Джорджетт Хейер - Тени былого

– Пусть мистер Мэнверс проваливается к дьяволу! Ладно, я сам пойду! Нет, погоди! Пистолет, любезный!

Хозяин совсем перепутался.

– Милорд, вам, наверное, солнце голову напекло…

– Солнце? В это время года? – взревел Руперт, окончательно осатанев. – Иди найди мне пистолет, плут!

– Да-да, милорд, да-да, – ответил Флетчер и поспешил ретироваться.

Руперт кинулся по дороге в сторону кузницы и услышал, как кузнец насвистывает, постукивая молотком.

– Коггинс! Эй, Коггинс!

Кузнец обернулся.

– Чего изволите, милорд?

– Поторопись с подковой, любезный. Мне нужна эта лошадь.

Коггинс уставился на него, разинув рот.

– Но… но эта лошадь не из конюшни его светлости, сударь…

– Гром и молния! Да разве в конюшне его светлости нашелся бы такой одер! Ты меня дураком считаешь?

– Но это же гнедой мистера Мэнверса, милорд!

– Да будь он хоть пегим самого дьявола! – крикнул Руперт. – Он мне нужен, и дело с концом! Долго ты еще будешь копаться с подковой?

– Что же, сударь, может, двадцать минут, а может, и подольше.

– Гинея, если поторопишься! – Руперт порылся в карманах и извлек на свет две кроны. – Возьмешь ее у Флетчера, – добавил он, засовывая кроны назад в карман. – И хватит таращиться на меня, любезный! Прибивай подкову, не то я заберу у тебя молоток и вобью немножко смысла в твою тупую голову! Провалиться мне, если не вобью!

После такого предупреждения кузнец взялся за работу с большим усердием.

– Конюх ушел на ферму Фоли, милорд, – осмелился он заметить через минуту-две. – Что, ваша милость, мне ему сказать, когда он вернется?

– Скажи, чтобы передал поклон от лорда Ру-перта Аластейра мистеру Мэнверсу… – что это еще за мистер Мэнверс, черт его побери! – поклон и благодарность за то, что он столь любезно одолжил ему свою лошадь. – Руперт обошел вокруг лошади, оценивая ее стати. – Лошадь? Мешок костей с коровьими бабками! Да никто просто права не имеет держать такой скелет. Слышишь, Коггинс?

– Да, милорд. Слышу, сударь.

– Ну, так поторопись с подковой и отведи животину к «Гербу»! – И Руперт поспешил по дороге назад к гостинице, где его уже ждал флетчер с внушительным пистолетом.

– Он заряжен, милорд, – предупредил Флетчер. – Да только ваша милость и правда здоровы?

– Хватит болтать! Куда поехала карета?

– Да надо бы в Портсмут. Неужто ваша милость думает ее догнать?

– А что еще, дурень? И мне нужна шляпа. Принеси какую-нибудь.

Флетчер смирился с неизбежным.

– Если ваша милость снизойдет взять мою воскресную…

– Ладно, сойдет. Составь счет, и я заплачу… э… когда вернусь. Черт бы побрал этого пентюха Коггинса! Он что, до утра прокопается? Они и так меня уже на час опережают!

Однако Коггинс вскоре явился, ведя на поводу гнедого. Руперт сунул пистолет в седельную сумку, подтянул подпругу и вспрыгнул в седло. Кузнец решился на последнюю мольбу.

– Милорд, мистер Мэнверс – джентльмен очень раздражительный, и надо бы…

– К дьяволу мистера Мэнверса, слышать больше про него не хочу! – ответил Руперт и зарысил

по дороге.

Позаимствованный конь оказался отнюдь не быстрым как ветер, в чем Руперт не замедлил убедиться. У него были свои понятия, какой выбирать аллюр, и почти всегда он настаивал на своем, к собственному удовольствию и вящей злости Руперта. А потому было уже почти четыре, когда Руперт наконец въехал в Портсмут, изнемогая от усталости, как и его лошадь.

Он сразу же направился на набережную и узнал, что шхуна, стоявшая у причала последние три дня, ушла в море менее часа назад. Руперт швырнул шляпу мистера Флетчера на землю.

– Разрази меня гром! Я опоздал!

Начальник порта посмотрел на него с вежливым удивлением и подобрал шляпу.

– Скажи мне вот что, – потребовал Руперт, спешиваясь, – на ней отплыл подлый француз?

– Да, сударь, иностранный джентльмен с рыжими волосами и его сын.

– Сын? – вскричал Руперт.

– Ну да, сударь, и совсем больной. Мусью сказал, что у него горячка, и отнес его на борт, точно покойника, – закутал в плащ с ног до головы. Я еще сказал Джиму – вот ему: «Джим, – сказал я, – стыд и позор тащить этого малыша на борт, то есть коли он так занедужил».

