Кристин Хармел - Теория блондинок

Джил расплакалась.

Дальше мы как могли утешали любимую подругу. Не говоря ни слова, лишь переглядываясь в отчаянии, мы гладили ее по спине, по плечам, брали ее руки в свои, а она только беззвучно плакала, опустив глаза. Никто не знал, что делать. Да и что тут сделаешь?

— Спасибо за заботу, — наконец проговорила она, выскальзывая из наших объятий и всхлипывая. — Надеюсь, он все объяснит. Не мог он мне изменить.

Я изумленно уставилась на нее. Неужели ее даже фотографии не убедили?

— Джил…

— Я домой. — Не глядя на нас, она поднялась из-за столика. Еще один всхлип. — Поговорю с Алеком. Уверена, объяснение найдется.

— Джил, нельзя… — начала Эмми.

— Хватит, — оборвала ее Джил. — Для одного вечера вы и так достаточно потрудились.

Она подхватила сумочку и, снова всхлипнув, решительным шагом направилась к выходу. Не успели мы опомниться, как ее уже и след простыл.

— Что это было? — Эмми недоуменно посмотрела на нас с Мег.

Мег покачала головой.

— Чего-то в этом роде я и ожидала, — тихо произнесла она. — Ей нужно время, чтобы все осознать и свыкнуться. А мы постараемся ее поддержать.

Джил давно уже закрыла за собой идеальную дверь идеального дома, где она пыталась свить идеальное семейное гнездо со своим идеальным мужем, а мы все смотрели и смотрели ей вслед.

Попрощавшись с Эмми и Мег, я отправилась пешком домой. Всем нам троим было грустно и тяжело на сердце, мы не знали, как помочь Джил. Растерялась даже Мег, у которой на все был готовый ответ. Мы не сердились на подругу за сказанные в запальчивости слова. Это же Джил. Мы были друг другу роднее, чем сестры, и столько всего пережили вместе, что научились прощать, когда кто-то в сердцах сморозит глупость.

Мы не разъехались сразу, полагая, что еще можем понадобиться Джил, и даже хотели проскочить мимо консьержа в подъезд и подняться в квартиру, чтобы не оставлять ее одну, когда домой придет Алек. Но потом мы решили, что это сражение она должна вести сама. Она ведь знает, что мы рядом и примчимся по первому же зову.

Шагая вдоль протянувшихся между нашими домами кварталов, я думала о любви, потерях, о том, что такое настоящие чувства. За последние две недели мне так много пришлось притворяться, играя в любовь и счастье, что я совсем упустила из виду подругу, которая притворялась перед всеми, в том числе и перед самой собой, причем не первый месяц. А может быть, она играет в идеальную жизнь с самого детства, сколько мы ее знаем. Джил всегда была «леди совершенство» — в словах, в мыслях, в поступках. Даже прическа у нее всегда идеальная, волосок к волоску. Мне никогда и в голову не приходило, что это благополучие может быть показным. Получается, мы все это время ошибались.

И тут мои мысли перекинулись на наш дурацкий эксперимент и мою собственную погоню за идеалом. А вдруг я пытаюсь объять необъятное? Почему нельзя довольствоваться тем, что есть — любимой работой и творчеством? И не надо больше ничего искать, за чем-то гнаться… живи и будь счастлива. Мне уже тридцать пять, и все отношения с мужчинами заканчивались разрывом. А после Питера у меня вообще никого не было. Каково это, через две недели эксперимента выяснить, что глупость кажется привлекательной, а доброта, ум, скромность и обаяние, наоборот, отталкивают? Вместо того чтобы показать мне проблему под другим углом и окрылить, эксперимент лишил меня последней надежды, теперь я чувствовала лишь бесконечное одиночество.

Пора радоваться тому, что есть, и не требовать незаслуженных благ.

Погрузившись в раздумья, я не заметила высокого мужчину, притаившегося в темном углу холла перед дверью моей квартиры на пятом этаже. Но когда я повернула ключ в замке, он подошел ко мне сзади и опустил руку на плечо. Я резко обернулась, собираясь закричать.

— Харпер, это же я!

— Мэтт? — Мое сердце бешено колотилось — не знаю, правда, от ужаса или оттого, что передо мной, сжимая в руке бутылку вина, стоял восхитительно сексуальный Мэтт Джеймс в потертых джинсах и черной рубашке. — Ты что здесь делаешь?

— Захотелось тебя увидеть, — пожал он плечами.

— Сейчас? — Я глянула на часы. — В полночь?

