Нора Робертс

Тепло наших сердец

Кэти Онорато, моему ангелу-хранителю

Их удержать, облечь их в плоть живую,

Чтоб тень была живее нас самих,

Чтоб в слове жить, над смертью торжествуя…

Байрон[1]

1

Над горами бушевала гроза, низвергая с неба потоки воды, ударявшейся о землю с резким звуком, напоминавшим скрежет металла о камень. Зигзаги молний устремлялись вниз — их треск, похожий на злые пулеметные очереди, накладывался на артиллерийскую канонаду грома.

Воздух был словно пропитан злобой, раздражением, едва сдерживаемой яростью.

Эта атмосфера как нельзя лучше соответствовала настроению Мэлори Прайс.

Девушка, кажется, спрашивала себя, каким еще несчастьям предстоит обрушиться на ее голову. Теперь в ответ на этот риторический вопрос природа — во всем своем первобытном гневе — недвусмысленно отвечала Мэлори, насколько все может быть скверно.

За приборной доской ее маленькой симпатичной «Мазды» что-то подозрительно скрежетало, хотя до полного погашения кредита на машину было далеко — Мэлори предстояло сделать еще девятнадцать взносов. И для этого нужно не вылететь с работы.

Сказать по правде, свою работу она почти ненавидела.

Это не входило в жизненную программу Мэлори Прайс, которую она начала составлять еще в восемь лет. Два десятилетия спустя черновой набросок превратился в подробный, последовательный план действий с разделами, подразделами и перекрестными ссылками.

Предполагалось, что Мэлори будет любить свою работу. По крайней мере, так было прямо указано в разделе «КАРЬЕРА».

Она работала в «Галерее» уже семь лет, причем три последних года была ее директором, что полностью соответствовало плану. Мэлори это нравилось — быть окруженной произведениями искусства и практически единолично решать вопросы приобретения, размещения и продвижения экспонатов, организовывать выставки и другие интересные мероприятия.

Дело в том, что Мэлори стала считать «Галерею» своей и точно знала, что остальные сотрудники, а также клиенты, художники и скульпторы согласны с ней.

Разумеется, формально маленькая художественная галерея принадлежала Джеймсу П. Хорасу, однако он никогда не оспаривал решения Мэлори, а во время визитов, случавшихся все реже, всегда хвалил новые приобретения, экспозицию и продажи.

Все шло безукоризненно — именно такой Мэлори и представляла свою жизнь. В противном случае что такое безукоризненно?

Все изменилось после того, как в возрасте пятидесяти трех лет Джеймс распрощался с комфортной холостяцкой жизнью и женился на молодой сексапильной женщине. И его супруга, подумала Мэлори, презрительно прищурив голубые глаза, решила сделать галерею своей игрушкой.

Неважно, что новоиспеченная миссис Хорас практически ничего не смыслила в искусстве, бизнесе, связях с общественностью и управлении персоналом. Джеймс души не чаял в своей Памеле, и ранее столь любимая Мэлори работа превратилась в ежедневный кошмар.

«И все-таки я пока справляюсь», — сказала сама себе Мэлори, хмуро вглядываясь в мокрое лобовое стекло. План у нее был такой: ждать, когда Памела канет в небытие, из которого появилась. Мэлори решила сохранять спокойствие и выдержку до тех пор, пока эта маленькая мерзкая выскочка не исчезнет и все снова не встанет на свои места.

Теперь сей превосходный план пошел прахом. Мэлори сорвалась, когда Памела отменила ее распоряжения насчет выставки художественного стекла и перевернула вверх дном тщательно продуманную и такую милую «Галерею», которая стала тесной и наполнилась уродливыми экспонатами.

Разумеется, кое с чем можно было бы смириться, скрепя сердце согласилась Мэлори, но терпеть на своей территории откровенную безвкусицу — это уж слишком.

С другой стороны, скандал с женой хозяина не самый лучший способ сохранить работу, особенно если прозвучали такие слова, как «недальновидная, глупая плебейка».

Вспышка молнии прорезала небо над уходящей вверх дорогой, и Мэлори поморщилась — от воспоминаний о бурной сцене и от яркого света. Крайне неудачный ход с ее стороны, более чем очевидно продемонстрировавший, к чему приводят несдержанность и импульсивность.

