Любой человек хочет ласки. Любое тело. Всякой доступной. Как бездомный котенок каждому доброму прикосновению рад. Хоть и чужому. Особенно, коли хозяина нет. Бросил, оставил… Тело нуждается в нежности и страсти, как бы сердце и разум ни кровоточили, ни презирали самое себя за подобное предательство.

Хотя… Настолько ли чужим был ей Рус? Спорное утверждение. Очень.

— А ведь это я мог быть твоим мужем, Кристя, — словно мысли ее читал, прошептал он осипшим голосом, продолжая жарко и жадно пожирать взглядом.

— Но ведь не стал, Рус, — напомнила она, вжавшись спиной в холодную дверцу шкафа. Холодом стараясь стряхнуть ненужное томление. Измученное и наведенное. Вызванное тоской и одиночеством.

— И это был твой выбор. Правильный, кстати, — поспешно заговорила Кристина, взывая к гордости Руслана. — Ты стал великолепным хирургом! Один из самых молодых главврачей в стране! Тебе точно было бы не до таких карьерных вершин, если бы приходилось время на семью тратить, на придирки о забытом мусоре или разбросанной одежде. Или о том, что куришь в доме…

— Ну, судя по тебе, семья карьерному росту не мешает.

С усмешкой прервал. А рука его продолжает ее плечо сжимать. И пальцы кожу гладят, то и дело задевая лямку бюстгальтера. Скользят по ключице, дразнят шею мизинцем.

— А вместе мы бы еще больше добились, я теперь уверен. И сейчас — одна из лучших команд.

Руслан вздохнул, наверное потому, что Кристина губу закусила и откинула голову, упираясь затылком в шкаф. Продолжая все так же судорожно прижимать свитер к груди двумя руками.

— Если бы ты знала, как я жалею о том, что так протупил тогда, Кристя! — горячо прошептал он, подавшись вперед, почти впритык приблизившись к ней своим большим и сильным, таким крепким, надежным телом. Она ощущала напряжение, вибрирующее в этих мышцах, в его крови, казалось.

— Руслан, это все в прошлом. Действительно, не стоит, — вновь воззвала Кристина к его разуму.

Но, очевидно, тщетно. Руслан наклонился и прижался губами к ее плечу.

— Но ведь нам ничего не мешает сделать это настоящим, Кристя. Нашим настоящим. И будущим…

Его дыхание обожгло ее. Там, где выпирали косточки через слишком тонкую кожу.

Зажмурилась.

«Ей стоило бы больше есть и меньше изматывать себя работой…»

Думать. О чем угодно думать, только бы не поддаться глупостям, которые на самом деле никому не нужны. Из-за жалости к себе и слишком теплых эмоций к Русу. И все же Кристина точно знала, что это не то, в чем она на самом деле нуждалась. Суррогат. Как и…

В этот момент пальцы Руса зацепились за звенья цепочки и он потянул на себя, высвободив украшение из-под свитера. Он немного отстранился, заставив подвесы зависнуть в воздухе. Понимающе хмыкнул и выпрямился, так и держа цепочку в пальцах:

— Если бы ты была моей женой, то уже давным-давно избавилась бы от этого кулона, забыла бы о нем, — проговорил Руслан, сжав пальцами подвес в виде «К».

Когда-то и ей хотелось в подобное верить. Но время доказало невозможность данного утверждения.

— Убери руки, Карецкий! — отрывисто и холодно велела она, уже без всякой теплоты и симпатии в голосе. — Я — не твоя жена, — констатировала очевидное.

— Не моя, к сожалению. Из-за моей же глупости, — хрипло согласился Рус.

Отошел, видимо поняв, что преступил черту. Оставил в покое украшения. Отвернулся, позволяя Кристине закончить одеваться.

— Но и не его тоже… — замечание, произнесенное горьким тоном, многозначительно повисло в воздухе, заставив Кристину зажмуриться.

Ее аж передернуло из-за этого. Полоснуло по душе, будто плетью и наотмашь хлестнул. Ужасно больно…

— Руслан, ты предложил меня подвезти домой. И все, — резко напомнила она, чувствуя, как начинают дрожать пальцы на руках. Сжала их, чтобы не увидел. — Если с этим есть проблемы — все нормально, я такси вызову…

— Или водителя? — ехидно и резко бросил Рус.

Обиделся. Только она причем?

— Ты забываешься, Руслан, — тон стал холоднее еще на пару десятков градусов.

Вытащив волосы из проймы свитера, Кристина решительно прошла мимо Руслана к своему столу и достала сумку из тумбочки под кофеваркой. Взяла мобильный, который выкладывала из кармана халата, перед тем, как тот упаковала.

