Но сейчас-то что говорить матери? Как ей сообщить, что о дочери ее слыхом не слыхали?.. Все равно придется. Капитолина там вся извелась.

Вздохнув, Тамара решила зайти к соседке.

На лице у Капитолины была полная безнадежность, она даже не обрадовалась Тамаре, потащившись, как старуха, на кухню.

Тамаре стало страшно от того, что она Капитолине сообщит. Но деваться некуда, и Тамара, присев, спросила:

— У тебя выпить нечего?

— Есть, — откликнулась Капитолина, которая теперь постоянно держала бутылку водки, прикладываясь, когда становилось совсем уж тошно.

Она поставила на стол полбутылки «Столичной», две рюмки и тарелку с колбасой. Ничто в этом мире ее больше не интересовало.

Они молча выпили по рюмке, не закусывая, точно так же выпили по второй. Тамара, почувствовав, как внутри потеплело, коротко сообщила:

— Капа, Соньки твоей там не было.

Капитолина не удивилась, не разрыдалась, а только кивнула. Тамара, внутренне содрогнувшись, выпила еще рюмку и продолжила, уже утеряв мужество и надежду:

— Значит, там с ней случиться ничего не могло. Уже хорошо. Не хотела тебе говорить, но все равно кто-нибудь брякнет… Соня твоя, оказалось, там не работала, в общежитии. Ее никто не знает. Гуля работала и убиралась — так Валерке ребята сказали. А что им врать? Чтобы Валерке угодить? Так ведь он узнает когда-никогда. Но деньги она в бухгалтерии получала исправно. Вот какая задача. Я ничего понять не могу.

Тут Капитолину как прорвало. Видно, сказалась бессонная ночь, беспокойство за Соню, разговоры, но она вдруг накинулась на Тамару:

— Гуля ваша работала! Ага! Знаю я, как она работает! Ты ей все под нос подставляешь! Чего ей работать? У нее дядька миллионер! Моя Соня не станет чужие деньги брать! Она не такая! Она в деревне, почитай, всю жизнь прожила! А там люди честные! Не то что в городе! Как же, поверила я, что Гуля все общежитие выскоблит! Да она за миллион этого не сделает! Чего ты на мою девку врешь? Не знаешь ничего, молчи лучше!

Тамара сначала пыталась урезонить Капитолину, понимая, что та не со зла, а от тоски и несчастья, но потом, разогревшись водочкой, обиделась и, послав ее, хлопнула дверью.

Валерке Тамара ничего не сказала, решив больше с Капитолиной не знаться… Свинья! Нет! С этими людьми, которые от зависти глохнут, дела иметь нельзя. Чем больше им помогаешь, тем хуже они к тебе относятся, только виду не показывают, чтобы места или помощи не лишиться…

А Капитолина тряслась от неведомой ей самой обиды на всех, даже на покойного Виктора, который оставил их с Сонечкой одних… Где она, ее деточка? От себя не убежишь… Капитолина вдруг уверилась, что Соня бежала от своей несчастной судьбы.

Стало ей совестно перед Тамаркой. Не такая уж та плохая баба, ну богатая, так что ж ей, от богатства отказываться?.. Но мириться первой Капитолина не будет. Иначе распишется в том, что виновата. Она снова вскипела, вспомнив, что наговорила Тамарка на ее дочь! Врет Тамарка! Вот Капитолина сама Валеру спросит, а лучше Гулю, девчонка не соврет.

…Днем вся семья ездила в больницу. Макс все еще был в реанимации, Валеру врач пропустил.

Валера вышел скоро, сказав, что Макс спит и будет еще спать — ему дают успокаивающее. А так он ничего. (Если не считать, что лица племянника он не видел — Макс был забинтован, как кукла, оставлены только прорези для рта, ноздрей и одного — почему-то — глаза.)

Когда они поднялись на свой этаж, Гуля вознамерилась зайти к тете Капитолине, может, что от Сони есть…

— Да куда она денется, шляется где-нибудь с парнями, — откликнулся равнодушно Валерка, — ты с ней не особенно, Гуля… — И вдруг вспомнил: — Послушай-ка, я тебя с утра хочу спросить! Она что, не убиралась в общежитии? Почему это ее никто не знает? Ты все делала?

Гуля, пообещав поговорить потом, позвонила соседке в дверь. Тамаре хотелось запретить ей идти туда, но она промолчала.

Капитолина обрадовалась Гуле. Напрасно накричав на соседку, она теперь не знала, куда усадить и чем угостить гостью. Но та не за этим сюда пришла. Да и Капитолине Гуля нужна была для серьезного разговора. Не может быть, чтобы такие подружки ничего не знали друг о друге…

В чем-то Капитолина была права; только Соне не была присуща настоящая откровенность — так она себя зарядила на жизнь.

