А он повернул голову и, совсем как она недавно хотела, провел губами по ее ладони, прижался к самому центру, целуя.

— Я каждое твое письмо читал раз десять, наверное, маленькая.

Поднял голову, заглянул в глаза снизу вверх. И она засмотрелась. Утонула в этом темно-карем взгляде. Потерялась. И непонятно, даже страшно немного. И неясно, куда все вывернуть может. И как все повернулось бы — неясно. Но в этот момент раздался звонок в дверь: резкий и громкий, заставивший ее вздрогнуть. Кузьма крепче сжал свои руки, все еще обнимающие Кристину.

— Дядя Гриша вернулся, — неловко улыбнувшись, объяснила она в ответ на его взгляд в сторону двери. — Он всегда звонит, не открывает сам. Говорит, что это — счастье, когда дома кто-то есть и тебя встречают.

Кузьма улыбнулся:

— Во многом он прав, кажется. Пока не был тут — по-новому вас всех оценил. Соскучился страшно, — на минуту он прижался лицом к ее коленям, отчего Кристина взбудораженно поджала пальцы на ступнях.

И резко поднялся. Отошел к плите, когда по коридору зазвучали торопливые шаги ее матери. Поставил чайник.

— Тебе чай, малыш? — не поворачивая голову, уточнил Кузьма, уже достав с полки жестяную банку с кофе.

Для себя, видимо. Кристина подскочила:

— Давай, я кофе нам сварю. Я умею, — похвасталась она, достав турку.

Кузьма удивленно глянул в ее сторону, усмехнулся.

— А тебе уже можно кофе пить, мавка? — низко наклонившись к ней, шепотом уточнил он.

Наверное, потому, что как раз в этот момент на кухню зашли матери и дядя Гриша.

— Мне уже все можно, — лукаво улыбнулась Кристина, засыпав кофе в турку, стрельнула в него глазами через ресницы.

— Привет служивым! — бодро поздоровался дядя Гриша, пожав руку Кузьме. — Как оно — ваше ничего? Хорошо дома?

— Хорошо, — Кузьма улыбнулся. — Лучше всего.

— Да, так и есть, — согласился дядя Гриша. — Лучше всего. Ну, давай, рассказывай. Женщины наши тебя уже замучили, знаю, но и мне интересно, как оно сейчас в армии?

Дядя Гриша уселся за стол, Кузьма вновь сел на свой табурет, словно по ходу легко проведя рукой по ее спине. И Кристина тайком улыбнулась, следя за тем, чтобы кофе не закипел в турке. Наблюдала, как поднимается пенка, отсчитывая разы, что позволяло отстраниться, сосредоточиться на чем-то ином, уняв внутреннюю дрожь и неуверенность в собственных действиях. И слушала, как Кузьма вновь пересказывает все о службе. А дядя Гриша вспоминает, как оно «в его времена» было, когда он служил на Дальнем Востоке, и при минус сорока нес караул.

Разлила кофе по чашкам, поставила одну перед Кузьмой, достала пирожные из холодильника.

— Спасибо, — Кузьма поймал ее взгляд, когда Кристина села рядом с ним, но не за стол, а на подоконник, со своей чашкой.

— Куда ж вы кофе, дети? На ночь глядя? — тетя Маша покачала головой, поглядывая на их чашки.

— Соскучился по нормальному, — хмыкнул Кузьма.

Кристина просто промолчала, сделав вид, что целиком поглощена сладким. Смотрела словно бы в окно, хотя на самом деле — ловила отражение кухни в стекле, наблюдая за Кузьмой, его движениями, жестами, профилем.

Ей даже не столько кофе хотелось, сколько «с ним» его пить. Она и начала испытывать тягу к кофе, когда он уехал, потому что Кузьма кофе любил. Его тетя Маша научила, привив любовь к этому напитку. Да и ее интересу обрадовалась. Она и варить научила.

А еще Кристина смотрела на матерей. И на свою, и на тетю Машу. На то, как они поглядывали в их сторону: то на Кузьму, сидящего почти впритык спиной к ее ноге, едва-едва касаясь, то на Кристину. Словно понимали то, что и сами Кристина с Кузьмой еще не поняли. И пусть Кристина не могла во всем разобраться до конца, но вот была полностью уверена, что осуждения в матерях нет. Не видела и не ощущала она от них ничего плохого.


Спать все улеглись поздно. Сидели, разговаривали, уже лениво доедали кто что хотел. Кузьма категорически отказался от идеи с раскладушкой. И ей даже думать запретил о чем-то подобном. Сказал, что ляжет на полу, а она пусть остается на диване, и никаких возражений не принимал. Так глянул на нее, что сразу дал понять: споры бессмысленны и пусты, не стоит даже время на это тратить. Матери не вмешивались.

