— Дядь, поехали с тетей, — Игорек подергал Романа за рукав ветровки. — Все рыбаки ловят в лодках, на берегу только старички сидят.

И Роман не выдержал, сдался.

— Эй, рыбачка, подожди.

Та послушно подала назад.

Роман смерил девушку испытующим взглядом. На русалке была мешковатая, с капюшоном ветровка, на голове — цветная косынка, резиновые высокие сапоги, заправленные в джинсы. В лодке лежал набитый рюкзак, из которого торчал отличный спиннинг. Похоже, действительно на рыбалку собралась… В конце концов, он знавал несколько женщин, всерьез увлеченных рыбной ловлей. А потом… Чем он, в конце концов, рискует?

— Ладно, едем, — Роман передал девушке Игорька, спрыгнул в лодку и сел за весла.

— На что ловите?

— На червя и на мотыля. — Она ткнула пальцем в две круглые жестянки из-под кофе, стоящие прямо у ее ног.

— Солидный запас, — признался Роман. — А я выше хлебного мякиша пока не поднялся.

— Ну на хлебный мякиш только мелочь и поймаете. Крупная рыба на червя да на мотыля берет, — усмехнулась девушка, но тон ее потеплел. — Я с вами поделюсь, у меня на двоих хватит. Рыбаки должны помогать друг другу.

Лодка все дальше уходила от берега, приближаясь к невидимому во тьме острову.

— А меня Игорь зовут, — первым нарушил молчание мальчик. — А тебя, тетя, как?

Девушка погладила малыша по голове, посмотрела на Романа.

— Мальчик догадливее вас. Могли бы и представиться.

Роман вдруг поймал себя на том, что краснеет.

— Роман я. Дурацкое имя для писателя. Пишу повести, а зовусь Романом, — скаламбурил он, впрочем, не без задней мысли, в надежде произвести своей профессией впечатление на симпатичную девушку.

— А я — Ариадна. То еще имечко, верно? — Замаскированную информацию Романа спутница восприняла достаточно спокойно, без восторженных ахов и ненужных вопросов.

— Но древнегреческий миф тут ни при чем, — продолжала между тем девушка. — Обозвали меня так в честь сестры Марины Цветаевой — Ариадны. Мама очень любила стихи Марины… И хотя бы таким образом, через меня, решила к ней приблизиться.

— А дочку Марина назвала Алей, — щегольнул эрудицией Роман. Однако и это сообщение не произвело никакого впечатления на русалку. Бросив на Романа мимолетный взгляд чуть раскосых глаз, девушка равнодушно отвернулась.

Темная громада нависла над носом лодки. Остров! Роман, умело маневрируя, подогнал лодку к берегу, вылез сам и высадил Игорька. И только потом, с подчеркнутым равнодушием, протянул руку русалке. Вытащил и лодку на песок.

Ариадна расчехлила свой шикарный спиннинг. Начали удить… Роману сразу же повезло, и он вытащил огромного карася. Игорек завопил от восторга… Добычу опустили в ведерко. Малыш уселся тут же на корточках, наблюдая, как рыба носится по ведру.

— Эй, рыбак, — окликнула его Ариадна. — Посмотри-ка на свой поплавок.

Роман оглянулся — Ариадна в высоких резиновых сапогах стояла по пояс в воде. Просторная ветровка мешком сидела на девушке, и вид у русалки был весьма привлекательный. Усмехнувшись, Роман отвернулся, отныне концентрируя все свое внимание на поплавке. Он помог вытащить Игорьку его первую рыбу, тоже карася, даже чуть больше, чем у него. Ариадна не обманула — рыба клевала как заведенная. Через час в ведерке плескалась дюжина здоровенных рыбин.

— Не хотите пить, рыбаки? — выйдя на берег, девушка вытащила из рюкзака пластмассовую пузатую бутылку.

— Хотим, — Игорек с протянутой рукой кинулся к бутылке. — А что это у тебя? Пепси?

— Чай на травах, — сказала девушка, — очень бодрит и жажду утоляет. — Достав из рюкзака пластмассовый стаканчик, она наполнила его коричневатой жидкостью.

Когда Игорек вернул посудину, Ариадна снова наполнила стаканчик.

— Отнеси дяде Роме, он тоже, наверное, хочет.

— Не хочу я, — отмахнулся Роман, полностью погруженный в созерцание поплавка. — Отстаньте вы со своим чаем…

Но Игорек уже стоял рядом. Пришлось сделать пару глотков. Чай показался горьковатым, непривычным на вкус…

Удить продолжили в молчании. Но Игорек снова стал задремывать, и Роман, подсунув под голову малыша свою ветровку, уложил его на теплый песок. В то же мгновение темный берег как будто накренился и поплыл перед его глазами. Роман взмахнул руками, цепляясь за какую-то прибрежную лозину, и медленно опустился на землю. Последним его впечатлением была огромная луна, рассыпающаяся в небе на тысячи мелких брызг-осколков.

