Юлия Климова - Теплая снежинка

– Кто?

– Не знаю.

– Какие глаза?

– Серые. И пусть будет холодно, очень холодно. Ветер, сумасшедший ветер в лицо…

– Зачем?

– Чтобы ехать, скакать, мчаться, обгонять! И чтобы было невозможно трудно, и нет мыслей в голове, кроме одной…

– Какой? – Усмешка Середы стала еще заметнее. – Какой, Наташка?

Какой? Я попыталась поймать утраченное продолжение фразы и не смогла – в голове перепутались цвета и запахи, выдумка и явь. Но через секунду, к своему абсолютному изумлению, я услышала собственный голос:

– …кроме одной: домой, мне нужно домой.

– Так иди, – Середа пожал плечом, неторопливо наполнил вновь опустевший бокал полусладким-полупредательским шампанским и добавил: – Иди, чего сидишь?

Мне здесь нечего делать – он прав, – мне здесь совершенно нечего делать…

Здесь непокой, здесь скучно, здесь болезненно чего-то не хватает.

Домой.

Да…

Мне нужно домой…

– Увидимся, – бросила я и поднялась со стула (мне показалось, что я сделала это весьма торжественно).

– Проводить?

– Нет, спасибо.

Ноги пружинили, но это даже радовало…

Мы, молодежь, не ищем легких путей…

Мы выбираем цель и… и смело устремляемся вперед!

– Осторожнее! – раздался чей-то голос.

Мы, молодежь, умеем преодолевать препятствия.

Я на всякий случай высоко подняла ногу и перешагнула невидимую преграду.

Мне нужно домой, понимаете?..

Там Герман с блокнотом, там Ада Григорьевна с творожной запеканкой, там мой муж с «Ониксом»… и там мой новый диван, на который я лягу, закрою глаза и… сами знаете что сделаю – усну!!!

Пальто никак не хотело надеваться, оно подло обманывало меня, настаивая на четырех рукавах и пуговицах с трехзначным кодом на каждой. Но мы, молодежь, умеем преодолевать препятствия… Подумаешь, четыре рукава! Подумаешь, секретные коды!

А на улице было темно и прекрасно: разноцветные новогодние лампочки приветливо махали мне с деревьев и с рекламных щитов, кружевные снежинки медленно опускались на скамейки, деревья и нос… они танцевали с моими конопушками (не верите? но это так…)… ветер был приятен и скромен, точно вдруг, случайно, подсмотрел чью-то сокровенную тайну…

Я стояла на ступеньках, раскинув руки, улыбаясь до ушей и обожала весь этот сказочный мир, каждую мелочь, каждую песчинку и соринку, каждый комочек снега и…

Справка

Панорама ближайших окрестностей

Весомой частью панорамы ближайших окрестностей являлась машина Дмитрия Сергеевича Кондрашова. Стекло со стороны водителя уверенно поползло, и я уже знала, чьи глаза сейчас холодно сверкнут в темноте…

Из последних сил я попыталась втянуть в себя пузырьки шампанского, но они жестоко, точно подростковые прыщи, вылезли на лбу и сложились в идеально ровную, убийственную фразу: «Это я – твоя жена». Далее голова уже жила своей жизнью, руки и ноги – своей, а сердце пело до неприличия радостный гимн, пихая локтем легкие, подмигивая обалдевшей душе…

Как давно он приехал?

Сколько часов сидит в машине?

Сколько еще собирается просидеть?

Он бы мог позвонить, но не сделал этого… Почему?

Он приехал за мной… За мной!

Сколько часов он сидит в машине?

Сколько еще собирается просидеть?..

– Дима!!! – крикнула я так, что кошки вздрогнули на соседних улицах. – Я здесь!!!

Дверца легко распахнулась, и он вылез из машины.

– Я вижу, – раздался ровный голос.

Он волновался! Конечно, волновался! И наверняка ревновал! Он скучал… бесконечно скучал и мечтал увидеть меня хотя бы на секунду… Посмотрите на него, какой он красивый, какой мужественный… и у него греческий нос! Завидуйте! У моего мужа греческий нос!

Я подпрыгнула на месте от переизбытка чувств и, не опуская рук, устремилась вниз по ступенькам. Лампочки скакали, мир переливался всеми цветами радуги, от пузырьков шампанского щекотало в носу… Глотнув ветра, споткнувшись, я счастливо засмеялась, споткнулась еще раз и на удачу спилотировала прямо в руки Дмитрия Сергеевича.