И они улеглись все, наконец, уже ближе часам к двенадцати ночи. Кузьма устроил себе постель из зимних одеял около письменного стола, за которым она последние годы делала уроки. Благо — лето почти на дворе, и тепло, и одеял полно неиспользованных.

В квартире все быстро стихло — видно, устали все же. А Кристине не спалось. То ли кофе виноват, то ли то самое радостное возбуждение из-за долгожданной встречи. Замерла на диване, прижав к груди кота, которого он ей прислал, и тихо-тихо лежала в темноте, просто наслаждаясь самим фактом, что Кузьма дома и рядом. И сна — ни в одном глазу. Тетя Маша в другом углу комнаты уснула быстро, это слышалось по ее дыханию. Да и неудивительно — со смены, и завтра опять на работу с самого утра. Кузьма… Кристина не знала, спал ли он. Не могла понять, пока он не поднялся, минут через сорок или час, и тихо не вышел на балкон.

Зачем — она поняла через минуту, когда увидела, как вспыхнула спичка, а после начал тлеть кончик сигареты.

Закусила губу, но не выдержала: так же тихо, как он, крадучись, поднялась и вышла на балкон.

— Ты чего не спишь? — Кузьма словно затылком почувствовал ее присутствие.

Или Кристина выдала себя каким-то неосторожным звуком.

— Не могу, бурлит все внутри, — тихо призналась она, прикрыв дверь, чтобы тетю Машу не разбудить. — Радость, волнение…

Стала около окна с другой стороны, глядя на его темный профиль, едва-едва освещенный тлеющим кончиком сигареты. Кузьма стоял, опираясь руками на раму открытого окна, чтобы дыма меньше внутрь попадало. Кристина прислонилась щекой к стеклу, любуясь.

— Или кофе, — хмыкнул Кузьма, выдохнув дым. Повернулся в ее сторону.

— Точно не кофе, — хихикнула она и поежилась.

То ли от нервов, то ли от свежего воздуха — все же май, не июль, ночная прохлада пробиралась под ее футболку и шорты, в которых Кристина спала. Растерла плечи руками. Он это увидел. Выпрямился.

— Иди сюда, малыш, — отвел руку с сигаретой в окно, а вторую протянул к ней.

Обхватил Кристину за плечи и притянул. Окружил собой, зажав между оконной рамой и своим телом, уперев руки по сторонам. А когда затягивался сигаретой, получалось, что совсем крепко обнимал. У нее голова закружилась от такой близости, от его запаха, просто от ощущения Кузьмы настолько рядом с собой.

— Теплее? — вновь отведя руку с сигаретой в сторону, он опустил лицо в ее волосы, уперся губами в макушку.

У Кристины горло перекрыло от такого количества новых эмоций. Теплее? Да ее в жар бросило, лицо пылало. Хорошо, что темно, да и ему не видно. Она кивнула в ответ на его вопрос, и только теснее прижалась. Ей ничего не мешало: ни сигаретный дым, ни начало второго ночи, ни прохладный ветер, тянущий по ногам. Век бы так стояла с ним на балконе. Ничего ей больше в тот момент не было нужно. Казалось — все уже у нее есть.

Глава 8

Настоящее


Так сложилось, что первым делом Кристина добралась до салона. Даже сама рационально не смогла бы объяснить: ради чего решила вдруг прической заняться. Сказать по правде, долгие годы вообще волосами не занималась — растут и растут. И Слава Богу. Ей не до них было. Лишь бы не мешали. И не во вчерашнем замечании Кузьмы дело — ему также до ее прически — без разницы. Кристина это очень хорошо знала. Но вот выходила уже из квартиры, зашла в ванную и почему-то замерла у зеркала, рассматривая себя. По большому счету — не придраться. Она была красивой. Не потому, что старалась или следила за собой. Господи, когда? Где люди на это время берут? У нее не хватало никогда. Повезло просто, наследственность хорошая. Гены. Мама вон и сейчас лет на десять моложе своего возраста выглядит, хоть со здоровьем проблем хватает. Вот и Кристине перепало. Черты лица классические, правильные: нос прямой, не большой и не маленький, пропорциональный; высокие скулы, брови вразлет, большие глаза, еще и цвет такой, «гетерозиготный», как любила шутить Кристина, едва начала изучать генетику. С волосами тоже никогда проблем не было. Может потому, что не трогала их практически. То, ради чего иные под нож хирурга укладываются — ей просто дали при рождении. А вот счастья это все не принесло, выходило. Не в красоте оно, счастье то. И не в тысяче других вещей, к которым так стремятся многие, не понимая ничего.