«Конец, — пронеслось в затуманенном сознании Романа, — я умираю». Действительно, сон так внезапно свалил с ног, что напоминал скорее смерть… Но он был жив и даже умудрился увидеть сон, в котором кто-то большой и сильный столкнул его с лодки прямо в воду. Ледяной холод пронзил все тело Романа, он замахал руками, закричал и… проснулся. Но пробуждение его было поистине ужасно. Совершенно голый он лежал на холодном песке, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Не понимая, что происходит, Роман повернул голову и замер от ужаса: его запястья и лодыжки были спутаны кусками толстой веревки, концы которой крепились соответственно к стволу дерева и толстенному бревну.

Первой мыслью, которая пришла в голову Роману, было ограбление. Какие-то хулиганы, спрятавшись в кустах, вырубили его сзади и… Но ведь он был не один на острове! Где Игорек, где, наконец, Ариадна? Что сделали с его спутниками грабители? Застонав, Роман напряг мышцы рук, пытаясь освободиться от стягивающих запястья пут. Напрасно! Жесткая веревка только еще крепче впилась в кожу…

— Не надо, Роман. Поверь мне, это бесполезно…

Голос принадлежал женщине, и ей же, как видно, принадлежала пара рыбацких сапог, остановившихся прямо возле его носа. Роман с трудом оторвал голову от песка… Ариадна! Она стояла перед ним, держа в одной руке зажженную свечку, а другой прикрывала ее от ветра.

— Ариадна? Что ты делаешь?

Девушка не ответила, вглядываясь в искаженное страхом лицо мужчины. Роману даже показалось, что легкая улыбка пробежала по ее полуоткрытым губам.

— Это ты меня привязала? Но зачем? Немедленно развяжи. Мне холодно.

Все так же молча она отрицательно покачала головой. Это медленное, непреклонное покачивание заставило его содрогнуться.

— Ты сошла с ума, — хрипло, все так же ничего не понимая, выкрикнул Роман. И вдруг его осенило. — Ты, наверно, сектантка, да? Опомнись, Ариадна. — И совсем уже другим, каким-то жалким голосом спросил: — А свечку зачем зажгла?

Широкая и зловещая улыбка появилась на пухлых губах Ариадны.

— Ты спрашиваешь, зачем свечка? Затем, дорогой мой, что сейчас ты умрешь. Понятно?

В тот же миг в руке у Ариадны блеснуло длинное лезвие. Рыбацкий нож для потрошения крупной рыбы! Убийца, маньячка! Собрав все силы, он забился в своем капкане, извивался, как червяк:

— А ребенок? Что ты сделала с Игорем, сука?

— С мальчиком все в порядке, не волнуйся, — все с тем же леденящим душу спокойствием ответила Ариадна. — Детей я не трогаю.

— Но он проснется, он увидит…

— Конечно, проснется, — грустно, как бы даже сочувствуя, сказала Ариадна. — Но будет уже поздно.

Она несколько раз провела острием ножа по его телу, начиная с груди и заканчивая животом. Это было щекотно и почему-то ужасно приятно. Роман вдруг почувствовал, что голова его закружилась, а кровь быстрее побежала по жилам. Краснея, он поднял голову и… не поверил своим глазам. Его заледеневший, весь в песчинках член вдруг зашевелился и стал подниматься вверх! Обезумевший Роман издал какой-то нечленораздельный звук — нечто между рыком и мычанием.

— Тише, миленький. — Теперь в руках Ариадны появился моток изоляционной ленты. — А то ребенка разбудишь.

Она отрезала пару кусков, сложила их вместе и ловко и быстро наложила пластырь на его рот.

Странное безразличие постепенно овладело Романом. Нет, не может быть, что все это происходит наяву. Наверно, он спит или грезит. Или сидит в удобном кресле перед телевизором и смотрит фильм ужасов…

Да, если бы не эта жуткая, все еще не ослабевающая эрекция…

Каким же наркотиком опоила его Ариадна? Роман не чувствовал ни головокружения, ни тошноты. Наоборот, испытывал необычный прилив сил. Недостаточный, впрочем, чтобы разорвать веревку. А впрочем, зачем ее разрывать? Пусть случится то, что должно случиться. Мысли стали мешаться в одурманенной голове, и Роман даже не заметил, как Ариадна исчезла из поля его зрения.

