Я попросила Инну не говорить Маркусу за телефон, поскольку решила проучить его за нелестное поведение со мной. «Пусть потрудится! – смеялась я в душе, вспоминая постоянное неподдельно-удивленное выражение лица Гирша. – Может, это собьет в нем немного спеси и самолюбия!»

– Если хочешь, можем отметить Рождество вместе. – сказала Инна, подводя меня к владениям Нины.

– И оставить Маркуса на съедение Марины и ее матушки? Ну уж нет! Он и так шокирован от всего, что видит и делает, так что я побуду с ним.

– Ну, – она опустила глаза, спрятав в них грусть, – тогда с наступающим тебя праздником!

– И тебя.

Инна приблизилась ко мне и поцеловала в щеку на прощание. Я кивнула ей и вошла во двор.

В доме горел свет и уже издали слышалась возня: семья готовилась к празднику.

– С Инкой пропадала весь день она! – Нина тут же принялась на меня нападать. – Осматривалась она! Вон сколько еще работы не сделано! – толстым пальцем указала на ведро картошки. – Ее нужно почистить и сварить, сегодня ведь сочельник!

– А где Марк? – спросила я, украдкой заглянув в комнату и не увидев его вещей.

– Вышел во двор. – крикнула из спальни Марина. – Долго он там что-то…

Я развернулась и направилась на улицу. Окинув взглядом белоснежный огород, повернула за дом, к сараям.

Маркус стоял у забора и смотрел куда-то вдаль, поглощая закат. Он не заметил меня и не услышал моего приближения даже тогда, когда я неуклюже споткнулась в паре метрах от него.

– Что делаешь? – спросила я, стряхивая снег с колен.

Маркус оглянулся. Окинув меня беспристрастным взглядом, снова отвернулся и посмотрел на бескрайние просторы, открывающиеся за пределами домиков и узкой речушки.

– Стою, Маргарет. Размышляю о жизни.

Я отвела пытливый взгляд в сторону и смягчила голос. Немец показался растерянным и печальным. Не хочу видеть его таким.

– Тебе нелегко здесь, да?

Маркус какое-то время молчал, а потом, укутав лицо от ветра, прошел к калитке и выскочил на улицу.

Я поспешно шагала за немцем, не понимая, куда он направляется. Когда Маркус повернул за угол, я ускорила шаг, чтобы не отставать. Но моя обувь, не предусмотренная для прогулок по снегу, да еще и в селе, предательски портила и без того ущербную картину. Когда я настигла Маркуса, он стоял и печально смотрел на будку со сломанным телефоном.

– Не работает. – огорченно произнес он. – Опять…

– Неужели, ты так хочешь уехать отсюда?

– Ты и представить себе не можешь, насколько! – ответил поникший Маркус.

Мне невольно представилось, если бы Гирш был псом, то картина его грусти со спущенными ушами была бы более живописной.

– Понимаю, ты не привык к такой жизни, и я. – сделав глубокий вдох, я намеревалась сказать ему о том, что у Инны есть мобильный, но Маркус перебил меня.

– Я не могу сказать всем, где я. Меня уже обыскались!

– Пока нет. – отрицательно покачивая головой, я перевела дух, благодаря Маркуса за то, что он не дал мне договорить и испортить весь план. – Еще идут новогодние праздники. Твои подчиненные думают, что ты улетел в Москву. А вот после десятых чисел января, наверняка, примутся за твои поиски. Не печалься, у меня есть один шанс…

– Нет, – Маркус снова перебил меня, – это не должно было случиться! Я не могу даже позвонить дворецкому, чтобы тот не беспокоился! В селе у каждого пятого есть автомобиль, но никто не станет помогать мне, потому что я немец!

– Наверное, дело в том, что путь до Москвы не близкий, и, тем более, зима, сугробы, дорог нет. Может, стоит подождать до весны, а там и подумаем, что делать дальше?

– До весны?! – в отчаянии взвыл Гирш. – Думаешь, я смогу тут выживать еще два месяца?

– Я помогу тебе. – ободряюще произнесла я, погладив его по плечу, – Я буду рядом.

– Но тебя нет рядом, Маргарет! Ты оставила меня на произвол судьбы! – обиженно бросил он.

– Я бы не делала так, если бы ты относился ко мне немного иначе! – отдернув руку, вспылила я.

– А новая подруга-lesbe тебя устраивает во всем?

– Как ты сказал?! – возмутилась я. – Ты сказал, я ослышалась, наверное?

– Нет. – грубо рявкнул он. – Она хочет тебя. Я же вижу это! Я все-таки мужчина!

