Шерри Фиклин - Теряя Логана

— О чем ты, Зои? Я тебя совсем не понимаю.

— Это я, я, а не какое-то незаконченное дело, держала тебя здесь. И чем больше я нуждалась в тебе, тем сильнее ты становился. Вот почему иногда я могла тебя ощущать. Я так отчаянно нуждалась в тебе, что заставляла тебя оставаться рядом со мной. Мне так жаль, Логан.

— Я не понимаю. — Он берет мои руки в свои. — Что это значит?

— Это значит, что Зои обладает властью, она — своеобразная сила природы. Зои держалась за нас так крепко, что мы не могли уйти, даже когда должны были это сделать.

— Я не хотела, — шепчу я. — Я просто не могла вас потерять. Никого из вас.

Логан проводит подушечками пальцев по моей щеке.

— Я знаю, Зои. Я не виню тебя. Я и сам не хотел уходить.

Я делаю глубокий вдох, и в рот попадает скатившаяся по верхней губе слезинка.

— Но теперь я должна сделать самую тяжелую для меня вещь на свете — отпустить вас.

Логан притягивает меня к себе, и я чувствую его — все тело, с головы до ног.

— Нет, не нужно, Зои. Пожалуйста, — молит он.

И через секунду целует меня — глубоко, страстно, отчаянно. Его пальцы зарываются в мои волосы и прижимают меня к нему. Я разрываю поцелуй и слегка отстраняюсь, ощущая во рту привкус собственных соленых слез.

— Ты не можешь остаться. Как бы сильно тебе этого не хотелось, как бы сильно этого не хотелось мне. Ты не должен больше так страдать.

Логан берет мое лицо в свои ладони.

— Лучше я буду миллион лет страдать рядом с тобой, чем снова потеряю тебя. Это нечестно. Мы только-только нашли друг друга.

Текущие по моим щекам горячие слезы, скатываются ему на ладони.

За моей спиной раздается голос папы, и Логан переводит взгляд на него:

— Ты не оставишь ее — во всяком случае, не совсем. Для нас время течет по-другому, Логан. Здесь она проживет целую жизнь, а для нас, там, куда мы уйдем, пройдет всего лишь мгновение. И ты снова увидишь ее.

Логан неверяще качает головой.

— Почему вы в этом так уверены?

— Потому что любовь, настоящая любовь, вечна. Она создает связь, которую невозможно разрушить. Поэтому-то вам и дано было время, которое вы провели вместе. Твоя жизнь рано оборвалась, но до того, как ты мог уйти, до того, как она могла тебя отпустить, между вами должна была быть создана связь.

Я закрываю веки, прогоняя из глаз оставшуюся влагу.

— Я люблю тебя, Логан. И буду любить вечно. Но нам пора друг друга отпустить. — Слова ножом режут мне сердце. Ничто еще не причиняло мне такой боли, и наверное уже не причинит, даже если я проживу еще сотню лет.

— Я тоже люблю тебя, Зои. — Логан снова целует меня, в этот раз мягко и нежно, поцелуем, полным надежды и невысказанных обещаний. Он выпускает меня из своих рук и отступает назад. — Я буду ждать тебя.

— Я знаю, — отвечаю я и провожу языком по своим губам, в последний раз ощущая вкус Логана на них.

Папа протягивает к Логану руку и уводит его в сторону от меня. Начавшаяся в ногах дрожь ползет вверх, охватывая все мое тело. Логан с улыбкой оглядывается через плечо.

— Сделай мне одолжение. Заставь меня ждать очень, очень долго. Ладно?

Я киваю, потому что не осмеливаюсь открыть рта — слишком боюсь того, что могу произнести. Подняв лицо к небесам, я закрываю глаза и медленно дышу, пытаясь унять дрожь. Когда я их открываю, Логана и папы больше нет. Я падаю на колени и горько рыдаю в ладони. Не знаю, сколько времени я плачу, но я плачу, пока не иссякают слезы и я уже не чувствую ничего, кроме бесконечной пустоты в том месте, которое занимал в моем сердце Логан. Поднявшись на ноги, я отряхиваюсь. У меня впереди вся жизнь. И желательно прожить ее чертовски здорово, потому что я буду жить не только за себя. Уже нет.

