— Пойдем сейчас, — упрашивала Гуля Сонечку, — может, Сусанку встретим? Погуляем около их школы, она нас не увидит, мы ей показываться не станем!

— А если и увидит? — резонно заметила Сонечка. — Мы что, не можем там гулять?

— Верно, верно, какая ты умная, Сонечка, я так тебя люблю! — Гуля чмокнула Сонечку в щеку, чем окончательно завоевала Сонино сердце.

Заговорщицки хихикая, девочки отправились к Сусанкиной школе. Они уселись на бульваре, прямо напротив школы, и стали следить. Им повезло. Скоро из ее дверей с каким-то парнем вышла Сусанка.

Сонечка подтолкнула локтем Гулю: вот она!

Сусанка была в том же синеньком платье с белым воротничком и туфлях на низком каблуке. Только волосы заплела в толстую косу, на конце которой болтались побрякушки.

Она и не обратила внимания, что на нее уставились две девчонки, а если бы даже и заметила, не придала бы этому значения. А что смотрят, так она к этому привыкла — Сусанна считала себя первой красавицей города.

Она уже исчезла из виду, а девчонки все сидели на скамейке, обсуждая ее.

Первой откликнулась Гуля, удивленно протянув:

— Она же совсем-совсем некрасивая!

Сонечка чуть было не поддержала ее, но решила, что не имеет права — а она сама кто? С ее внешностью нужно молчать.

— Ну нет, Гуля, она все-таки хорошенькая, я ее тогда не очень разглядела, — возразила Соня.

— Нет, нет, — не соглашалась Гуля, — просто она так сделала, что все ее считают красавицей… Как Фаинка в Грозном. Вот некоторые как-то умеют делать, что все только и говорят про них: «Красавица, красавица!» Как это получается у них? Я не понимаю… Вот ты же не будешь так делать, верно? Потому что ты не умеешь, считаешь, что у тебя внешность обыкновенная… Ты не умеешь обманывать.

Сонечка смотрела на нее и думала, что за все тяжкое, тоскливое, одинокое существование в чужом городе судьба наконец послала ей ангела, невинного, мудрого и доброго.

— Тебе Сусанна и впрямь не понравилась? — переспросила она на всякий случай.

— Конечно, правда! — вскрикнула Гуля, широко открыв светлые огромные глаза. — И скажу Максику про его Сусанку! А то размечтался!

— Не надо ему говорить, — возразила Сонечка, — он на тебя рассердится…

— Почему? — удивилась Гуля. — Я же ни в чем не виновата…

— Он сорвет на тебе зло.

— Подумаешь! — беспечно бросила Гуля. — Что ли, я его боюсь? Даже когда он меня ударил, я не забоялась. Просто он бешеный, нрав у него такой…

Гуля не говорила о том, что Макс может и руку поднять, не хотела в плохом виде выставлять брата, но забылась — ей казалось, что соседка знает о них все… А в душе у Сонечки поднялась буря негодования: этот поганый парень посмел поднять руку на такого ангела?! Ну уж этого Соня никогда ему не простит!

Она подумала, что первой местью будет то, что он увидит Сусанку! Насчет следующего удара у нее бродили кое-какие мысли, но еще не оформившиеся, однако она непременно обрушится на обидчика.

Они расстались с Гулей на этаже, и тут Сонечку окликнула Тамара.

Сонечка с неудовольствием зашла к ней, подумав, что опять начнутся расспросы о маскараде. Но соседка провела ее в свою комнату, заметив при этом: «Я Гуле ничего не говорила… Давай скоренько…»

Тамара вытащила из шифоньера пакет. Сонечка тут же узнала его — в нем был ее маскарадный наряд!

— Вот, возьми на память… Вдруг сгодится… Мне и платье мало, и туфли, а парики я вообще не ношу, купила по дурости.

Сонечка хотела отказаться, но через секунду решила, что возьмет подарок, пригодится…

— Я вам отдам деньги… — она замялась, потому что несла явную глупость: когда она сможет отдать такие деньги?..

Тамара заметила ее смущение и засмеялась:

— Отдашь когда-нибудь. Будем считать, что я тебе продала это в рассрочку. — И, став серьезной, добавила: — Только никому ни словечка, поняла?

Да разве откроет Сонечка свою позорную тайну хоть кому-нибудь?! Может, только Гуле. И то не теперь, а лет через пять…

Дома Сонечка не знала, куда деть свою «тайну». Оказалось, что у нее в квартире нет своего места, все было общим с мамой.