– Добрый вечер, – выдохнула я, пытаясь обрести равновесие. – Добрый вечер.

– Наташа…

Он приехал за мной! За мной!

Он просидел бы всю ночь в машине ради меня! Я…

Как же много лампочек вокруг… как много музыки и как хорошо!

Я закинула голову назад, увидела миллион звезд и по-детски мягко улыбнулась… Сильные руки крепко держали меня за талию… небо кружилось, будто я на карусели и… и… и…

Вопрос на засыпку: Чем пахнет Новый год?

Ответ: Конечно же, счастьем…

– Вы пришли меня поцеловать? – Я медленно повернула голову, проклиная корпоратив, Середу, утреннее похмелье, и посмотрела на Кондрашова.

Он стоял около двери моей спальни, спокойный, чуть усталый и уже до боли родной. Я бы с радостью сейчас взъерошила его волосы… а впрочем, о чем это я… В голове стрельнуло, в животе загудело, а виски сдавило так, что захотелось издать протяжный душераздирающий стон. Я больше никогда не буду пить шампанского. Ни-ког-да. Обещаю…

– Нет. – Он коротко улыбнулся. – Я пришел задать тебе один вопрос…

– Какой? – натягивая одеяло до подбородка, спросила я.

– Почему ты вчера называла Германа папой?

Мир рухнул! Я зажмурилась и попыталась собрать в кучу жалкие крохи, на которые рассыпалась моя девичья память. Но, увы, похвастаться мне было нечем… лишь мутные невыразительные картинки пролетели перед глазами, и оставалось только зажмуриться и буркнуть: «Я, пожалуй, еще посплю», что я и сделала. Раздался сухой щелчок дверного замка – Дмитрий Сергеевич оставил меня наедине с похмельем…

Как я кричала «Дима!!!» – помню, как смотрела на звезды – тоже, а дальше… Ну же, память, давай, убей меня наповал правдой, мне необходимо знать, куда меня вчера завела кривая дорожка…

Так… В машине было прохладно и уютно, я пела песни и (о ужас!) каждую посвящала Кондрашову. А как он реагировал на это, я вряд ли когда-нибудь узнаю…

Нас встретил Герман, в темных штанах, рубашке и сине-зеленом джемпере… Бровь! Я запомнила его правую бровь – удивленно приподнятую домиком! И, да, именно в этот момент я бросилась на его клетчатую грудь, пустила дочернюю слезу и первый раз назвала его папой… Ну и что? Подумаешь! Может, мне приятно общаться с Германом, может, я одобряю выбор моей необыкновенной мамы, может… может, мне отеческой любви не хватает!

Абсолютно войдя в роль несчастной сироты, я стукнула кулаком по краю пододеяльника и заныла от пушечного выстрела в голове. М-м-м… проклятый алкоголь…

Еще я вспомнила, как коснулась мягкой кровати, как укутал меня запах привычных вещей, как стало тепло и спокойно и… и раздался сухой щелчок дверного замка. Дмитрий Сергеевич выполнил свою благородную миссию и ушел. Н-да… вечер оказался каким-то неплодотворным и коротким. И я, увы, не была на высоте.

Хм, почему я назвала Германа папой?

А не нужно куролесить с моей мамой!

* * *

– В этом году праздничная суета меня ужасно утомляет. Елки, шары… кстати, кто украшал дом? Это перебор, моя дорогая, ты же дизайнер, нужно, в конце концов, знать меру. – Эмма Карловна Фогли, постукивая шпильками высоких красно-коричневых сапог, зашла в гостиную и замерла перед высоченной елкой. – Твоя работа? – Ее укоризненный взгляд остановился точно на мне.

– Да, – вяло ответила я, попивая ледяной апельсиновый сок. К обеду в измученном организме произошли положительные перемены, и я уже была без пяти минут бодра и добра. Одним словом – распогодилось.

– Дима у себя?

– Ага, работает в кабинете. С Германом.

– Я все думала, почему меня нервируют предстоящие праздники… – мама раздраженно поправила волосы, еще раз посмотрела на елку, коротко вздохнула и уверенно прошлась по комнате, демонстрируя фигуру манекенщицы, бриджи «а-ля наездница», белую блузку, щедро украшенную кружевами, серьги, наверняка ранее принадлежащие императрице Екатерине II, и кольцо с огромным жемчугом, которое на любой другой женщине смотрелось бы нелепо, но только не на Эмме Фогли! – Просто я никак не могла решить: где и с кем буду встречать Новый год. За границу меня совершенно не тянет, вечеринки в галерее надоели… ты понимаешь, о чем я?