– Не понимаю, – я поставила руки на пояс, – Маркус, ты несешь какой-то бред, я даже не стану верить в это! Хочешь, чтобы я перестала общаться с Инной ради того, чтобы тебе стало от этого легче? Да ты любую можешь тут закадрить, они все тебе благодарны за то, что ты свалился на их головы, такой богатый и успешный! – вопила я, – А меня они презирают и давно бы, уверена, выгнали отсюда куда-нибудь подальше! Инна-моя единственная подруга, и я не собираюсь больше отказываться от единственного шанса с кем-нибудь поговорить здесь, как и бросать подруг из-за тебя!

Маркус выслушал мои речи молча, лишь неодобрительно качал головой.

– Ты не согласен со мной? – взвинченная как волчок, я, так и не дождавшись ответа, направилась к лесу, то и дело спотыкаясь и проваливаясь в сугробы по колено.

– Куда ты снова? – крикнул Гирш. – Не пущу тебя к медведям! Одного ты уже разбудила!

Он догнал меня, когда я уже спустилась в низину. Почувствовав под ногами что-то скользкое, я остановилась и хотела ухватиться за торчащий из-под снега кустарник, но мои ноги неумолимо продолжили разъезжаться. Я поняла, что стою на льду лишь тогда, когда он издал треск под моим каблуком.

Маркус ухватил меня за локоть и притянул к себе. Чувствую себя в безопасности.

– Тебя никуда нельзя отпускать. – тихо произнес он, коснувшись моего лица ледяными пальцами. – И как ты жила раньше, Маргарет?! Сколько знаю, то и дело попадаешь во всяческие передряги!

– Я была уверена, что своим невезениям обязана тебе. – отвечала я, не сводя пристального внимания с его притягательных губ, обрамленных довольно длинной щетиной. Потянувшись к его лицу, я захотела поцеловать Маркуса, но Маркус внезапно отодвинулся и, взяв меня за руку, повел к дороге. Ну вот, отшил… Видимо, любви ему тут хватает.

– Что я сегодня буду видеть? – спросил он, когда мы практически подошли к дому Нины. – Ты толкнешь меня в прорубь?

– Нет, этот обряд на крещение проводится. А сегодня Рождество, – я задумалась, – вроде, гадают обычно, насколько знаю…

– Знаешь, почему сельчанки не любят тебя, Маргарет? – Маркус грубо потрепал меня по плечу. – Есть у них традиция, что в эти дни нельзя впускать в дом женщину. Это к неудачам. А вот мужчины – другое дело.

– Насчет тебя я не сомневалась нисколечко!

Маркус в ответ хмыкнул, игриво покосившись на меня. Он что-то определенно ждал от меня.

– Что? – улыбаясь, спросила я в ответ.

– Нисколечко. – повторил Гирш особенно сладко и расплылся в улыбке.

– Ты о суффиксе? Я имею в виду конец слова.

– Очень люблю, когда слышу такое.

– Лимончик? – игриво бросила я.

– Да-да! Еще! – немец восторженно замахал свободной рукой.

– Дороженька! Ручечка! – продолжала потешаться над его умилительной реакцией. – Блинчик!

– Кстати, Нина печет блины!

– Правда? Разве их пекут не на Масленицу?

– Тебе лучше знать традиции своего народа. Пойдем, Маргарет, – Гирш, дружеским жестом взяв меня за плечи, повел к дому. – Посмотрим, чем запомнится сегодняшний вечер!

Глава 16. Последствия гаданий

Вечер и Рождественская ночь прошли без осложнений. Ничего такого не случилось, о чем следовало было говорить, если не считать странного поведения Марины. Она расхаживала по дому с блином и всматривалась в него, как в бинокль. Понятия не имею, что она пыталась разглядеть в тех дырочках…Потом, когда несчастный блин, услышав мои мольбы, наконец, порвался, Марина вышла на улицу и принялась швырять сапог, который загадочным образом одно падал носком к двери ее же дома. Вот уже несколько раз подряд.

Я непонимающе наблюдала за Мариной из окна, догадываясь, почему та нарочно кидает сапог именно так. Суженого приманивала. А вот «суженый» Маркус Гирш дремал на своей кровати.

– Погадать тебе на любовь? – спросила Нина, когда я вышла на кухню, чтобы поставить чайник.

– Я не верю во все это, простите.

– Может, Марку будет интересно? Марк! – окликнула его Нина. – Иди-ка сюда, голубчик!

Маркус, подскочив так молниеносно, как только мог, с испуганным видом показался в дверях. Я отодвинулась, чтобы дать ему пройти и невольно усмехнулась от его взбудораженного вида. Наверняка, немец подумал, что начался пожар!

– Давай, погадаю тебе! – Нина насильно усадила Маркуса напротив себя и раскинула колоду карт.