— Тетя Капитолина, а Соня вам не звонила? — спросила Гуля.

Капитолина удивилась и немного обрадовалась: девочка что-то знает, недаром хотелось с ней поговорить. Только бы не спугнуть!

— Не-ет, — ответила женщина осторожно.

Гуля молчала.

Тогда Капитолина начала проникновенно:

— Гулечка, девочка ты моя, видишь, на мне лица нет. Сижу и все жду, когда моя доченька покажется, солнышко мое… Мы ведь с ней одни на всем белом свете…

Капитолина заплакала перед маленькой девчонкой.

— Она позвонит, обязательно позвонит! — с жаром сказала Гуля. — Соня не такая. Раз обещала… — и запнулась, считая, что сказала слишком много.

Она уже поняла, что Капитолина ничего не знает ни об отгуле, ни о поездке дочери.

— Что она обещала? — спросила женщина. — Откуда позвонит? Где она? Скажи ты мне за-ради Христа! Я ведь извелась вся. Не буду я ее ругать, вот как на духу говорю, — и Капитолина перекрестилась широким крестом.

Гуля подумала, что, в конце концов, никакой тайны в этом нет, хотя где-то гнездилась мысль, что есть тайна, да еще какая!..

— Соня захотела в вашу станицу поехать, в Семикаракоры, сказала, что заскучала очень… И что обязательно позвонит оттуда.

— Батюшки-светы! В Каракоры? Да она чего это? Со мной не поговорила… Я бы сама с ней слетала… — Капитолина опять стала утирать глаза, но от сердца отлегло. — Вот она куда маханула! Ну и девка!

Гуля пыталась выгородить подругу:

— Она автостопом поехала, знаете, голосуют на дороге, машины подбирают и денег не берут или так, самую малость. Вы бы так не поехали.

Капитолина было заволновалась, но пересилила себя, ей надо бы еще порасспросить Гулю, чтобы оправдать Соню перед Тамарой и Валерой.

— Гулюшка, деточка, — сладко начала она, — ты мне правду только скажи, а то мы с мамой… — Капитолина осеклась, назвав при Гуле Тамарку ее мамой, и тут же поправилась: — Мы с твоей тетей Тамарой малость поругались… Скажи, Соня-то убиралась в общежитии? Работала? Или все ты делала, как все говорят? Неужто она могла так: не работать, а деньги получать?.. — Гуля отметила оговорку Капы, но чувство было двойное: и обида за свою родную маму, и вместе с тем какая-то вспыхнувшая радость: Тамара считает ее дочкой, и все так считают!

Гуля замахала руками:

— Да что вы, тетя Капитолина! Разве Соня так может? Я вам всю правду расскажу, только вы никому не говорите, ладно? Мы очень Максика боялись. Он был против нашей дружбы. Ну… — она замялась. — Он считал, что Соня старше меня и что я под ее влияние попаду. А брат сам хотел мной руководить… Вот мы и не стали говорить, что Соня работает в общежитии… Ходили в одинаковых платьях, она платочек надевала, убиралась днем, когда все на работе… Так что деньги она за свою собственную работу получала! Это из-за Максика!

Капитолина от полноты чувств поцеловала Гулю в щечку. Вот все и объяснилось. Ни в чем ее Сонечка не виновата! Капитолина так и думала, но надо было, чтоб люди сказали!

— Родная ты моя! Какую же ты с сердца тяжесть сняла! Я теперь ждать ее буду!

Женщина озабоченно посмотрела на Гулю:

— Ну, и когда же она приехать собиралась?

Этого Гуля не знала, но ей показалось, что Сонечка уезжает на день-два… Позвонить Соня вряд ли сможет, у них на почте телефон почти всегда не работает… Значит, через день-два объявится. Капитолина повеселела и предложила испечь печенье-скороспелку — вкусное!

Но Гуля заторопилась домой. Если Капитолина немного успокоилась, то Гуля, наоборот, встревожилась еще больше.

Пройдя на кухню, где сидели Валера с Тамарой, она холодно сказала:

— Дядя Валера и тетя Тамара, я хочу внести некоторую ясность в отношении моей подруги Сони. Она работала в общежитии, убиралась днем, когда Максик уходил на работу. Вы знаете, что она его очень боялась, потому что он ее ненавидел. Я это говорю даже сейчас, когда с ним… с ним… — она не смогла продолжать и, заплакав, убежала в свою комнату.

— Я Гуле верю, — сказала Тамара. — Макс ведь и правда запрещал Гуле дружить с Соней. И, помнишь, девчонки с нами договаривались?..