– О да. Хотя я не представляю, как можно отказаться от вечеринок с морепродуктами…

– Не паясничай. – Мама села в кресло напротив, закинула ногу на ногу и мечтательно посмотрела в окно. – Сегодня я опять приехала без приглашения… – тихо произнесла она, и на ее губах заиграла загадочная улыбка. – Так вот, – добавила она уже громко и четко, – этот Новый год я буду встречать вместе с вами. Ты рада?

– Очень.

– Собственно, я и приехала об этом сообщить.

Интересно, кому сообщить? Мне? Кондрашову? Или… Герману?

Отставив стакан с соком, вытянув ноги, я глубоко вздохнула и закрыла глаза от удовольствия. Во мне вдруг задрожало и запрыгало столько чувств, что губы сами растянулись в блаженную улыбку. Я первый раз действительно почувствовала приближение Нового года – приближение доброго теплого торжества, когда звенят бокалы, когда по-особенному сияют звезды, когда взрываются петарды, когда тайные мечты получают дополнительный шанс и надежду. Герман, удачи! Возможно, тебе нужна именно такая женщина…

– Эмма, здравствуй, – раздался голос Дмитрия Сергеевича, и я, вздрогнув, открыла глаза.

Он стоял совсем рядом… совсем рядом…

Вчера я посвящала ему песни, пропитанные шампанским и страстью…

И, если честно, совсем не жалею об этом…

И вчера я так много поняла и так многого захотела, и месть, игра не имели к этому никакого отношения. И пузырьки шампанского тоже не имели к этому отношения, зато мои сердце, душа и еще один очень серьезный мужчина с греческим носом стали главными участниками драмы под названием «Это все, что тебе нужно»… Приблизительно так.

Взгляд настойчиво пополз по фигуре Дмитрия… Сергеевича (так ребенок осваивает новую территорию, так луноход пробует на вкус чужой грунт, так я через сто лет после свадьбы знакомлюсь со своим мужем…). Он тоже посмотрел на меня и чуть заметно кивнул.

– Привет, – махнула рукой мама, не замечая накала страстей, недосказанности и вечного «быть или не быть, вот в чем вопрос». – Не думала, что застану тебя, но тем лучше. Новый год я решила отмечать вместе с вами, надеюсь, ты не против?

– Как я могу быть против? Я и сам хотел предложить.

– Ты замечательный зять.

– А ты замечательная теща.

Они улыбнулись, обменявшись любезностями, и уставились на меня.

– Да, бесспорно, вы оба – просто потрясающие люди, – бросила я, зная, что в ответ ожидают совсем другое.

– Ты не против, дорогая? – Моя бесподобная мама приподняла идеальные брови, но ни одной морщины на лбу не образовалось.

– Конечно, нет. Чем больше народу, тем лучше. Давно мечтала встретить Новый год по-семейному… Будем читать стихи, водить хоровод, обмениваться подарками, дружно загадывать желания и пить шампанское.

При последнем слове Дмитрий Сергеевич еле заметно усмехнулся, намекая на вчерашний бурный вечер, вернее, на мое дурное поведение, воспоминания о котором я бы не назвала яркими. А мне не стыдно, не-а. Я смело поймала сдержанность серых глаз и, не стесняясь Ее Величества Эммы Карловны Фогли, показала ему язык.

– Я вижу, у вас абсолютное взаимопонимание, – в свою очередь усмехнулась мама, многозначительно поглядывая в мою сторону, – начинаю чувствовать себя лишней… Пожалуй, пойду пообщаюсь с Адой Григорьевной, интересно, что она планирует приготовить для праздничного стола?..

Она неспешно направилась к двери кухни, но около лестницы остановилась и свернула в правое крыло дома – в сторону кабинета, в сторону Германа… Новогоднее меню, видимо, сейчас имело куда меньше значения, чем стройный, подтянутый обладатель солидного блокнота в кожаном переплете.

– Один, два, три, четыре, пять… – тихо начала я считать вслух.

Теперь брови Дмитрия Сергеевича поползли на лоб.

– …шесть, семь, восемь…