– Я немного не готов… – начал было Гирш, но настойчивость Нины взяла верх над его упрямством и отрицанием данного культа, как такового. Он смолк и поглядел на колоду.

– У тебя скоро жизнь наладится! – начала Нина длинный гадальный монолог, разглядывая картинки на выпавших картах. – Я вижу ребенка.

– Ребенок? – Маркус оживился и наклонился к столу, внимательно изучая карты.

– И еще у тебя будет жена, красивая, светлые волосы.

Я продолжала с невозмутимым видом наблюдать за происходящим.

– Что там про ребенка? – не унимался Маркус. – Расскажи о нем!

– Вижу, будет мальчик. Ребенок от светлой женщины. А женщина не слишком моложава, – Нина облегченно вздохнула, – но и не стара. Она младше тебя. Сколько тебе лет, Маркус?

– Тридцать шесть! – шепеляво произнес он, расплывшись в улыбке. – Это будущее, ты уверена?

– Конечно! – Нина развела руками, – Я хорошо гадаю, ко мне даже приходят соседки, чтобы узнать будущее! Не за бесплатно, само собой… но ты свой, потому найдем, как расплатиться!

– Своей дочери вы, по-видимому, уже рассказали что-то, что ей не понравилось… – вмешалась я, не скрывая, что мне не нравится Нинин подход к соблазнению моего любимого немца.

– У Маринки пока тишь да гладь! Пусть сидит, мала еще за мужиками бегать! – ворчала Нина. – Вон, никак не уймется, все приманивает суженого, который час!

– Когда мне ждать его? – перебил ее Маркус, в нетерпении перебирая пальцами скатерть. – Когда будет ребенок?

– Когда ты найдешь ту женщину, разумеется! – ответила Нина, уставившись на Маркуса. – Светленькую! – язвительно добавила она, бросив «массивнейший» булыжник в мой «огород».

– Где искать ее хоть? – не унимался Маркус.

– Ты осмотрись по сторонам! – кокетливо пропела Нина, – Может, она здесь?

Маркус непонимающе покосился на Нину, а потом перевел удивленные карие глаза на меня. Я, пожав плечами, дала понять, что никакой блондинки в этой комнате больше нет, кроме самой Нины. И меня, только я тщательно скрывала свой натуральный светло-русый цвет под смоляной толщей черной краски на протяжении десяти лет.

– С цветом волос ничего не может быть перепутано? – вопросы Маркуса явно стали действовать Нине на нервы.

– Нет же! – она показала Гиршу карту, – Смотри, дама червей! Она же не черной масти, а красной! Значит, светлая!

– Русская логика… – хмыкнул Маркус, косясь на изображение дамы. – Дама herz блондинка?

– Русская женская логика! – придирчиво добавила я, а потом посмотрела на Нину. – Ведь остальные карты с изображениями дам черного цвета обозначают либо соперницу, либо женщину постарше, правильно? Если так, то суженая Марка может быть любого окраса! И, кроме того, эта суженая могла запросто перекраситься!

Нина недовольно фыркнула и принялась собирать карты в колоду. Я же не унималась,

– А если у второй половинки Марка голова выкрашена, к примеру, в зеленый или гранатовый цвет? Или вообще, в лиловый? Этого карты не скажут, ведь в гадании нет других оттенков! А если она рыжая? Или лысая? Как быть тогда?

– Ну вас! – Нина махнула рукой и спрятала карты в стол.

– Может, поиграем во что-нибудь более интересное? – спросила я, наивно покосившись на выглядывающую из ящика колоду.

– Чтооо? Играть гадальными картами?! – Нина округлила глаза.

– Ладно, молчу. – я обидчиво уставилась в пол, усевшись на стуле поудобнее и подмяв под себя ноги.

– Может, есть другие карты? – поддержал меня Маркус.

– Ну… – Нина постучала пальцем по столу, впав в раздумья, – Вообще-то, у Маринки где-то валялись посреди ее хлама… Пойду посмотрю! – сказала она и вышла из кухни.

– Грустишь? – Маркус погладил меня по плечу.

– Немного. Скучно. – соврала я, продолжая смотреть в пол.

– Ты расстроилась по поводу гадания?

– Не мне же она гадала! – криво ухмыльнувшись, произнесла я, поймав себя на мысли, что зря отказалась от предложения Нины раскинуть пасьянс собственной незавидной судьбы. – Во что будем играть?

– Во что обычно играют русские?

– Я не особо знаю о карточных играх, но…в козла? – я с любопытством поглядела на Маркуса. – В дурака? В очко?

– Дурак. – кивнул он. – У нас это называется Шафкопф.

– Чья -то голова? – смекнула я.

– Баранья голова.