В довершение всего этого она умудрилась пролить кофе на шикарный костюм Памелы. Впрочем, это была случайность.

Ну почти случайность…

Мэлори понимала, что, несмотря на симпатию к ней Джеймса, ее благополучие висит на волоске. А когда этот волосок порвется, она опустится на самое дно. В маленьком живописном городке Плезант-Вэлли не так уж много художественных галерей. Придется либо временно искать себе другую работу, либо переезжать.

Ни то ни другое Мэлори Прайс не нравилось.

Она любила свой городок Вэлли, любила горы западной Пенсильвании. Ей нравилась атмосфера маленького города, сочетание старомодности и наивности, привлекавшее туристов и толпы отдыхающих, которые на выходные приезжали из соседнего Питсбурга.

С самого детства, прошедшего в пригородах этого самого Питсбурга, Мэлори мечтала, что будет жить именно в таком месте, как Плезант-Вэлли. Аккуратные улочки городка в долине, горы, простота и размеренность жизни, дружелюбие соседей.

Твердое решение поселиться в Плезант-Вэлли было принято в четырнадцать лет, когда во время каникул Мэлори приезжала сюда с родителями на выходные.

И еще той далекой осенью, бродя по залам «Галереи», она решила, что обязательно сделает этот волшебный мир своим.

Конечно, в то время она думала, что здесь будут висеть ее картины, но именно этот пункт плана пришлось вычеркнуть, вместо того чтобы поставить галочку, свидетельствующую о его выполнении.

Она никогда не станет художником. Но искусство должно быть частью ее жизни, окружать ее — это ей необходимо, как воздух.

Мэлори не хотела возвращаться в большой город. Она любила свою великолепную просторную квартиру с видом на Аппалачи, деревянными полами и стенами, на которых были развешаны тщательно подобранные картины.

И вот теперь перспективы стали такими же мрачными, как грозовое небо.

Тяжело вздохнув, Мэлори призналась себе, что не умеет обращаться с деньгами. Она не понимала, почему деньги должны просто лежать в банке, если их можно превратить в то, чем можно любоваться, или в то, что можно на себя надеть. Если ими не пользоваться, это всего лишь бумага, а экономить бумагу Мэлори Прайс не привыкла.

Она задолжала банку. Опять. Превысила лимит по кредитным картам. В который раз. Но у нее есть великолепный гардероб, напомнила себе Мэлори. И то, что может стать фундаментом очень приличной коллекции произведений искусства. Если Памела обрушит топор на ее шею, все это придется продавать — постепенно и себе в убыток, чтобы не лишиться крыши над головой.

Может быть, сегодняшний вечер принесет ей удачу? Она не хотела принимать приглашение на коктейль в Ворриорз-Пик. Мэлори подумала, что это странное название для мрачного старинного особняка. В другое время она обрадовалась бы возможности заглянуть в громадный старый дом, прилепившийся на высоком гребне горы. И пообщаться с потенциальными покровителями искусства тоже была бы рада.

Приглашение выглядело необычно — оно было написано изящным почерком на плотной серой бумаге с эмблемой в форме витиеватого золотого ключа вместо шапки фирменного бланка. Мэлори помнила наизусть содержание письма, которое сейчас лежало в сумочке вместе с пудрой, помадой, сотовым телефоном, очками, новой ручкой, визитными карточками и десятью долларами.

Коктейль и беседа. Желательно Ваше присутствие.

4 сентября, восемь вечера,

Ворриорз-Пик.

Вы — ключ. Замо́к ждет.

Интересно, что все это значит? Мэлори стиснула зубы, почувствовав, как вздрогнула машина от внезапного порыва ветра. Судя по тому, как ей везет в последнее время, ее собираются втянуть в какую-то аферу наподобие финансовой пирамиды.

Дом пустовал уже сорок лет. Мэлори слышала, что его недавно купили, но подробностей не знала. Кажется, компания называлась «Триада». Наверное, какая-нибудь корпорация, намеревавшаяся превратить особняк в гостиницу или маленький пансионат.

Но в таком случае непонятно, зачем приглашать директора «Галереи», а не владельца и его несносную жену. Хотя совсем неплохо будет утереть нос Памеле — та очень не любит, когда ее игнорируют.