— Когда после поцелуя ты сбежала из ресторана, я не знал, что и думать, — смущенно объяснил Мэтт. — Уже пару часов здесь торчу. Начал бояться, что ты вообще ночевать не придешь.

Не зная, что сказать, я так и стояла молча, пока он не поинтересовался, нельзя ли ему зайти.

— Заходи.

После событий минувшего вечера у меня не осталось никаких сил, ни моральных, ни физических. Одни обнаженные нервы. Сердце сжималось от беспокойства за подругу. А тут еще мужчина перед дверью моей квартиры — мужчина, которого Эмми, между прочим, назвала бабником, — и нет больше никакой возможности твердить самой себе, что он мне не нравится. Вот только непонятно, почему его-то ко мне тянет. Таким обаятельным, сексуальным, преуспевающим, потрясающим, сексуальным (я уже это сказала?) до меня нет никакого дела. И никогда не было.

Мы шагнули через порог квартиры, я заперла дверь, а Мэтт поднял в вытянутой руке бутылку вина.

— Понимаю, что это не оправдание, — беспомощно улыбаясь, сказал он, — и все-таки надеюсь, ты не против выпить со мной по бокалу мерло?

Я посмотрела на бутылку, потом вновь на Мэтта. Не знаю, что на меня нашло, — накопившаяся усталость, переживания за подругу, разочарование в мужчинах вообще, сознание, что под маской благополучия скрывается обыденность, — но я сорвалась.

— Кому ты голову морочишь? — устало спросила я, прекрасно сознавая, что могла бы и спрятать когти, пусть смотрит на меня сколько угодно своими невинными зелеными глазами.

— В каком смысле? — не понял Мэтт. — Я никому ничего не морочу. Харпер, ты мне нравишься. Действительно нравишься.

— Брось, Мэтт, — перебила я, злясь на собственное сердце, которое чуть не выпрыгнуло из груди, когда он это сказал. Я ему не какая-нибудь поклонница, чтобы верить каждому слову, которое его герой произносит в романтической сцене с партнершей. — Что ты задумал? Поиздеваться не над кем? Ну смейся, вот тебе сраженный наповал задерганный юрист, теперь празднуй победу и возвращайся к своим подружкам-моделям.

Мэтт непонимающе уставился на меня.

— Я не издеваюсь.

Мне показалось или он действительно обиделся?

— Харпер, нет у меня никаких подружек-моделей. Меня не заводят дурочки. А вот умные заводят.

— Ну да, конечно, что может быть круче интеллекта? — фыркнула я, возмущенно закатив глаза. — А парни спят и видят, как бы познакомиться с умной девушкой… Хватит, Мэтт. Перестань.

Я с гордо поднятой головой прошагала в гостиную, повернувшись к гостю спиной и делая вид, что его присутствие меня не трогает. Зачем он пришел? Должна же быть какая-то настоящая причина. Я терялась в догадках, но ничего придумать не могла. Не люблю неизвестность.

— Харпер, у тебя найдется штопор? — спросил Мэтт, который, оставив мой сарказм без внимания, следом вошел в гостиную. — И пара бокалов?

Не удостоив его ответом, я направилась в кухню и вытащила из ящика штопор, а из застекленного шкафчика — бокалы. Стоящий с бутылкой в руке Мэтт встретил меня вопросительным взглядом.

— Вот. — Я сунула ему штопор и бокалы. — Садись, я пока схожу в ванную.

Когда я вернулась — после попытки взять себя в руки путем длительного созерцания в зеркале темных кругов под глазами и новых морщинок, а также невесть откуда взявшегося на лбу прыщика, — Мэтт ждал с двумя наполненными бокалами.

Один из них он, поднявшись с дивана, протянул мне.

— Давай хотя бы выпьем и поговорим, может, ты меня выслушаешь.

Я не выдержала.

— Что тебе здесь нужно? — отмахнулась я от предложенного вина. Мэтт медленно опустил бокалы на кофейный столик. — Я сегодня достаточно хлебнула. Сначала ты заявился в «Сорок девять» с единственной целью испортить мне свидание. А потом пришлось поведать лучшей подруге, что ей изменяет муж. Ну, денек!.. Так что выкладывай немедленно, зачем ты здесь.

Мэтт внимательно посмотрел на меня, собираясь с мыслями.

— Сочувствую по поводу подруги, — наконец сказал он. — И можешь мне не верить, но в кафе я пришел вовсе не для того, чтобы тебе мешать. Мне хотелось тебя увидеть.

— Мэтт, не делай из меня дурочку, — фыркнула я. — Я не идиотка.

— Нет, ты не идиотка, — согласился он. — Хотя умом сейчас, по-моему, тоже не блещешь.

