— Ты сумасшедший, — вырвалось у меня. — Ты просто псих!

— Да, и надо сказать, это было делом не одного дня.

Медленно он выбирается из седла, подходит ко мне вплотную (высокий парень, выше меня на полголовы, хоть я и не маленькая), снимает с меня соломенную шляпку, потом очки. Складывает все это на капоте моей машины, поворачивается и, протянув руку, прижимает ладонь к моему затылку, словно для поцелуя.

Ну, знаете ли!.. Я смотрю на него, щурясь от солнца. Тоже мне Клинт Иствуд!

Моя фантазия несколько приукрасила его. При ближайшем рассмотрении он оказался... более обыкновенным, что ли. Интересно, собирается он в конце концов снять свои очки?

Потеряв терпение, я сдергиваю их сама. И застываю, почти бездыханная.

Как я могла подумать, что ему двадцать пять лет? Этот взгляд с прищуром — неожиданно цепкий, пронизывающий, жесткий — взгляд нацистского преступника. Тонкая сетка морщин в углах глаз...

— Вот почему ты не снимаешь очки при первом знакомстве.

Он кивнул:

— Мои глаза пугают людей.

Я тоже чувствую себя озадаченной. Мой новый знакомый выглядит форменным маньяком, но не в этом дело. Есть одно обстоятельство, которое беспокоит меня гораздо больше, чем его внешний вид. Он изранил себе ножом то же самое место на той же самой руке, откуда во сне у меня сходила кожа от прикосновения многоликого демона.

Меня преследует и тяготит сознание неотвратимости происходящего со мной в последнее время. Это незнакомое, пугающее чувство. Похоже, я попала в сферу действия каких-то инфернальных сил — по глупости или по неосторожности.


Первая стадия мифологического пути героя — «зов к странствиям» — означает, что судьба позвала его и перенесла центр его духовного тяготения за пределы человеческого общества, в область неизвестного. Эта судьбоносная сфера, таящая как опасности, так и сокровища, может быть представлена по-разному: как далекая страна, лес, подземное, подводное или небесное царство, таинственный остров, высокая горная вершина или как состояние глубокого погружения в сон; но в любом случае это место удивительно меняющихся и полиморфных созданий, невообразимых мучений, сверхчеловеческих свершений и невыразимого восторга.


Стоящий передо мной мужчина даже не пытается помочь мне. Его светлые, почти прозрачные глаза — глаза цвета морской воды, какой она бывает в утренние часы на мелководье, — скользят по моему лицу, по груди в распахнутом вороте блузы, заставляя меня поджимать губы с нарочито неприступным видом. Светлые глаза, слегка выступающие скулы, волнующие очертания губ...

— Может, выпьем по чашечке кофе? — Он все же решил прервать затянувшееся молчание. Снял руку с моего затылка, сделал шаг назад и снова стал далеким и чужим, как раньше. — Или поедем купаться? Или еще куда-нибудь?

— Кажется, вы собирались показать мне Нижний Превели, — напомнила я, безоговорочно принимая правила игры.

Чужие так чужие.

— Да, конечно. Я рад, что вы помните.

И вот наша колонна, состоящая из мотоцикла и малолитражки, начинает движение к заброшенной пустыни, расположенной в трех километрах от приморского монастыря. Заявленная скорость — сорок километров в час. Зная о моем отношении к горным дорогам, ведущий милосердно придерживается ее, хотя в глубине души наверняка считает это капризом.

Изъеденные временем живописные звонницы и башенки Нижнего Превели видны прямо с дороги, поскольку сами постройки теснятся ниже по склону. Ни дверей, ни оконных переплетов. Только каменные стены. Глядя на них сквозь высокую сетчатую ограду, я задаю себе вопрос, каким образом туда может проникнуть живое существо крупнее крысы. Однако мой спутник исполнен оптимизма, и вскоре мы уже стоим перед полуразрушенным зданием, которое не имеет ни кровли, ни балок перекрытия, только желтовато-серые облупленные стены с остатками штукатурки, и обсуждаем вопрос, стоит ли забираться внутрь или лучше ограничиться созерцанием этой остро нуждающейся в реставрации святыни с безопасного расстояния.

— Предлагаю подняться вон туда. Может, нам повезет, и мы отыщем святая святых и чудом сохранившийся древний алтарь. Ну что, вы согласны? В худшем случае все это рухнет нам на голову, и мы окажемся погребенными под руинами храма Господня вместе со святыми отцами. Существует ли лучший способ уйти из этого мира? Смотрите под ноги, ступени совсем обвалились. Стойте-ка, я проверю, нет ли там призрачного стража с огненным мечом в одной руке и распятием в другой. Ага. Ну, идите сюда. Дайте руку. Это место силы. Чувствуете?..