В любом случае Мэлори не собиралась принимать приглашение. Сердечного друга у нее сейчас не было — еще один признак катившейся под откос жизни, а поездка в одиночестве в дом, словно сошедший с экрана голливудского фильма ужасов, да еще по такому странному приглашению, не входила в список ее привычных развлечений в разгар рабочей недели.

В письме не было ни телефонного номера, ни адреса для ответа. «Какое высокомерие и невоспитанность!» — Мэлори невольно покачала головой. Она собиралась отклонить приглашение — в таком же надменном и невежливом тоне, — но Джеймс случайно заметил письмо у нее на столе.

Эта идея чрезвычайно обрадовала и взволновала его, и Джеймс потребовал, чтобы Мэлори подробно описала ему внутреннее убранство дома. И напомнил, что во время светской беседы было бы неплохо время от времени упоминать о «Галерее».

А если удастся заполучить несколько клиентов, это поможет загладить инцидент с испорченным костюмом и обидные слова.

Машина, пыхтя, ползла вверх по сужающейся дороге через густой, темный лес. Эти холмы и лес всегда казались Мэлори чем-то вроде Сонной лощины[2], окружающей ее милый город, но сейчас, среди ветра, дождя и мрака, она вспомнила совсем другие подробности старинной легенды.

Если дребезжание за приборной панелью имеет серьезную причину, все закончится тем, что она съедет на обочину и в ожидании эвакуатора, который теперь ей не по карману, будет сидеть в машине, съежившись от страха, прислушиваясь к завыванию бури и представляя скачущего по лесу безголового всадника.

Совершенно очевидно, что этого допустить нельзя.

Мэлори показалось, что среди струй дождя мелькнули огоньки, но «дворники», включенные на максимальную скорость, все равно не справлялись с потоками воды.

Вновь сверкнула молния, и девушка крепче сжала руль. Ей нравилось неистовство грозы, но наблюдать за стихией лучше из теплого и уютного помещения, с бокалом вина в руке.

Наверное, уже скоро. Интересно, как далеко взбирается вверх одинокая дорога, прежде чем начнется спуск по другому склону горы? Мэлори знала, что Ворриорз-Пик примостился на самом гребне, словно охраняя долину. Или царствуя над ней… Как посмотреть. Уже много миль навстречу ей не попадалось ни одной машины. Сие неоспоримо доказывает одно: сесть за руль в такую погоду может только идиот.

Доехав до развилки, Мэлори увидела, что дорога направо проходит между двух громадных каменных колонн. Притормозив, она с изумлением заметила у каждой фигуру древнего воина в натуральную величину. Вероятно, виноваты в этом гроза, ночь и ее расшатанные нервы, но воины показались Мэлори похожими на живых людей, а не на каменные статуи: свирепые лица обрамляют гривы волос, пальцы сжимают рукоятки мечей. Девушке показалось, что вспышки молний освещают подрагивающие мышцы на плечах и обнаженной груди этих идолов.

Мэлори поборола искушение выйти из машины и поближе рассмотреть статуи. Тем не менее по спине у нее пробежал неприятный холодок, и, миновав железные ворота, она опасливо оглянулась, что, несомненно, свидетельствовало о таланте скульптора.

Потом Мэлори резко ударила по тормозам, и машину занесло на гравии. Сердце девушки чуть не выскочило из груди — в каком-то футе от ее бампера гордо стоял великолепный олень. За спиной животного проступали причудливые очертания большого дома.

На мгновение Мэлори показалось, что олень — тоже скульптура, хотя она точно знала, что нормальному человеку не придет в голову поставить статую посреди подъездной аллеи. Правда, определение «нормальный» тому, кто решил поселиться в доме на вершине горы, вряд ли подходило.

В лучах фар глаза оленя сверкнули сапфирами, увенчанная ветвистыми рогами голова слегка повернулась.

«Какой царственный у него вид!» — подумала Мэлори, зачарованно глядя на животное. Струи воды стекали с его спины и боков, и при следующей вспышке молнии шкура оленя стала серебристо-белой, словно диск луны.

Красавец пристально смотрел на Мэлори, но в его взгляде не было ни страха, ни удивления — только высокомерный интерес, если такое возможно. Потом олень просто повернулся и ушел, исчез за струями дождя и пеленой тумана.