Юлия Динэра - Теряя надежду

Может быть, но слишком наиграно, что автоматически делает эту идею идиотской. Но все же, я задумалась об этом.

— И для чего этот цирк?

— Я бы сказал, для кого. В первую очередь, для твоей семьи, рыжик. Ну, и для нас самих. Тебе не надоело быть такой противной, ты… ты же от злости, скоро морщинами покроешься.

О, нет, это ты зря, дружок. Кто из нас противный, так это, ты! Я бы сказала, ты, просто король противности.

— Заткнись. — Это все, что я отвечаю на колкий комментарий в свою сторону.

— Соглашайся. Это не надолго. Ты уедешь, и все закончится. Никаких СМС, переписок в сети и видео-звонков. Ну, знаешь, что там обычно делают «нормальные» друзья. Мы будем не такими, как все, будем временными друзьями. — После этих слов, он подмигнул мне. Чертов демон-искуситель.

Наверное, это плохая идея. Нет, наверное, это самая ужасная идея, но я почему-то думаю, что это могло бы пойти на пользу, не мне конечно, но хоть кому-то. Впервые в жизни, я почувствовала, что жизнь начинает налаживаться. Отношения с мамой проясняются, в доме постепенно зарождается уют, мне становится легче жить. Не то чтобы я хотела себе в друзья Андрея, но об этом стоит подумать. Может, я даже могу поиметь с этого что-то? Может, я даже, все-таки получу повышение. Думаю, должность администратора мне подойдет, да. Но, черт возьми, с другой стороны, у меня же хроническая непереносимость этого человека. И как быть? Переступить через себя или послать его к черту? Переступить через себя и извлечь для себя выгоду, послать его к черту и вернуться к грязным тарелкам? Может даже получиться узнать его грязные секретики, а потом использовать их против него? Я много лет страдала из-за Андрея, а он даже не замечал этого, а если и замечал, то причинял мне еще большую боль, будто намеренно. Каждый день, я стараюсь забыть об этом, но не могу. Иногда, мне кажется, что я больше никогда не смогу испытать подобные чувства ни к одному парню. Да, можно подумать, я еще молода и бла-бла, но я чувствую, будто внутри меня, что-то выгорело. Порой это давит, а порой, мне просто плевать, что еще хуже. Самое ужасное, это отсутствие эмоций при контакте с противоположным полом. Будь то секс, поцелуй или обычное прикосновение, я не чувствую нихрена.

— Хорошо. — Наконец, говорю я. — Временная дружба? Ладно. Я согласна.

Пол года, я его как-нибудь вытерплю.

Андрей улыбнулся свой самой дьявольски-искусительной улыбкой.

— Так что… эм… случилось с твоей обувью?

— Сломала каблук, когда неслась сюда, как ненормальная.

— Да уж… но это не страшно, раз уж ты решила уволиться, можешь ехать домой.

— Что? — Вспыхнула я. — Ты меня увольняешь?

— Я? Нет. Ты же сама сказала, что уходишь.

— Я... эээ… может быть, я пошутила.

«Исчадие ада» (Я все еще собираюсь его так называть, не смотря на наши новые «дружеские» отношения), усмехнулся.

— В любом случае, как ты собираешься работать? Босиком?

— Я не знаю.

— Я сейчас съезжу домой и возьму тебе обувь, а ты посиди здесь.

— Ты привезешь для меня обувь? — Хотя это не самый главный вопрос, который стоял в голове. Что первое пришло мне на ум, так это то, почему он называет наш дом так, будто он уже и его дом тоже. Я не соглашалась делить с ним крышу, меня даже никто не спросил. Нужно сказать маме, пусть он хотя бы платит коммунальные, не может же он жить у нас бесплатно.

— Да, мы же друзья. Забыла? А друзьям свойственно помогать друг другу.

— Ах, да. Совсем забыла о нашем новом… положении.

— Так, что, где найти твою обувь?

— В моей комнате, в шкафу, первая дверка справа. Привези мне коричневые балетки.

— Балетки?

— Туфли без каблука. — Я помахала оторванным каблуком в воздухе и Андрей улыбнулся.

— Хорошо, скоро буду. Коричневые балетки..

