Тут Ольга не выдержала и расхохоталась.

— Значит, на остановке? — Мишель выжидательно склонил голову набок.

Ольга кивнула и вышла из автобуса. Затем помахала отъезжающему Мишелю рукой и бодро зашагала по дорожке к зданию университета. От ее вялости и сонливости не осталось и следа. Ольга легко взлетела по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. «Хорошо я смотрюсь — мало того, что иду ко второй паре, да еще скачу по лестницам», — подумала она, и ее снова разобрал смех. Впервые за много недель она ощутила, как внутри у нее шевельнулась давно забытая нежность. Просто нежность — ко всему на свете…

3

Ольга не помнила, как она дождалась конца занятий. Мысли ее все время витали где-то далеко, и старенькая преподавательница по теории французского языка Жюльетта бросала на нее удивленные взгляды.

— Может быть, вам все еще нехорошо? — учтиво спросила она Ольгу, и та едва удержалась, чтобы не сказать, что ей, напротив, очень хорошо, даже слишком хорошо.

Как только прозвенел звонок, возвещающий о конце последней пары, Ольга быстро сложила тетради в холщовую с кистями сумку и хотела уже бежать к выходу, как вдруг вспомнила про Натали.

— Послушай, — торопливо обратилась она к ней, — мне очень нужно… в библиотеку. Скажи всем, что я плохо себя чувствую, когда поедешь на вечеринку, ладно? Вечером я как-нибудь незаметно проскользну.

— Ну, хорошо, — пожала плечами Натали и состроила свою любимую ухмылочку. — Библиотека — это святое.

Ольге некогда было размышлять о том, что подумала на самом деле Натали. Когда она пришла на остановку, Мишель был уже там. Как и полагается настоящему французу, вместо приветствия он чмокнул ее в щечку.

— Ну, куда пойдем? Что бы тебе хотелось отведать? — Мишель решил сразу взять быка за рога.

— Я не разбираюсь во французской кухне, — честно призналась Ольга.

— Ну хорошо… Чем обычно французы поражают воображение иностранцев? Устрицы и лягушки, кажется, так.

— Только не лягушки. Я их люблю, — Ольга подняла на него сверкнувшие черным агатом глаза.

— Но почему же нет? Ты ведь их любишь?

— Я люблю их в другом смысле, как прелестных существ. Не станешь же ты есть, например, котят?

— А китайцы и корейцы едят собак…

— Как бы там ни было, поедание лягушек я считаю чем-то вроде каннибализма.

Мишель вдруг от души рассмеялся. Они все еще стояли на остановке.

— Значит, остаются устрицы. Идет?

— Но это, наверное, очень дорого… — попыталась возразить Ольга.

— Вчера я получил гонорар за статью в рекламном журнале и имею полное право потратить его, как мне заблагорассудится. Мы пойдем не просто в ресторан, а поплывем на «bateaux-mouches». Это речной кораблик с рестораном, который отходит от Эйфелевой башни и плывет в сторону Сите. А потом возвращается обратно. Заодно посмотришь набережные и мосты. Ну как, идет?

— Идет.

— Я предлагаю взять такси.

— Но послушай, — сказала Ольга, — я не могу идти в ресторан в таком виде. Да меня и не пустят.

— Насчет этого не беспокойся, — уверил ее Мишель, — со мной тебя пустят везде. Но зачем делать из этого проблему? Мы ведь можем по дороге заехать в бутик и купить тебе какое-нибудь платье…

— В бутик?! Но я не покупаю платья в бутиках. Я ведь студентка, а не миллионерша.

— Там есть и относительно недорогие вещи.

— Нет, мне бы больше подошел магазин «Тати». Кстати, я как раз собиралась сегодня купить себе платье. Наши устраивают в общежитии вечеринку по случаю Четырнадцатого июля, и я хотела подыскать себе что-нибудь новенькое.

— Вечеринку? — покачал головой Мишель. — Но это мы обсудим потом, а сейчас — в «Тати»!

Ольга впервые в жизни ехала в парижском такси. Оно показалось ей просторным и прохладным. Мишель рассказывал ей о проплывающих мимо домах и улицах, и рука его, как бы невзначай, касалась ее плеча.

— Может, ты подождешь меня возле магазина? — спросила Ольга, когда они приехали.

— Мадемуазель не доверяет моему вкусу? — склонил голову набок Мишель.

Ольга пожала плечами.

— Просто я справлюсь с этим сама.