В лифте не играет музыка, отчего кажется, что мы поднимается наверх целую вечность. Мы вдвоем с Карлосом, и он так крепко сжимает мою руку, что у меня, скорее всего, останутся синяки. Когда двери, наконец, открываются, ветер беспощадно набрасывается на мое платье. Кожа покрывается мурашками, но это неважно. Мы медленно идем на смотровую площадку. Мне даже плевать на то, что ветер треплет мои тщательно завитые и уложенные волосы. Я подхожу к краю и всматриваюсь в горизонт. Все вокруг глазеют на меня, но я не обращаю на них внимания. Закрыв глаза, делаю глубокий вдох, и мои ноздри заполняет висящий в воздухе густой запах Ист-Ривер. Холодный ветер раздувает вокруг ног мягкую ткань моего белого платья.

— Придется поправить тебе прическу в машине, — ворчит Карлос, дрожа и укутываясь плотнее в черный пиджак.

— Мне нужно одну минуту побыть одной, — говорю я.

Карлос кивает.

— Я буду внутри.

Я обхватываю пальцами зеленые металлические перила и прижимаю лицо к оградительной сетке. Стоящие рядом люди отходят, оставляя меня наедине с самой собой. Я делаю еще один глубокий вдох.

— Не могу поверить, что уже прошло пять лет с тех пор, как ты оставил меня, — шепчу я, и мои слова уносит ветер. — Я скучаю по тебе каждый день.

Сердце ноет в груди, и я пытаясь унять эту боль, потому что сегодня, как никогда, должна держать себя в руках.

— Я просто хотела прийти сюда и сказать, что я счастлива. Но ты, наверное, и сам это знаешь. Уверена, где бы ты ни был там наверху, ты как всегда подглядываешь за мной. — Я прикусываю нижнюю губу, смазывая помаду, которую так аккуратно наносила утром. — Но больше всего я хочу поблагодарить тебя и сказать, что… я тебя люблю.

С новым порывом ветра по коже пробегает холодок — успокаивающий и знакомый. Ласка, которую я не чувствовала так давно.

Из-за двери высовывает голову Карлос.

— Ну серьезно, Зои, ты опоздаешь на свою собственную свадьбу. Ты же не хочешь заставлять Кайла ждать?

Вздохнув, я улыбаюсь ветру и смахиваю с глаз прядки волос. Правда в том, что Кайл будет ждать меня вечно. Последние годы только он был в моей жизни чем-то стабильным и постоянным. Я верила в него как в никого. Он тот человек, с которым я хочу провести всю свою жизнь, человек, которого я люблю больше всех на свете. Сюда я пришла только потому, что не знала, как еще привлечь внимание Логана. Хоть я и не видела его с той ночи, как он ушел, я все еще чувствовала его иногда. Я ощущала его, когда получала диплом об окончании школы, когда стояла на вулкане на Гавайях и совсем недавно — в тот вечер, когда Кайл сделал мне предложение.

И сегодня я тоже его ощущаю.

Я прикасаюсь к лифу своего белого платья, где под тканью рядом с сердцем висит подаренный Логаном кулон.

— Тогда идем же! Не будем больше заставлять его ждать.

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим Вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Стоя и глядя на свое тело я почему-то думаю о том, куда делась моя одежда. Наверное, ее снял этот парень, чтобы меня помыть, но я не уверен. Он включает большую круглую лампу над головой, и я моргаю. Здесь холодно, или, может быть, нахождение в морге и наблюдение за тем, как какой-то незнакомец моет из шланга твое безжизненное тело способно даже у мертвого вызвать мурашки?

Я должен бы уйти отсюда, но испытываю извращенное желание приглядеть за собой, убедиться, что с моим телом обращаются как положено. Глупо, конечно, но я ничего не могу с собой поделать.

Мужчина заканчивает мыть мое тело как раз, когда входит его помощница, пожилая женщина с седыми волосами и прямоугольными очками. Она вешает на вешалку костюм, не обращая никакого внимания на мою наготу.

— Костюм только что привез его отец, — коротко говорит она и сразу же разворачивается, чтобы уйти.

Обходя стол, она проводит рукой сквозь меня. Я совершенно не ощущаю нашего соприкосновения, и она, похоже, тоже. Я смотрю вниз — не на свое тело, а на себя. Я выгляжу так же, как два дня назад… когда очнулся и обнаружил, что парю над собственным трупом, в то время как полиция вытаскивает его из реки.