Пока «исчадие ада» исполнял свой «дружеский долг», я решила устроить себе перекур, в прямом смысле этого слова. Сегодняшнее утро такое отстойное, что мне необходима пара затяжек. Обычно, я не курю в рабочее время, только если уж слишком дерьмовый день. Вообще, я считаю, что в любой момент могу завязать, но пока эта дрянь избавляет меня от стресса, я собираюсь ее курить. Освободившись от своей убогой обуви, я быстренько проскользнула в раздевалку, достала маленький ключик из лифчика и открыла свой шкафчик, после чего я начала выпотрашивать свою сумку, в поисках маленького желтого бумажного свертка, который, черт бы его побрал, куда-то исчез. Я запаниковала. Нет, конечно, не из-за этого дерьмового пакетика, я же не какая-то конченая наркоманка (хотя обидно, там было на целую сигарету). Но больше всего меня проняло чувство страха из-за мысли о том, что этот пакетик мог оказаться где угодно, даже в полиции. Это похоже на паранойю, что полиция забыла в шкафчике официантки набережного кафе? К тому же, будь оно так, меня бы уже повязали. Но, не смотря, на осознание бредятины, приходящей в мой мозг, я действительно задумывалась о полиции, до одного момента. Продолжая вытряхивать свою сумку, я услышала позади до боли знакомый голос, и замерла на месте.

— Не это ищешь?

О, Господи, об этом я даже не подумала… Из всех ненормальных предположений, зарождающихся в моей голове, это было под пунктом номер тысяча пятьсот шестьдесят девять, в моем воображаемом списке.

Медленно обернувшись, я почувствовала, как приливает жар к моему лицу, то ли от испуга, то ли от стыда, то ли, я сама не знаю, от чего. Я почему-то сразу, даже не оборачиваясь, поняла, о чем говорит Андрей, и я не ошиблась, когда я посмотрела на него, я увидела в его руке, маленький желтый сверток, который… вот дерьмо, я, вероятно, забыла на комоде у себя в комнате.

— Я не буду спрашивать, где ты это взял, потому что и так это знаю, поэтому я просто скажу: верни мне это.

— Знаешь. — Он приложил указательный палец к своим губам, будто размышляя над чем-то. «Исчадие ада», казался, действительно, исчадием ада. Он был, хмурым, резким, и чересчур серьезным, без единого намека на улыбку или ядовитую ухмылочку. — Я знал, что ты балуешься. — Продолжил он.

— Но я не думал, что все так запущено.

Его тон «папочки» взбесил меня.

— Не твое дело. — Я подошла и попыталась вырвать сверток из рук Андрея, но мало того, что он изрядно выше меня, его физическая реакция тоже на высоте, хотя я и, весьма, шустрая, но видимо, не достаточно шустрая для него.

— Я уволил человека, хорошего работника, я бы сказал лучшего работника, из-за того, что она оклеветала тебя, якобы оклеветала.

Что? Нет, не может быть, он не мог этого сделать. Да, черт возьми, он это сделал, он уволил Киру. Но почему? Он сказал, что она распускает сплетни..

— Мне вообще плевать, что мелят языки моих работников, главное, чтобы с делом хорошо справлялись, но когда я слышу, что говорят, будто сестра моей девушки наркоманка, что она курит травку даже не отойдя от кафе и на пару метров, я не оставляю это безнаказанным, потому что думаю, будто это вранье. Ты понимаешь, что если это найдут. — «исчадие ада» повертел бумажкой у меня перед лицом, — тебе конец, и я не смогу тебе помочь, а если я влезу, меня потащат за тобой, а следом моего отца, потому что это его кафе, тупая ты сука! — Андрей кинул мне в лицо сверток с травой, и я вздрогнула.

— Если, ты хочешь серьезных проблем, можешь продолжать свою «деятельность», но на работе я этого не потерплю. Ты можешь, хоть до смерти обкуриться, но не здесь, усекла? — Вслед за этими словами, послышался звук чего-то упавшего на пол. Я опустила глаза и увидела свои балетки, которые все это время Андрей держал в левой руке. Мне стало не по себе от сложившейся ситуации, а потом, я почувствовала, что глаза защипало от напрашивающихся слез, которым, я никак не позволю выступить. Пусть хоть убьет меня здесь, я не заплачу.

Мы какое-то время смотрели друг другу в глаза, я так и не проронила ни слова, мне будто рот зашили, а Андрей будто ждал, что я хоть что-либо отвечу. Видимо, время ожидания истекло, потому что, буквально, через секунду, он ушел, а я подняла с пола траву, завернутую в бумагу, запихала в сумочку, которую потом вернула обратно в шкафчик.