Она не стала говорить ему, что боится идти с ним в магазин. Вдруг ему вздумается покупать ей платье на свои деньги? Судя по его размаху, он вполне на это способен.

Магазин «Тати» показался Ольге похожим на обыкновенный многоэтажный универмаг, только с несколькими подъездами. Она зашла в отдел «Женское платье» и принялась ходить вдоль рядов. Платья здесь были разные — встречались и красивые, и не очень. Разброс цен тоже был довольно велик. Некоторые платья нравились Ольге сразу, но стоили чересчур дорого, а другие продавались по доступной цене, но казались какими-то нескладными. Наконец внимание Ольги привлекло одно, на удивление, недорогое платье. Это было прямое, средней длины платье свободного покроя из бежевого бумажного полотна, украшенное треугольными разрезами с модными шнуровками из шнуров из той же ткани. Один небольшой треугольничек со шнуровкой впереди, вместо ворота, другой — навстречу ему, на подоле. Затем узкий и длинный, почти до пояса, шнурованный разрез на спине — и к нему тоже тянется с подола его меньший брат. И еще две маленькие вставочки нарядно завершают длинные и прямые рукава без манжетов. Это платье пленило Ольгу с первого взгляда. Совершенно простого кроя, не броское, но в то же время чисто по-парижски пикантное. «Его можно надеть куда угодно — на вечеринку, в ресторан, на занятия, на концерт, на прогулку и даже на пляж… — подумала она. — И везде оно будет смотреться подходящим к случаю. Только вот почему оно такое дешевое?» Ольга прошла с платьем в примерочную и быстро переоделась. Вид получился великолепный. Сквозь шнуровки красиво просвечивала загорелая кожа. Даже простенькие плетеные бежевые босоножки без каблука, в которых она была, органично дополняли туалет. Когда она подошла прямо в платье к продавщице, та улыбнулась ей и сказала:

— Мадемуазель, вы в этом платье замечательно выглядите, но я обязана предупредить вас, что оно с небольшим дефектом. Обратите внимание, сзади на подоле в одном месте на ткани есть небольшая затяжка. Поэтому цена снижена.

Ольга изогнулась назад, чтобы посмотреть на затяжку. Если бы продавщица ей не сказала, она бы ничего не заметила.

— Спасибо. Я все равно возьму его, — сказала Ольга и достала кошелек.

Джинсы и лиловую футболку она сложила в пакет с надписью «Тати», который ей дали для платья, и пакет прекрасно уместился в ее объемистой холщовой сумке.

К Мишелю она вышла сияющая и похорошевшая.

— Ну как, теперь меня пустят? — спросила она с улыбкой.

— Теперь меня не пустят… — развел руки в стороны Мишель, и они пошли к автобусу.

Вскоре они были уже возле Эйфелевой башни и подходили к причалу.

— Ты еще не поднималась на наш символ? — спросил Ольгу Мишель, кивнув на башню.

— Нет, — ответила Ольга.

— А почему?

— Мы так много его изучали, что мне кажется, я уже там была.

Речной кораблик «bateaux-mouches» готовился к отплытию вниз по Сене. Это был довольно длинный катер, на палубе которого, как под стеклянным колпаком, располагался зал ресторана. Ольге всего лишь пару раз за всю жизнь приходилось бывать в ресторанах. Один раз еще в детстве — на золотом юбилее какой-то родственницы по отцовской линии, и другой раз — с однокурсниками после окончания первого курса. Из «золотого юбилея» ей запомнилось обилие пьяных мужчин и шумных, ярко накрашенных женщин, а посиделки с сокурсниками ассоциировались с гремящей музыкой и безвкусно одетыми девицами, которые выходили к эстраде, становились в кружок и пытались изобразить подобие танца. Словом, о ресторанах у Ольги сложилось далеко не лучшее представление. Она поймала себя на мысли, что в Париже согласилась бы посетить любое место. Ей казалось, что здесь все особенное, освященное дыханием искусства, не такое, как везде…

Ольга и Мишель прошли по трапу и оказались в небольшом светлом холле. Вежливый швейцар остановил их и предложил Мишелю взять напрокат смокинг.

— У нас так принято, — поклонился он.

Ольге швейцар лишь приветливо улыбнулся, ее вид его вполне устраивал.

Мишель ненадолго удалился и вернулся преображенным, правда, наполовину. Ноги у него так и остались в синих джинсах, а выше пояса его вполне можно было принять за скрипача перед парадным концертом. На белоснежной рубашке графически выделялась черная «бабочка». Лицо, обрамленное волнистыми волосами, казалось бледным и мужественным. «Какой же он красивый… Просто Жюльен Сорель…» — невольно подумала Ольга.