И все в том же духе.

Осмотр печальных, но по-своему величественных развалин доставил мне настоящее удовольствие. Мой самозваный гид вел себя безупречно. Приподнимал, поддерживал, отряхивал, без конца задавал вопросы типа «все в порядке?», «вы еще не устали?», «как по-вашему, здесь не слишком грязно?». А главное, так и сыпал всевозможными историями о временах венецианского и турецкого владычества, о критских повстанцах, укрывающихся в горах, о неравных битвах, когда монахи вставали плечом к плечу с мирянами, об открытии древнейшей в Европе минойской цивилизации.

— Вы любите этот остров, — заметила я, когда мы окончательно выбились из сил и присели на запыленные ступени одной из построек.

— Что, заметно? Можете не отвечать. А вам здесь нравится?

— Ну, в общем...

— Вы давно на острове?

— Уже неделю.

— Вот как? — переспросил он с иронией. — Целую неделю? — Его зеленоватые глаза на мгновение задержались на моем лице. — Откуда вы?

— Из Москвы.

— Из Москвы в России?

— Да.

— Туристка? Живете в отеле?

Странно слышать все эти вопросы после того, как мы... Мы — что? Провели вместе полдня и даже не познакомились? Вот именно. Даже не познакомились.

— Нет, не в отеле. В доме моей сестры. Недалеко от Аделе. Знаете? На северном побережье Крита.

Он кивнул:

— Ваша сестра — владелец недвижимости. Богатая женщина, да? Случайно, не актриса? На Крите полно актеров из Европы и Голливуда. Хорошее место для жизни.

Последняя фраза прозвучала особенно красиво, и я постаралась запомнить ее. Хорошее место для жизни. Нет, даже не так. Не совсем так.

Nowhere on the Earth there is a better place for living. Нигде на Земле нет лучшего места для жизни.

— На северо-западе острова, в бухте Ставрос, не так давно даже снимали фильм, — продолжал он невозмутимо. — «Грек Зорба». Вы не смотрели?

— Нет.

— Я тоже. Но это не важно. Исполнитель главной роли, не помню его имени, получил «Оскара» за этот фильм, высшую награду Американской киноакадемии; так этот «Оскар», эта статуэтка, теперь стоит в местной таверне на радость туристам, а сам актер просто взял да и переехал сюда жить. Сюда, на Крит. Молодец парень, правда?

Я кивнула, с трудом удерживаясь от смеха. Что за дурацкий разговор!

— Моя сестра не актриса. Дом принадлежит ее мужу, хозяину крупной строительной компании. Мосты, тоннели и все такое прочее. У нас это называется «удачно выйти замуж».

— О! — проронил он, отворачиваясь, чтобы я не заметила его улыбки.

Прикусил зубами сигарету, щелкнул зажигалкой. С привычной небрежностью заядлого курильщика, которая делала его похожим на дворового хулигана или нет, скорее на столичного аристократа, погрязшего в пороке.

— Вы младшая из сестер? — прозвучал неожиданный вопрос.

— Да.

— Так я и думал.

— Почему? Он издал отрывистый смешок:

— У вас несчастный вид. Я оторопела.

Ну и ну! А где же такт? Где пресловутая английская вежливость?.. Мне пришло в голову, что он, возможно, американец.

— А вы откуда?

Прежде чем ответить, он в очередной раз приложился к сигарете, выпустил дым колечками и проводил их мечтательным взглядом.

— Из Голлуэя, Ирландия. Но живу главным образом в Лондоне. — Проследил за тем, как колечки табачного дыма растаяли в воздухе, и добавил: — Когда не живу на Крите, разумеется.

Узкие запястья, на одном — золотой браслет. Худое, гибкое тело. Рубашка полощется на ветру.

Минуточку, дорогуша, что это у тебя на уме? Ты хочешь его к себе в постель?

Ответ очевиден. Да, я хочу его к себе в постель. Кошмар!

Догадываясь, что все эти мысли написаны у меня на лице, я сделала глоток воды из бутылки, пару раз непринужденно обмахнулась носовым платком и одарила собеседника ослепительной улыбкой в духе Джулии Робертс.

— Вы часто приезжаете сюда?

— Сюда, на Крит? Или сюда, в Превели?