Вернулась она буквально через минуту, по-прежнему держа в руке горящую свечку. Ошеломленный Роман затаил дыхание — девушка стояла перед ним совершенно голая, и колеблющееся от ветра пламя позволяло разглядеть каждую ложбинку, каждый выступ на ее теле. Роман невольно залюбовался совершенными линиями этого тела, которое на глазах у него вылепливал скульптор-огонь.

Приглядевшись, он увидел в другой ее руке что-то длинное, свернутое в кольцо. Веревка, шнурок? «Задушит», — решил Роман, и страх снова заставил всколыхнуться его тело. Но тут она поднесла шнурок поближе к его лицу, и он увидел хлыст, похожий на те, какими наездники пользуются на скачках.

— Ты был невежлив, даже груб со мной, — Ариадна говорила внушительно, с расстановкой. — Все время старался показать, что ставишь себя, мужчину, выше меня, женщины. Вот за это ты и будешь наказан. — Она резко взмахнула рукой, и хлыст обвил его бедра, причиняя острую боль и не менее острое наслаждение.

Второй удар оказался сильнее первого, и Роман вскрикнул, радуясь и негодуя одновременно. Ариадна снова занесла руку, и он повернул голову, чтобы увидеть ее… Глаза ее вспыхивали, волосы сияли… Это был какой-то каскад пламени. Наслаждение его между тем нарастало, становясь уже невыносимым. Роман стонал, не имея сил сдерживаться, но, конечно же, не от боли…

— Хватит с тебя, — она наконец-то отшвырнула хлыст. — Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.

Затем его мучительница подняла с земли нож и вновь подошла вплотную. Роман забился как птичка, почувствовавшая железные когти: «Неужели кастрирует?» Но и тут его страх граничил с блаженством.

Но она молча, не говоря ни слова, перерезала веревку; сначала на запястьях, потом — на лодыжках. И тут же, не мешкая, опустилась прямо на его возбужденный член. Взяв полностью инициативу на себя, стала ритмично подниматься и опускаться, подниматься и опускаться. Ему оставалось только всецело отдаваться этим движениям…

Никогда в жизни оргазм его не был так ярок и силен! Потом он долго лежал без сил, глядя в светлеющее небо. И она прилегла рядом, прекрасная, непонятная, загадочная.

— Ариадна, — начал Роман.

— Молчи. — Она уже не приказывала, просила. — Не нужно слов.

«А я все равно не смогу выразить словами того, что чувствую, — подумал Роман. — Я, писатель… А впрочем, какой я, к черту, писатель! Того, что произошло здесь, мне никогда не осмыслить и не описать. Для этого надо быть по крайней мере Достоевским».

…Они перенесли спящего Игорька в лодку, собрали и погрузили вещи, затем на борт поднялась Ариадна… Роман, однако, не спешил отчаливать, думая о том, что вот сейчас он покинет этот волшебный остров и жизнь его вернется в прежнюю колею. И ощущение свободы, душевной и физической, которые так переполняют его сейчас, уйдет, чтобы уже не возвращаться никогда…

И в лодке, сидя на веслах, он не раз и не два возвращался к тому, что произошло на острове; А произошло неожиданное, невероятное: он — крепкий, волевой тридцатилетний мужчина открыл в себе совсем другого человека. Другого Романа — слабого, жаждущего подчинения. Так вот, оказывается, почему в кабинете Татьяны, когда та избивала мальчишку, а он смотрел, не в силах уйти или остановить ее, его охватило такое страстное желание вдруг очутиться на месте Игорька! И потом, донельзя взбудораженный, он долго не мог успокоиться, и только близость с покорной Лидой принесла ему желанное удовлетворение. Но он снова возбудился, когда ночью пришла к нему Татьяна и когда на его руку легла ее рука в кольцах, которую он лишь недавно видел сжимающей кожаный ремешок. Но стоило Тане заговорить, так же как и любой другой женщине, пообещать ему нежность и ласку, как он тут же выгнал ее…

И именно поэтому рыскал он по библиотеке в поисках «Исповеди» Руссо, собрата по несчастью, испытавшего полное сексуальное удовлетворение лишь однажды в детстве, когда его выпорола воспитательница. Только на закате своих дней, и то в завуалированной художественной форме бедняга Жан-Жак осмелился открыться миру в своей «постыдной» страсти. Нет, ему, Роману, повезло гораздо больше. Как и Руссо, он всю жизнь искал ту, которая откроет ему самого себя. Но он нашел эту женщину, нашел свою Ариадну.

— И все-таки… Кто ты такая, Ариадна? Откуда взялась?

Он хотел пошутить, но вопрос прозвучал с неожиданной серьезностью. Но она не приняла его серьезного тона.