Полгода спустя

— Женя, верно? — Женщина, сидящая напротив улыбнулась мне, я никак не отреагировала, лишь продолжала пялится на нее. Мне нравилось рассматривать ее, в ней было что-то, вызывающее жалость, от этого мне становилось лучше. Мне жаль ее, и я питаюсь этой жалостью к окружающим. Это мерзко и гадко, и я не люблю это в себе, но лишь подсознательно. Ее проглядывающие седые волоски, могли бы сказать, что ей чуть за пятьдесят, ее бордовый жилет, связанный, вероятно еще в прошлом столетии, кричал «Мне шестьдесят и у меня не было секса сорок лет». Ее морщины на лице, уставшие глаза и неухоженные руки, говорят мне, что эта женщина в глубокой депрессии или была в ней и теперь застряла в этом образе. Я не психолог, но я женщина, и я уже долго посещаю это место, так что, я наполовину психолог.

— Ты ходишь на наши встречи уже месяц, и мы ни разу не услышали твою историю. Что тебя беспокоит, детка? Поделись с нами.

— Не думаю, что это кому-то интересно. — Наконец, говорю я.

— Конечно, интересно. Мы ведь затем здесь и собираемся, чтобы слушать друг друга.

Какая настырная тетка, лучше бы я продолжала молчать.

— Слушать, не означает быть заинтересованным.

— Тогда, зачем же ты сюда приходишь, если не хочешь поделиться с нами частицей того, что тебя беспокоит?

— Могу задать Вам встречный вопрос, но Вы обидитесь.

— Почему же? — Она взглянула на меня с вызовом. Эта женщина не знает, насколько гнилой мой язык. Она думает, раз я постоянно молчу здесь то, я вообще не умею разговаривать.

Я молчу, и ощущаю шестнадцать пар глаз на себе. «Чего уставились, кретины!?» Хочу заорать я, но молчу.

— Давай же, не стесняйся. Какой ты вопрос хотела мне задать?

— Да она не умеет разговаривать. — Говорит чувак в кожаной куртке. Его зовут Ренат, ему двадцать лет, он тупой козел, постоянно жующий жвачку и никогда не снимающий свою куртку. На каждую нашу встречу в этой дыре, его привозит отец, а забирает мать. У папаши постоянно каменное выражение лица, а у матери глаза на мокром месте. Конечно, иметь такого сына кретина, не каждая мать выдержит. Группа его терпит, потому что боится. Я тоже терплю, но я не боюсь, мне просто плевать, на шум который издает его грязный рот. У этого парня нелады с башкой, а богатенькие родители впихнули его в группу поддержки вместо того, чтобы отправить в психушку. Судя по его историям и фантазиям, которыми он делится в группе, его вполне можно закрыть в дурке на всю жизнь. Никому не было смешно слушать подробную историю о том, как он прокрутил в мясорубке средний палец, какого-то парня. Он рассказывал и смеялся, но это не было смешно и мне хотелось ему врезать.

— Имей уважение, Ренат. — Говорит женщина в бордовой жилетке. Я знаю, что ее зовут Виктория Александровна, но мне больше нравится называть ее женщиной, потому, что так проще. Не знакомому человеку легче сочувствовать и при этом радоваться этому. Интересно, если я об этом скажу, они подумают, что я чокнутая?

— Вам бы лучше снять эту жилетку. — Говорю я, и все снова смотрят на меня, женщина хмурится.

— Прости? — Она заинтересована.

— Вы хотели услышать мой встречный вопрос. Так вот: почему Вы носите эту уродливую жилетку времен правления Александра второго?

Кто-то захихикал. Я продолжила:

— Почему, Вы не оденетесь нормально, не приведете в порядок свои волосы, руки, лицо? Вы предпочитаете выглядеть на шестьдесят, хотя Вам не больше сорока пяти.

— Сорок восемь. — Ни чуть не смутившись, поправляет она, я замолкаю.

— Продолжай. — Говорит женщина. Я осматриваюсь по сторонам, наверное, впервые за все время, проведенное здесь, я столь отчетливо вижу лица этих людей. Нас семнадцать, мы собираемся три раза в неделю, садимся по кругу и рассказываем друг другу свои душещипательные истории, точнее они рассказывают, я обычно молчу и слушаю, я хороший слушатель и наблюдатель.

— Это все, что я хотела сказать. — Слегка прокашлявшись, отвечаю я.

— Ты, очень глубоко раненый ребенок, Женя, я бы хотела тебе помочь, но не знаю как, потому что ты ничего нам не рассказываешь, и выгнать тебя я тоже не могу, ты можешь и дальше ходить сюда, но это ничем тебе не поможет, пока ты сама не захочешь. Я просто хочу сказать, что если тебе, хочется поговорить, но ты стесняешься при всех, ты всегда можешь подойти ко мне, и я выслушаю тебя.

Что? Почему эта женщина говорит это? Я только что открыто намекнула, на ее уродский внешний вид, а она предлагает мне помощь. Что не так с этим миром?