Порядок. Я спасла положение. У него по-прежнему не было ни малейшей причины заподозрить меня в каких-либо притязаниях на его особу.

Он приезжает на Крит ежегодно, в конце апреля или в начале мая, и остается до конца ноября. Снимает комнаты у одной греческой семьи в Хора-Сфакион. Всегда у одной и той же семьи.

Я собираюсь подробнее расспросить его об этой семье, а заодно и его собственной семье, выяснить, кто он вообще и чем занимается, но в эту минуту в сумке у меня начинает звонить телефон. С невнятным возгласом досады я извлекаю его из-под кучи всякого барахла, каким обычно бывает набита дамская сумочка, смотрю на дисплей и обреченно вздыхаю. Делать нечего, придется отвечать.

— Да, мама. Все в порядке. Я здорова. Да, купаюсь, отдыхаю. И я тоже. Уже соскучилась. Привет папе. Целую вас обоих.

Отключаю аппарат от сети и понимаю, что подходящий момент для детального ознакомления с его биографией, увы, упущен. Мой приятель уже встал, отряхнул штаны и приготовился сопровождать меня к машине.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я с неожиданным ожесточением, твердо решив, что не сдвинусь с места, пока не получу ответа хотя бы на один вопрос.

— Нейл Бреннан, — отвечает он с безмятежной улыбкой. — А тебя?

Мы купаемся в чудесной бухте Дамнони — песчаный пляж, чистейшая вода, — потом обедаем в таверне на берегу, потом снова купаемся.

В этой таверне он явно не в первый раз, его здесь знают и, поскольку он свободно говорит по-гречески, встречают действительно как своего.

— Хэретэ, Нейл! — слышится со всех сторон. — Хэретэ, кирие!

Греческие приветствия очень симпатичны. При встрече греки говорят друг другу «радуйся». Это кажется мне мудрым и правильным. Во всяком случае, это не простая формальность.

— Я сас! — отвечает он с улыбкой, что значит «привет». И тут же переходит на английский, чтобы я не чувствовала себя лишней. — Моя подруга Элена. Она из России. Кто-нибудь из вас, парни, говорит по-русски?

Бармен и официанты улыбаются до ушей.

Нейл тоже доволен. Мне нравится, как он произносит мое имя — Элена. Его низкий, хрипловатый голос делает проникновенным каждое слово.

Пока мы отдавали должное салату по-гречески, шашлыку и местному пиву «Мифос», к пляжу подъехали два здоровенных джипа, битком набитые жизнерадостными итальянцами. Посовещавшись, мы сходимся во мнении, что эти милые люди, обвешанные фотоаппаратами, радиоприемниками, надувными матрасами, волейбольными мячами и маленькими детьми, могут достать кого угодно, и перебираемся поближе к скалам.

— Далеко не заплывай,— говорит мне Нейл, стоя на ветру с развевающимися волосами. Очень стройный, очень загорелый. — Боюсь, как бы шашлык не потянул тебя на дно.

Безо всякого стеснения он переодевается в моем присутствии, и я следую его примеру. Взявшись за руки, мы направляемся к воде.

— Хоть это просто, — роняет он с легким вздохом.

Но мне-то так не кажется.

Назавтра мы договорились посетить плоскогорье Аркади с одноименным монастырем, что в пятнадцати километрах от Аделе, а если останется время, то доехать до археологического заповедника на горе Элефтерна и побродить по руинам античного города, знаменитого своими мозаиками. При условии, что я не передумаю. Будет просто здорово, если я позвоню.

Очередное испытание — мне придется позвонить самой, чтобы подтвердить свою готовность.

От Хора-Сфакион до Аделе он доберется за полтора часа, а еще через полчаса мы можем быть в Аркади. Отличный план, не правда ли?

Я чувствовала себя лодкой в водовороте. Точнее, я чувствовала себя в лодке, которую уносит... Куда? К каким берегам? Переправа, граница... Все тот же неотвратимый подтекст.


Герой может сам, по своей собственной воле, пуститься в странствия, как Тесей, услышавший по прибытии в Афины ужасную историю о Минотавре. Или же он может быть послан или унесен в свое приключение какой-нибудь благожелательной или злонамеренной силой, как в случае с Одиссеем, которого носили по Средиземноморью ветры разгневанного бога Посейдона. Приключение может начаться с простой ошибки; или герой может всего лишь случайно прогуливаться и его блуждающий взор остановится на чем-то, что увлечет его с проторенных дорог человечества.