Сонечка рассердилась, что до сих пор живет на правах ребенка. Пора завоевывать самостоятельность! Маленькой девочки больше нет! Она должна запретить маме входить в ее комнату в ее отсутствие. Раз. Прибирать там. Два. И три — лазить в ее шкафчик. А пока она положит пакет под подушку — потом придумает место.

Когда Капитолина пришла домой, она увидела поджидавшую ее дочку, сидевшую на кухне с непроницаемым лицом. Мать засуетилась, вытаскивая из сумок покупки и рассказывая, что, где, почем, боясь начала разговора. Сонечка довольно сурово прервала мать, выложив новые взгляды на их дальнейшую жизнь.

Капитолина поняла, что именно этого она и боялась. Уж больно отстранилась от нее Соня, уж очень рано повзрослела! А теперь у дочки появились от нее тайны… Какие могут быть тайны от матери, которая все ей разрешает…

— Ладно, дочка, если тебе так надо, чего уж, я перечить не буду. Живи самостоятельно, — тоскливо обронила она.

Сонечке стало ее жалко. Она вдруг увидела, как та постарела, как поблекла ее красота…

Соня почувствовала вину, хотя в чем она-то виновата? Что родилась такой и теперь мучается ежедневно и ежечасно?..

Но ведь мама этого не хотела! Мама тут ни при чем! Соня подошла к ней и прижала ее голову к груди, как старшая. Капитолина заплакала тихими слезами, с тоской вспомнив их жизнь в станице. Если бы не случилось беды с отцом, они жили бы хорошо и ничего бы Сонечка не придумывала, потому что там к ней относились бы по-доброму.

Все от города, от его людей крученых-верченых, злых.

Даже Тамарка — вроде бы добрая, а иной раз такое ляпнет, что впору уйти и никогда не видеть больше.

В квартире напротив произошло удивительное: Валерка пришел с работы раньше обычного, да еще с красивым тортом в прозрачной коробке и цветами.

С ним пришел и новый водитель фирмы — Максим Москвитин.

Удивленная хозяйка накрыла стол в их отделанной по последнему слову дизайна кухне и даже поставила бутылку отличного испанского вина «Сангрия».

Валерка поднял тост за племяшей, за их ум и взросление и за то, чтобы они нашли себя здесь, в этом прекраснейшем из городов! А когда все выпили, сообщил, что Максом довольны, он отменно водит машину и ему с завтрашнего дня дадут «Вольво». Он будет возить второго зама.

Макс этого не знал; залившись краской, он поблагодарил дядю Валеру и с такой любовью взглянул на него, что Тамара разозлилась — вот волчонок! Дядю Валеру обожает, а на нее едва смотрит! Хотя она ему все под нос подставляет… Неблагодарная тварь!

Макс посчитал, что, коль скоро разговор перешел на дела, нужно ковать железо.

— Дядь Валер, а нельзя Гульку к вам определить? Секретарем там или курьером?.. Ей сейчас все равно делать нечего… Деньги бы зарабатывала, если, конечно, есть место…

Все трое всполошились. Тамара оттого, что настырный Макс добьется от мягкого Валерки места для Гули, а потом они съедут… Парень-то пусть куда хочет съезжает, но девочка должна остаться.

Гуле вовсе не светило работать, да еще курьером! Мотаться целый день по жаре! Ни на пляж, никуда! Все будут отдыхать, а она работай! Ее новая подружка найдет себе другую собеседницу, а Сонечка Гуле так нравилась — она такая умная и хорошая!

Валерка смутился. Только что устроил племянника, что далось не так уж просто: водителей было навалом, пришлось кое-кого сдвинуть. А тут — здрасьте! — племянницу устраивай! Уж, конечно, не курьером. Тамара его за это сгрызет! Значит, секретарем. Но куда и к кому? Все места заняты. Да и девчонку жалко — чего она летом будет корячиться, мучиться, такая худышка, маленькая, бледненькая…

Учиться ей надо! Если Макс не хочет, то Гуля должна получить образование — это долг перед покойным братом. Валерка решил быть твердым.

— Понимаешь, Макс, я пока не имею права просить еще одно место, — вразумлял он несмышленого юношу. — Повременить надо. Это первое, что я хотел сказать. А второе — Гуле надо отдохнуть. Ты сестру совсем не жалеешь, только свои интересы соблюдаешь. — Макс покраснел и набычился: ох, как не любил он, чтобы его поучали! — Посмотри, какая она заморенная… И следующее: сам не хочешь учиться, другим не мешай. Давай спросим Гулю, чего она хочет? А то ведь ты, по моему разумению, сам придумываешь для нее занятие. Ну, Гуленька, — обратился он к девочке, — тебе нравится предложение Максима?