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась я.

— Ничего. Просто если бы ты не перебивала меня все время, ты бы уяснила одну простую истину, — озабоченно нахмурившись, проговорил он.

А он, оказывается, очень милый, когда хмурится. Наконец-то удалось его задеть.

— Какую? — притворяясь по-прежнему возмущенной, спросила я.

— Харпер. — Мэтт подошел почти вплотную и заглянул в мои глаза так глубоко, что мне пришлось отодвинуться — на самом деле, скорее, чтобы вновь запустить замершее на короткий миг сердце. — Ты мне нравишься. Не знаю, как еще тебе сказать, чтобы ты поняла. Ты мне нравишься. Очень.

— Нет, не нравлюсь, — упорствовала я, уже, правда, не понимая зачем.

Ну не бывает так. Таким, как он, не могут нравиться такие, как я. Тем более такие, как настоящая я. А Мэтт знает меня настоящую.

— Харпер, послушай… — Он взял мой подбородок в свои ладони. Наверное, следовало отпрянуть, но я не могла. Потому что его теплые, чуть мозолистые руки были удивительно ласковыми. — Харпер, ты нравишься мне такая, какая есть. Ты умная красивая женщина, я горжусь и восхищаюсь тобой. Ты привыкла, что мужчин пугает твоя работа и успехи, я знаю. Но, Харпер, пойми, ты мне нравишься именно поэтому, за то, что ты такая умная, преуспевающая и так далее. Понимаешь? Не вопреки, а благодаря.

И я поняла. На этот раз я его действительно услышала. На меня разом нахлынули остальные чувства. Я как будто в первый раз увидела его зеленые глаза, светящиеся крошечными серебристыми искорками. Втянула его крепкий мужской аромат — смесь одеколона и чего-то еще, чарующе неуловимого. Почувствовала, что он стоит как никогда близко, почти вплотную ко мне. И все тело внезапно наполнилось незнакомым жаром… я, наверное, покраснела с головы до ног.

— Ох, — произнесла я наконец, потому что все едкие, сердитые и издевательские слова из головы вылетели.

Он поцеловал меня — даже нежнее, чем тогда, в ресторане. Медленно, долго, чувственно и настойчиво, и я уже не пыталась сопротивляться. Я ответила, позволив его языку проникнуть в мой рот, и робко проделала то же самое. Я целовала его с отчаянным наслаждением, которого не позволяла себе три года, и сердце переполнили какие-то незнакомые чувства.

И вдруг, не успев понять, что со мной происходит, я расплакалась.

— Что случилось? — Мэтт перестал меня целовать, однако все еще нежно сжимал в объятиях. — Я что-то не то сделал?

Я покачала головой, не в силах произнести ни слова, пытаясь успокоиться, но слезы текли и текли, и остановить этот поток не было никакой возможности. Как трубу прорвало.

— Ты все сделал правильно, — всхлипывая, ответила я. Почему я постоянно оказываюсь перед Мэттом в самых неловких ситуациях? — Просто… Просто… — Я никак не могла решиться произнести. — Мне никто никогда ничего такого не говорил.

Мэтт кивнул, прекрасно понимая, прижал меня к себе и не отпускал, а слезы лились и лились. Вот так, рыдая на его груди, я понемногу успокаивалась — тоска отступала, сменяясь неизведанным доселе ощущением, что я кому-то необходима.

— К черту эксперименты на блондинках, — пробормотала я, когда слезы окончательно высохли.

Мэтт, улыбнувшись, снова потянулся ко мне с поцелуем.

Ту ночь он провел у меня, и мы в упоении занимались любовью. Медленно, страстно, нежно, а в перерывах Мэтт смотрел мне в глаза, держал за руку, проводил пальцем по щеке, перебирал волосы и ласкал все мое тело своими широкими ладонями. Никогда не думала, что может быть так хорошо. Когда мы наконец оторвались друг от друга, мои мысли были настолько далеки от реальности, что я даже забыла поставить будильник. И знаете, впервые в жизни меня ничуть не волновало, что я веду себя безрассудно. Ни капельки не волновало.

Наверное, совершенство все-таки бывает.

Проснувшись утром — поспать после нашего с Мэттом марафона удалось всего ничего, — я ощутила необыкновенные блаженство и покой. На сердце потеплело, когда я увидела, что Мэтт тихо спит рядом, спиной ко мне, и его грудь поднимается и опускается в такт мерному дыханию. Он тут, никуда не делся. Мне не приснилось. Все это произошло на самом деле. Я заснула в его объятиях, чувствуя, что никогда еще мне не было так спокойно и уютно. Даже с Питером.