Шок и паника уже сменились тупой ноющей болью, оцепенением, которое трудно объяснить. Ничто больше не кажется реальным. Я закрываю глаза, думая о своем лучшем друге — Бруно. Удар сердца, и я чувствую, как воздух вокруг меня меняется, теплея. В нем слышен аромат пирога с вишнями, и я понимаю, что куда-то переместился. Открываю глаза и вижу, что нахожусь в кухне — прекрасно знакомой мне кухне. Сколько раз мы сидели днем за этой гранитной столешницей и говорили о спорте, домашней работе, девчонках? Сколько ночей мы, готовясь к тестам и работая над проектами, поедали тут гигантскую пиццу? Сейчас Бруно сидит на стуле, подперев подбородок кулаком, гоняя вилкой по тарелке с крошками одинокую вишенку. Он не улыбается, но и не плачет. В отличие от моих родителей: мама дома бесконечно рыдает, а отец практически не выходит из моей спальни. Их горе невыносимо для меня. От их страданий я чувствую себя еще хуже, хоть кажется дальше и некуда.

Я сажусь рядом с Бруно, и мне даже не приходится пододвигать для этого стул. Как же мне хочется, чтобы он мог меня слышать! Мне необходимо с кем-то поговорить, с кем-то, кто поможет понять, что происходит.

Живым я никогда не задумывался о смерти. Наверное, я принимал как должное то, что мне хватит времени подумать об этом потом. У меня и сомнения не возникало, что, умерев, человек попадает в рай или в какой-то там потусторонний мир. Но это никакой не потусторонний мир, и уж точно не рай.

Рядом с тарелкой Бруно лежит белая карточка. Наклонившись, я читаю тисненные золотым слова:

Похоронный дом Шенандоа

Воскресенье, 7 сентября, 14:00

Пожалуйста, приходите попрощаться с Логаном Купером

Прощание с 14:00 до 15:00

Похоронная служба в 16:00

Седьмое сентября?

Я встаю, прохожу прямо сквозь столешницу к холодильнику, к которому магнитами прикреплен календарь. Это завтра.

Как давно я мертв? Наверное, уже несколько дней. Мне трудно уследить за временем сейчас, когда я больше не сплю. Но даже если так, последнее, что я помню… как веселился с друзьями на летней вечеринке у бассейна. Это было недели назад.

Я разворачиваюсь к Бруно. Он нехотя доедает остатки пирога и встает.

— Что со мной случилось? — громко спрашиваю я, зная, что он не может меня слышать.

Он вскидывает глаза, и одну безумную секунду мне кажется, что он смотрит прямо на меня. Затем я осознаю, что он смотрит сквозьменя, на календарь. Он ставит свою тарелку в раковину и проходит сквозь меня. Берет из маленького держателя на краю календаря маркер, наклоняется и зачеркивает 7 сентября.

Маленькая поправка. Мои похороны сегодня.

Я снова закрываю глаза и открываю их в ярко-розовой спальне Кайли. Она лежит на кровати в майке и шортах, подложив под ноги одну из своих мягких подушек, свесив одну руку с постели и разговаривая по телефону.

— Не знаю, смогу ли прийти, — вздохнув, говорит она.

Я не слышу, что ей отвечают на другом конце трубке, но Кайли на это закатывает глаза.

— Я знаю. Но не думаю, что выдержу это. Сидеть там и смотреть на его гроб. Это не… Я все еще не могу в это поверить.

Я сажусь рядом с ней на постель. Ее лицо безупречно, никаких пятен, синяков под глазами, припухлости, хотя веки чуть покраснели — она то ли плакала, то ли готова заплакать. Бог знает, сколько раз за последний год я видел у нее такие глаза. Я бросаю взгляд на тумбочку. Большая синяя рамка, в которой стояла наша с ней фотография с прошлой зимы, теперь пуста. Кайли, скорее всего, в своей обычной манере сожгла ее после нашей последней ссоры и использовала пепел, чтобы наслать на меня какую-нибудь порчу. Такое ведь довольно часто случается.

— Ты собираешься туда? — спрашивает она, и на ее губах появляется тень улыбки. — Наверное, мне тоже следует пойти. Нужно оставить все это позади и двигаться дальше.

Она, не попрощавшись, нажимает на отбой и кидает мобильный на постель рядом с собой. Я хмурюсь. «Двигаться дальше». Заманчиво звучит. Если бы я мог сделать то же самое.

— Похоже, я умер, — говорю я вслух, когда Кайли переворачивается на живот, и тут замечаю, что рядом с кроватью на полу стоит маленькая коробка, полная фотографий. Она достает одну из них. Это мой снимок, она сделала его на пляже прошлым летом.

— Я знаю, что ты не слышишь меня, но… я хочу попросить прощения.

Она по-прежнему смотрит на фото.

— Я хочу сказать, что не был хорошим бойфрендом. Я знаю это. И ты… что уж тут скрывать, девушкой была никудышной. Но, полагаю, ты всегда была особенной для меня. — Я тру глаза. — Господи, ну не умею я этого делать. Я просто хотел попрощаться.