Итак, все условности были соблюдены. Мишель взял Ольгу под руку, ввел ее в зал и усадил за столик, покрытый бледно-желтой скатертью. Не успели они устроиться, как корабль загудел и стал отчаливать от берега. Через минуту он уже вырулил на середину реки и медленно поплыл вниз по течению. Ольга впервые смотрела на набережные с такого ракурса. Первые минут пять она крутила головой то в одну сторону, то в другую, стараясь успеть осмотреть оба берега. Но потом к их столику подошел усатый импозантный официант, предложил сразу по бокалу легкого вина и спросил, что бы они хотели заказать.

— Что ты будешь? — спросил Ольгу Мишель.

— Чего я не люблю, я уже сказала, а в остальном полагаюсь на твой вкус, — эту фразу она слышала в каком-то фильме.

— Прекрасно, — Мишель придвинул к себе поближе меню, бегло изучил его и начал диктовать официанту заказ:

— Устрицы и острый сыр. К ним бутылочку Шабли… — он уверенно и со знанием дела называл блюда, что-то уточнял, а Ольга потягивала прохладное вино и рассеянно смотрела сквозь стеклянные стены на проплывающие берега.

«Неужели все это происходит со мной? — думала она. — Я плыву по Сене, пью настоящее французское вино в обществе настоящего француза?»

Очень скоро принесли закуски — устриц и сыр.

— Слушай, — сказала Ольга, взглянув на двустворчатые ракушки, — вид у них какой-то несъедобный. Они вареные или жареные?

Мишель искренне рассмеялся.

— Да нет же, они сырые, — и он взял в руки одну раскрытую ракушку. — Поливаешь ее лимонным соком, посыпаешь солью и, пока она пищит…

— Пищит? — с ужасом переспросила Ольга. — Она что, живая?!

Мишель положил устрицу обратно на тарелку.

— Ну да, конечно… Свежевыловленная… Тебя это смущает?

Ольгу охватили противоречивые чувства. С одной стороны, ей было неловко, что она отказывается есть такое дорогое блюдо, а с другой стороны — до отвращения противно. Ее с детства посещали мысли об ужасной судьбе невинно убиенных животных, а тут — поедать нечто живьем и слушать при этом, как оно пищит…

— Извини, — сказала она, решив честно признаться, — но я, к сожалению, не смогу их съесть.

Мишель покачал головой.

— Н-да… Ты действительно совсем не такая… Как будто из другого мира. Но что же ты тогда будешь есть?

Ольга положила себе на тарелку тоненький кусочек сыра.

— Не беспокойся, — сказала она, — я очень люблю сыр.

— Нет, так дело не пойдет. Я собрался поразить твое воображение кулинарными изысками, а ты от всего отказываешься. Но я не сдамся.

Мишель подозвал усатого официанта и пошептал ему что-то на ухо. Тот с улыбкой кивнул.

Через пять минут перед Ольгой стояло блюдо с аппетитным, разрезанным вдоль большим раком.

— Познакомься, — сказал Мишель, — это омар. Он совершенно безопасен, и его едят маленькой ложечкой…

Все остальные блюда — грибы под майонезом в маленькой кокотнице, телячью печенку в остром соусе, ягоды, запеченные в вине, поданные на десерт, — Ольга поглощала с восторгом. Разумеется, обед был украшен прекрасным вином и беседой.

— Скажи, Оля, если не секрет, почему ты так интересуешься виноделием? — Мишель разливал по бокалам темно-золотистое вино. — Насколько я понял, это не относится к твоей профессии. Ты же учишься на филологическом?

— Да, — ответила Ольга и задумалась.

Она не могла пока решить для себя: стоит рассказывать ему о своих поисках или нет. Ведь, собственно, кто он такой? Какой-то студент, которому нечего делать в каникулы, и он развлекается с приглянувшимися девушками. И даже если Ольга ему действительно небезразлична, то знают они друг друга всего один день…

— Хочу поднять этот бокал за тебя, — сказал Мишель, поднимая рюмку. — Пообещай мне, что не будешь ничего от меня скрывать. Я ведь все равно узнаю…

Ольга внимательно посмотрела ему в глаза.

— Это большая тайна, и я не могу открыть ее первому встречному.

Мишель поставил рюмку на стол. Казалось, он сейчас лопнет от притворного возмущения.