Гуля замотала головой:

— Я хочу учиться дальше, а Макс, если хочет, пусть работает. Кто что хочет, то пусть и делает, — закончила она длинную для нее речь.

Тамара еле сдерживалась — так хотелось ей врезать самонадеянному сопляку! Но она понимала, что тут ее дело десятое, тем более что муж держится твердо и достойно. Здорово она его вчера накрутила! Да и Гуля не такая уж овечка, тоже хорошо ответила братцу!

Макс же был до крайности разозлен. Ему не понравилась выволочка дядьки, это, конечно, его рыжая пропесочила! Вчера он совсем другой был, юноша был уверен, что дядя легко и просто пристроит Гульку на работу, а там их обоих определит в общежитие, и — прощайте, родственники! С дядькой можно будет изредка видеться; да что там — они же все вместе будут работать!

Макс бесился, готов был выскочить из-за стола, но все же сдержался.

— Я хотел как лучше, — пробормотал он, — а если Гулька хочет учиться… Мне что, пускай учится. Только вот мы вас стесняем, и я подумал, если мы оба будем работать на фирме, легче будет с общежитием…

Тамара не выдержала:

— Вы нас совсем не стесняете. Ты…

Но тут на нее глянул Валерка, и она умолкла. Муж как бы подхватил ее мысль:

— Ты, Макс, парень, тебе будет легко в общежитии, оно у нас классное. На одного-двух человек комната, кухня, правда, общая, два душа на этаж и два санузла, неплохо… Но ведь Гуля — девочка, и после отдельной квартиры ей торчать на кухне и готовить для тебя супы? А в душ очередь? Ты соображаешь? Короче, вот мое последнее слово: тебя, если так уж у нас не нравится, я устраиваю в общежитие, а Гуля остается здесь.

Макса аж передернуло. Ее они оставляют здесь, и она будет набираться черт-те чего от чужой бабы и соседки-уродки! Хорошая компания! Что, дядя Валера не понимает, что Макс — брат Гули и плохого ей не хочет! А душ и санузел, так это ерунда! Привыкать надо без мамы и папы жить — другие живут! По крайней мере, они будут вдвоем, без чужих!

Что же делать? Уйти в общежитие без Гули? Или остаться пока здесь, давать на них двоих деньги Тамарке и жить как соседи…

Не получится, дядя Валера будет против, и Максу здесь тошно. Придется идти в общежитие, а после потихоньку перетащить Гулю. Объяснить ей, что летом надо поработать…

Юноша поднялся из-за стола, хотя они только-только прикончили суп.

— Спасибо, — сказал он чересчур вежливо, — я уже сыт. Очень вкусно. Тогда, дядя Валера, решили? Я иду в общежитие, а Гуля как захочет…

Он еще надеялся, что сестра бросится ему на шею и скажет: я без Максика не останусь…

Гуля промолчала, и это отвратило его от сестры на мгновение — раньше такого не было! — пока на мгновение.

— Ну что ж, решили, — Валера еще надеялся, что Макс опомнится и останется у них хотя бы из-за сестры, — дай мне дня два-три и можешь ехать, хотя что ехать, тут недалеко… — И с несвойственным ему ехидством вдруг добавил: — Как, вытерпишь у нас еще пару дней? Или, может, ночевать на работе будешь? Я могу ключи от кабинета оставить…

Макс бросил злой взгляд уже и на Валеру и молча вышел.

Тамара покачала головой, но ничего не сказала, а Гуля бросилась защищать брата (хотя за ним не побежала, а очень хотелось).

— Тетя Тамара, вы не думайте, Макс хороший! Он вас и дядю Валеру любит, я знаю. Просто он нервный, у него натура такая, мама всегда говорила: бешеная натура, от деда досталась… У нас дедушка сердитый был, но справедливый… — чувствовалось, что Гуля повторяет чьи-то слова, потому что дед умер, когда она была совсем маленькой.

Тамаре стало жаль глупышку, и она успокоила Гулю, сказав, что ничуть не сердится на Макса, он человек взрослый и вправе жить один.

Тут она глянула на мужа и увидела, что он поник — дорого доставались ему племянники при его сумасшедшей работе и при том, что он все принимает близко к сердцу.

Так закончился их «праздничный» обед.


Макс пришел поздно, когда дом угомонился и все разошлись. Войдя в комнату, он увидел, что сестра не спит, но ничего не сказал. Она предательница. Сегодня она его предала, значит, может предать и в другой раз. Это он надумал, пока бродил по пустеющему городу, все больше и больше озлобляясь.