– Одурманил, черт побери! – воскликнул Руперт. – Ну, я с ним посчитаюсь! Увез ее во Францию, а! И что, черт побери, ему от нее нужно? Эй, ты! Когда отплывает следующий пакетбот в Гавр?

– Сударь, ничего годящегося для таких, как ваша милость, до среды не будет, – сказал начальник порта. Хотя манжеты Руперта висели клочьями, а кафтан был весь забрызган грязью, начальник порта умел распознать истинного джентльмена с первого взгляда.

Руперт огорченно взглянул на себя, наклонив голову.

– Для таких, как… Ну-ну! – Он указал хлыстом на неказистое суденышко, нагруженное свертками тканей. – А это куда плывет?

– В Гавр, сударь, да только вы сами видите, ваша милость, это же лохань лоханью.

– А когда она отплывает?

– Ввечеру, сударь. И так уже два дня лишних стоит, попутного ветра дожидается, но нынче после шести отчалит с приливом.

– Это судно мне и требуется, – деловито объявил Руперт. – Где его шкипер?

Начальник порта растерялся.

– Так оно же старое, грязное, сударь, и никак…

– Грязное? Так я грязный, черт побери! – перебил Руперт. – Пойди отыщи для меня шкипера и скажи ему, что я хочу отправиться во Францию сегодня.

Начальник порта послушно затрусил прочь и вскоре вернулся с дюжим чернобородым верзилой, одетым в рядно. Этот джентльмен смерил Руперта невозмутимым взглядом, вытащил изо рта длинную глиняную трубку и пророкотал два слова:

– Двадцать гиней.

– Что-что? – сказал Руперт. – Десять, и ни фартинга больше!

Бородач неторопливо сплюнул в море, но не одарил своего собеседника ни словом. В глазах Руперта вспыхнули зловещие огоньки. Он похлопал шкипера по плечу кончиком хлыста.

– Мужлан! Я лорд Руперт Аластейр. Получишь от меня десять гиней, а остальные взыщи с дьявола.

Начальник порта навострил уши.

– Я слышал, милорд, что «Серебряная королева» его светлости стоит в Саутгемптоне.

– Чтобы Джастина черт побрал, – возопил Руперт. – Он же всегда держал ее тут!

– Так, сударь, если бы вы поехали в Саутгемптон…

– Лучше уж прямо в ад! Приеду, а они ее как раз красить начали! Ну как, любезный? Десять гиней!

Начальник порта отвел шкипера в сторону и что-то настойчиво ему зашептал, а потом обернулся к Руперту со словами:

– Пятнадцать гиней, милорд, будет честная цена.

– Ладно, пятнадцать, – сразу ответил Руперт и вспомнил про две жалкие кроны у себя в кармане. – Вот только продам лошадь.

– В шесть мы поставим паруса и никого дожидаться не будем! – проворчал шкипер и ушел.

Руперт отправился в город, где удача ему улыбнулась – он выручил за гнедого мистера Мэнверса двадцать гиней. Завершив сделку, он зашел в гостиницу на набережной, умылся и освежился чашей пунша. Подкрепив силы, он поднялся на борт и расположился на бухте каната, смакуя нежданное приключение и посмеиваясь про себя.

– Богом клянусь, такой сумасшедшей погони я и во сне не видывал! – сообщил он небесам. – Сен-Вир похищает Леони неизвестно почему, да и куда, если на то пошло. А я мчусь по следу с пятью кронами в кармане и со шляпой трактирщика на голове. А что я сделаю, когда отыщу крошку? – Он задумался. – Чертовски запутанное дельце, будь я проклят! – решил он. – А где дьявол носит Джастина? – Внезапно он откинул голову и захохотал. – Черт, я бы дорого дал, чтобы увидеть лицо старушки Гарриет, когда она узнает, что я исчез вместе с Леони. Эгей! Ну и историйка, разрази меня гром! Я не знаю, в каком я положении, и не знаю, где Леони, она не знает, где я, а в Эйвон-Корте они не знают, ни где она, ни где я!

Госпожа Филд все больше тревожилась – шел седьмой час, а ни Леони, ни Руперт не возвращались. Наконец она в волнении послала лакея в Меривейл узнать, не там ли они. Полчаса спустя лакей вернулся. Рядом с ним ехал Меривейл. Едва он вошел в гостиную, госпожа Филд вскочила.

– Ах, лорд Меривейл! О, вы привезли девочку домой? У меня чуть не начался нервический приступ, потому что я не видела ее с одиннадцати утра… или чуть позже, право, не могу сказать. И Руперт куда-то пропал, вот я и подумала, может быть, они у вас…

Меривейл прервал нескончаемый поток слов.

– Я не видел их. Утром Руперт уехал к вам, – сказал он.

У госпожи Филд открылся рот. Она уронила веер и зарыдала.