Валерка вспомнил, и ему стало совестно.

А Гуля у себя в комнате впервые в жизни пыталась анализировать. Вспоминала, о чем они с Сонечкой говорили, какое когда у той было лицо, что она придумывала…

Первое, что Гуля поняла, так это то, что Соня надула всех. И ее тоже. Ни в какие Каракоры она не поехала, это ясно… Телефон на почте редко работает!.. Ой, ладно! Какой-то там центр есть…

Однако никакого звонка. Это означает одно: Сонечка не там… И главное, зачем было убегать из дома?.. Все надоели, это Гуля понять может… Но у Сони ведь нигде никого нет. Даже в этих самых Каракорах…

А может, у нее там мальчик? Она такая скрытная!

В сомнениях и слезах Гуля уснула.

ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО…

Итак, Сонечка в наряде Весны, сидя на стуле за стенным шкафом, с дрожью и нетерпением ждала хозяина комнаты.

И Макс пришел. Как всегда случается в компаниях, не хватило вина. Тут он вспомнил, как и предполагала Сонечка, о бутылке коньяка. И как опять-таки верно она подумала о том, что за Максом увяжется девица.

Однако он быстро отправил ее обратно, пообещав, что скоро придет. Это была явная ложь, и обиженная девица ушла.

Войдя в комнату, Макс зажег настольную лампу и посмотрел за кресло, где стояла бутылка. А за шампанским ему надо было лезть в стенной шкаф.

Он стоял с бутылкой коньяка в руке, размышляя, возвращаться ли к Мишке. Идти ему не хотелось, девицы были неинтересные, питье тоже не шло, а больше там делать нечего.

Макс вдруг решил, что никуда не пойдет, а примет сейчас коньячку и завалится спать. Глотнув коньяка, он повернулся, чтобы поставить бутылку…

И увидел ее.

Сначала он не поверил своим глазам, тряхнул головой и немного испугался: неужто галлюцинация? Не столько уж он выпил…

Но привидение не исчезло, а мелодично засмеявшись, спросило глуховатым голосом:

— Испугались? Я — реальное существо, не бойтесь. — Сонечка многими ночами разыгрывала эту сцену, каждый раз варьируя ее, меняя голос. Наконец она остановилась на этом варианте — великосветской дамы или девицы из прошлого. — Я знаю, что произвела на вас впечатление когда-то. Не скрою, вы на меня тоже.

Сердце у Макса куда-то покатилось, он схватился рукой за спинку кресла. Как хоть он одет? Забыл! Пришлось слегка оглядеть себя: джинсы, черная майка, на шее его гордость — золотая цепочка, купленная на две первые зарплаты… Вроде ничего. Но на ногах домашние тапки! Ужас! К Мишке он не удосужился надеть туфли. Снять? Остаться босиком? Это уж ни в какие ворота! Ладно. Пока она не видит, а там посмотрим…

Теперь он осмелился взглянуть на нее. До чего же она была шикарна и хороша! В последнем Макс не сомневался.

Она курила, поставив пепельницу на пол, он заметил, какие длинные, с тупыми концами (последняя мода!) у нее ногти, покрытые темно-красным лаком, который казался черным (о том, что ногти куплены вместе со специальным клеем на базаре, он и подумать не мог). На указательном пальце перстень с черным поблескивающим камнем…

Как и тогда, на маскараде, незнакомка была в полумаске и шляпе. Из-под воланов платья просматривались маленькие ножки с высоким подъемом.

Что это была за женщина! Куда Сусанке до нее! Талия у гостьи была тонкая и гибкая, а из глубокого декольте нежно выглядывала белая полоска груди…

Макс закрыл глаза.

Она снова рассмеялась. Он переставал ощущать реальность. Почему она пришла? К нему… Да еще среди ночи!.. И хотя его мужской опыт пополнился за это время, однако был незатейлив и не задевал чувств.

Но теперь?.. Как с ней вести себя? Что делать?…

Он почувствовал, как его постепенно охватывает дрожь. Она заметит и уйдет… И он останется один…

Макс открыл глаза.

Она встала со стула, оказавшись почти с него ростом (он забыл о существовании женских каблуков); такой фигуры он не видел ни у кого.

— Вы не угостите меня чем-нибудь? — проговорила она своим глуховатым голосом, который приводил его в дрожь.

— У меня есть шампанское и коньяк… — прохрипел он, окончательно смешавшись. Потом вдруг вспомнил: — И тоник!

— У вас есть все, как в Греции. — Русских классиков Макс не читал и потому решил, что она либо сама из Греции, либо только что оттуда. — Это замечательно! — сказала она неожиданно нормальным тоном.