— Ладно, Величко, мир.

Руслан поднял руки в примиряющем жесте, словно сдавался на ее милость. И шумно выдохнул.

— Я переступил черту. Осознал. И прощу прощения, Кристя.

Рус приблизился, но теперь его глаза смотрели скорее устало и грустно. И виновато. Протянув руку, Рус накрыл ладонью ее пальцы, уже листающие телефонную книжку смартфона в поисках номера такси.

— Кристин, забыли, а? Я измотался и сорвался, потерял контроль, признаю, — так же хрипло, но с искренним раскаянием произнес он. — Извини, серьезно. Поехали по домам? Оба устали после тяжелой ночи.

Она долгим взглядом посмотрела в глаза Руслана. Подняла свободную руку и заправила украшение под свитер, спрятав и крестик, и кулон. Все под наблюдением Руса. Но он ничего больше не сказал по этому поводу.

— Ладно, Рус. Проехали, — закрыла Кристина тему.

Позволила ему забрать ее вещи и помочь надеть пальто. Рус поднял свою куртку с дивана, куда кинул, когда вошел, наверное. И они молча вышли в коридор, закрыв ее кабинет.


— Привет, — Кристина заглянула в комнату, не успев даже снять пальто, только сапоги скинула. — Уже проснулся? — устало улыбнулась мужу, который лежал поперек расстеленного дивана, заменяющего им кровать.

Напротив достаточно громко бубнил телевизор. Очевидно, Рома смотрел какое-то политическое обсуждение.

— Привет, киса, — муж подскочил с постели и заключил ее в теплые и уютные объятия. Чмокнул в щеку. — Как дежурство? — сам начал расстегивать пуговицы пальто, помогая ей раздеться.

— Тяжело, — Кристина зевнула. — Две сложные операции. Прогнозы пока неясные. Всю ночь в операционной проторчали.

От уюта и полутьмы в комнате, тепла рук мужа — тут же начало клонить в сон после трудной ночи. Позволила Роме забрать ее вещи и тяжело опустилась на край дивана, подвернув простыни, чтобы уличной одеждой не испачкать.

Рома сочувствующе покачал головой.

— Давай тогда укладывайся скорее, отдыхай, — погладил ее плечи, начал распускать косу.

— Подожди спать, сначала поесть надо. Знаю же, что ни крошки во рту не было, только кофе и заливались с Русланом наверняка, — из коридора в комнату заглянула ее мама. — Привет, родненькая. Тяжелая ночь? Доброе утро, Рома.

— Доброе, Тамара Ефимовна, — приветливо улыбнулся Рома теще, поспешно натягивая домашние брюки.

Кристина повернулась и тепло улыбнулась матери, правда, не представляя, как в себя сейчас будет еще и еду вталкивать? Но не хотелось расстраивать родного человека.

— Привет, мамочка, — с усилием поднялась, подошла.

Обняла ее, с грустью отмечая, что мама все больше сдает, словно прожитые годы придавливают ее к земле, сгибая. Иссушают. Кристина заставляла мать постоянно обследоваться, но все результаты оказывались в норме.

«Просто возраст берет свое, дочка», — похлопывала ее по руке мать после этих обследований. «Да и жизнь моя не была сказкой. Попила из меня соки…»

Кристина помнила. Не все, конечно, и не в мельчайших подробностях, но многое. И не могла не согласиться с матерью, что такая жизнь оставляет последствия.

— Я сейчас слишком устала, чтобы кушать, мамочка, — попыталась мягко отказаться, продолжая обнимать ее. — Пообедаю потом.

— Ничего, — похлопывая Кристину по руке, не согласилась мама. — На чай и булочку с маслом силы найдутся, даже не сомневаюсь.

— Ммм, булочка с маслом…

В груди все сжалось, дрожью по сердцу. Памятью всколыхнулось.

От одного слова на Кристину пахнуло теплом и сладким ванильным запахом сдобы. Сладко-масляным привкусом. И солнечным светом их старой кухни в общежитии, одной на две семьи, невероятно теплой даже в самые холодные зимние дни. Там такое угощение для Кристины было самым желанным и самым вкусным! И все об этом знали, балуя самую младшую…

Один из плюсов ее ритма работы, что и сейчас она спокойно могла лакомиться подобным.

— Вот-вот, — понимающе улыбнулась мама. — Сейчас приготовлю.

И, не позволяя ее задерживать, направилась в кухню. Тяжелые шаги, шаркающие. А ведь не так и много маме лет, только шестьдесят семь исполнилось. А ходит, словно больше восьмидесяти.