– О-о-о! А Джастин говорил мне, чтобы я ее берегла! Но как я могла даже подумать! Его собственный брат! О, милорд! Неужели… неужели они бежали вместе?

Меривейл положил на стол шляпу и хлыст.

– Бежали? Вздор, сударыня! Этого не может быть.

– Она такая сумасбродка, – всхлипывала госпожа Филд. – А Руперт такой ветрогон! О, что мне делать, милорд? Что мне делать?

– Прошу, сударыня, утрите ваши слезы, – сказал Меривейл умоляюще. – Я не сомневаюсь, что ничего серьезного не случилось, а о бегстве и речи быть не может. Ради Бога, сударыня, успокойтесь.

Но сударыня, к его большому смущению, почувствовала себя дурно и грозила вот-вот упасть в обморок.

– Поезжай назад в Меривейл, любезный, передай миледи, что я прошу ее незамедлительно приехать сюда, – приказал он лакею, боязливо косясь на изнемогающую госпожу Филд. – И… и пошли сюда горничную госпожи! Возможно, дети решили подшутить над нами, – пробормотал он. – Сударыня, умоляю, не принимайте этого так близко к сердцу.

Вбежала горничная госпожи Филд с нюхательными солями, и вскоре почтенная дама настолько оправилась, что, возлежа на кушетке, уже призывала небо в свидетели, что делала все, что было в ее силах. На расспросы Меривейла она отвечала только, что и представить себе не могла подобного ужаса и что даже подумать не смеет о том, что скажет Джастин. В коляске приехала леди Меривейл, и ее проводили в гостиную.

– Сударыня! Что случилось, сударыня? Энтони, они не вернулись? Фи! Задумали напугать нас! Поверьте, так и есть. Не тревожьтесь, сударыня, они скоро вернутся.

Она подошла к изнемогающей компаньонке и начала растирать ей руки.

– Прошу вас, сударыня, не расстраивайтесь. Это пустяки, я уверена. Быть может, они заблудились, когда отправились кататься верхом.

– Душа моя, Руперт знает тут каждый уголок, – негромко сказал Меривейл и обернулся к лакею. – Будь любезен, пошли на конюшню посмотреть, взяли милорд и мисс Леони лошадей или нет.

Десять минут спустя лакей вернулся и доложил, что лошадь лорда Руперта в стойле, где провела весь день. После чего госпоже Филд вновь стало дурно, и Меривейл нахмурился.

– Не понимаю, – сказал он. – Если они бежали вместе…

– Ах, Энтони, ты думаешь, они могли?! – в ужасе вскричала Дженнифер. – Да нет же, нет! Девочка думает только о герцоге, а Руперт…

– Послушайте! – перебил ее милорд, предостерегающе подняв ладонь.

Снаружи донесся топот лошадиных копыт и хруст песка под колесами. Госпожа Филд встрепенулась.

– Слава Богу, они вернулись!

Словно сговорившись, Энтони и Дженнифер тут же покинули обомлевшую даму и поспешили в холл. Входная дверь была распахнута, и в нее входил его светлость герцог Эйвон в кафтане из лилового бархата, расшитого золотом, в плаще с множеством воротников, небрежно распахнутом, и в начищенных до блеска сапогах. Он остановился на пороге, поднял лорнет и оглядел Меривейлов.

– Боже мой! – произнес он медленно. – Такая нежданная честь. Ваш покорнейший слуга, миледи.

– Господи! – произнес Меривейл, словно провинившийся проказник.

Губы его светлости дрогнули, а Дженнифер багрово покраснела. Меривейл шагнул вперед.

– Вы должны были счесть это непростительным вторжением, герцог, – начал он чопорным тоном.

– Отнюдь! – Его светлость поклонился. – Я в восторге.

Меривейл поклонился в ответ.

– Меня позвали помочь госпоже Филд, – сказал он. – Иначе меня здесь не было бы, поверьте мне.

Герцог неторопливо снял плащ и расправил манжеты.

– Но не лучше ли нам пойти в гостиную? – пригласил он. – Вы, если не ошибаюсь, сказали, что приехали помочь моей кузине? – Он открыл дверь гостиной и поклонился, пропуская их вперед. При виде его госпожа Филд пронзительно вскрикнула и упала на подушки.

Дженнифер поспешила к ней.

– Ш-ш-ш, сударыня! Успокойтесь.

– Мне кажется, вы отчего-то дурно себя чувствуете, кузина, – заметил герцог.

– Ах, Джастин… ах, кузен! Я ничего не знала! Они вели себя так невинно! Поверить не могу…

– Невинно! Так и есть! – Меривейл сердито фыркнул. – Перестаньте твердить о бегстве. Это такая глупость!

– Мне не хотелось бы выглядеть навязчивым, – сказал герцог. – Но я хотел бы, чтобы мне объяснили, в чем дело. Где, не могу ли я узнать, моя воспитанница?