Но сейчас ее не это заставило себя рассматривать — даже данное природой нуждается в уходе. А Кристине все не до того оказывалось. И даже стремления не имелось в последние годы, если честно. Она так уставала физически, загоняя себя на работе, так истощилась морально, устав терпеть дикую, рвущую сердце боль из-за самых родных и любимых, что куда там до красоты? Зачем? Что ей от нее толку?

Но вот сейчас как-то стыдно стало, что ли, и обидно. Ведь только тридцать четыре, а совсем махнула на себя рукой. И в уголках глаз появились грустные, невеселые линии, да и около уголков рта заломы начали проступать. Тени и круги под глазами от вечной усталости и частых слез. Несчастливая. Даже красота не могла этого скрыть. Но зачем саму себя на помойку выбрасывать? Другим дела нет, но сама Кристина — зачем от себя отстраняется и отказывается? Разве себе самой она не нужна больше, чем еще кому-либо?

Вспомнилась фраза, упорно и настойчиво повторяемая известной телеведущей: «береги себя — ты у себя одна». И ведь правда же. Почему только сейчас об этом вспомнила и подумала?

Вот из-за этих укоров совести, из-за стыда, что так махнула рукой на себя, из-за какого-то нелепого желания и надежды взять и поменять все, хоть что-то с собой сделав, Кристина пришла в салон.

Тот был открыт. И мастера присутствовали. Более того, все из-за того же раннего, как для субботнего утра, времени, они даже согласились принять ее без предварительной записи — одна мастер оказалась свободна почти до двух дня. Уйма времени. Проблема в другом — Кристина не совсем знала, что хочет сделать. И мастер это ощутила. Как и ее напряженность, нервозность.

Однако не закатила глаза и не дала понять, что ей голову морочат. Все же чувствовался класс салона. Усадив Кристину в кресло напротив огромного зеркала, девушка, представившаяся Лидой, принесла Кристине кофе латте с двумя воздушными бело-розовыми зефиринками. Эти сладости заставили Кристину улыбнуться, почему-то вызвав сентиментальное умиление, какое-то спокойствие. Помогли немного расслабиться. А глоток латте вообще отвлек и от недавних разговоров, что с мужем, что с Кузьмой.

— Легче? — с понимающей улыбкой спросила Лида, кажется, приходящаяся ей ровесницей или около того.

— Легче, — согласилась Кристина.

И сама заметила, как расслабились плечи в отражении зеркала. Осмотрелась по сторонам.

— Есть уже идеи, что именно изменить хочется? Или хоть направление? Просто стрижка? Или, может, еще и цвет немного изменим? — Лида начала распускать ее косу, медленно расчесывая прядь за прядью. — Челку на бок «сообразим»? — немного шутливо приложила одну прядь ей на лоб, задорно подвернув.

Кристина рассмеялась против воли. Она челку никогда не носила, даже в голову не приходило. Да и на работе будет мешать, наверное… С другой стороны, под шапочку спокойно можно спрятать…

Отставила кофе, продолжая рассматривать плакаты и фото с моделями, украшающие стены.

— Никогда не красилась, — честно призналась Кристина.

— Это заметно, — усмехнулась Лида. — Волосы шикарные, хоть на вес сдавай за деньги. И лежат красиво сами по себе. Густые. Не жалко с ними что-то делать?

Кристина еще раз посмотрела на себя в зеркало. Толку ей от этого всего? А вдруг, ну вдруг… Глупо, конечно, и все же — вдруг изменит прическу и что-то в жизни изменится? Ведь тысячи женщин в это верят, почему ей нельзя?

— Не жалко. Устала… Да и смысл? Что в тех волосах? Они, говорят, энергию накапливают, — хмыкнула с иронией. — Так у меня — только негатив. Счастья — кот наплакал, — говорила легко, словно шутя, не хотела душу изливать.

Но Лида глянула так, будто и по этим фразам многое поняла.

— Ясно. Обрезаем? — ровно уточнила она.

— Обрезаем, — согласилась Кристина. — Не особо коротко, до уровня лопаток сначала, наверное. Хочу понять. И красиво как-то, чтоб форму имели, даже если времени не будет что-то с ними делать.

— Поняла, сделаем, есть с чем работать, — улыбнулась Лида.

— И, наверное, я хочу попробовать вот так, — Кристина указала на плакат, висящий чуть сбоку за ее спиной, который было видно в зеркале.