты и думала о том, как это скучно — делать каждый день одно и то же. Я вдыхала слабый аромат осени, исходивший от цветов, и представляла себе, как через много-много лет по-прежнему буду составлять букеты: сначала из первоцветов и нарциссов, потом — из летних цветов, а в декабре — из жимолости и падуба. И по-прежнему — в этой оранжерее, которая когда-то была монастырской темницей, с каменным потолком и маленьким окошком, зарешеченным тремя железными прутьями. Сердце мое рвалось к переменам. Много позже я вспомнила пыл своих устремлений и подумала, как странно, что именно в тот день жизнь моя так резко изменилась.