— Я помогу вам, Тамара Ефимовна, — крикнул Рома вдогонку, что-то слушая из разговора по телевизору. — Одну минуту! — взял со стула свою футболку.

Кристина же задумчиво смотрела вслед матери.

— Елки-палки! — возмущенный возглас заставил ее обернуться.

Рома стоял посреди их комнаты, которая изначально предполагалась гостиной. Но так как они жили в квартире втроем, то ее мать забрала себе меньшую спальню, уступив «детям» большую комнату.

— Что такое? — не разобралась она в причине возмущения мужа.

— Очередные реформаторы, блин! — скривился Рома, продолжая смотреть на экран. — Пятая реформа медицины за шесть лет! Сами ни черта в этом не понимают, а все равно — лезут, доламывают то, что еще не успели. Скоро вообще ничего не останется! Людей уже и так лечить некому… — возмущенно «объяснял» муж.

А Кристина, мало что поняв, подошла ближе, чтобы и самой услышать. Глянула на экран телевизора и медленно опустилась на диван. Все-таки ноги не держали после тяжелой ночи. И внимательно прислушалась к тому, что выпытывала бойкая и настойчивая журналистка, пепельная блондинка, у одного из депутатов, пойманного в коридорах «Рады». Подпись внизу экрана гласила, что это «Кузьменко Николай, заместитель главы второй по величине фракции в Верховном Совете».

— Николай Артемович, скажите, почему именно ваша фракция обратила внимание на реформу здравоохранения и так активно поддерживает нового министра во внедрении всех этих новшеств? Исторически, если можно так выразиться, ваша политическая сила больше занималась силовым блоком, не так ли? — журналистка сунула микрофон едва ли не в лицо депутату.

Впрочем, мужчина не выглядел растерявшимся или струхнувшим от такого напора. Довольно молодой как для депутата, кстати, что было характерно для последнего созыва — явно произошла смена поколений в политике. Да и внешне он мало походил на представителей прошлой политической элиты. Видно было, что следил за имиджем и внешним видом, да и здоровьем занимался, физическим — так точно. Плечи под пиджаком широкие и крепкие, сам высокий, серьезный. Следящий за выражением лица и интонацией.

А шрам с левой скулы не захотел убрать. Плевое же дело — отшлифовать, при нынешних технологиях. Но нет, и слышать не желал…

Кристина моргнула, заставив себя сосредоточиться.

Депутат посмотрел на бойкую девушку немного снисходительным взглядом и с уверенным видом глянул в камеру. Публичность его ни капли не смущала.

— Мы не можем игнорировать такую важную сферу жизни наших граждан. Их здоровье — это успех всей нашей страны и ее процветание. И лучше этим начать заниматься сейчас, а не тогда, когда демографический кризис превратится в банальное вымирание. Безопасность, возможность учиться, получать лечение и работу — основа благополучия любого человека и его осознания себя, как части общества…

— Это правда. И ясно. Мы часто слышим подобное от представителей разных политических сил, — прервала журналистка. Зря. Он такого никогда не любил. И блондинок тоже. — Но почему вы обратили на это внимание? В кулуарах поговаривают, что такой интерес партии к теме здравоохранения появился не без вашего непосредственного участия…

— Я живу в этой стране, — не остался в долгу Кузьменко, в свою очередь, не позволив договорить журналистке. — И лечусь также здесь, в отличие от многих моих коллег. Я доверяю только нашим врачам и знаю, что они — лучшие. Имел не одну возможность в этом убедиться. Как и в том, что им катастрофически не хватает ресурсов и резервов для их благородного труда. И поскольку я сам очень многим обязан нашим врачам — действительно обратил внимание коллег на трудности данной сферы. И мы готовы…

— Да пошли вы! — Рома возмущенно махнул пультом, выключив телевизор. Отбросил на диван в подушки.

Жаль. Она бы еще послушала.

— Я так и не поняла, что они хотят сделать, — заметила она, глянув на мужа. — И тоже смотрела, между прочим.

— Да ну их, только и умеют, что ломать все! Чего их слушать?! — все еще возмущенно проворчал Рома. — Пойду помогу твоей матери.

И муж вышел, продолжая излучать недовольство.

Кристина посмотрела на пульт. Прикинула, что если попытается до него добраться — падет в неравной битве со сном. Вместо этого достала телефон и открыла список контактов. Выбрала «Кузьма». Имидж — все. Особенно для депутата. Даже имя пришлось изменить, превратив его в фамилию, хоть он и бесился из-за этого ужасно. А в детстве, наоборот, из-за этого имени с ума сходил, раздражаясь постоянно. Кто сейчас об этом помнит, кроме нее и его матери?