Мать говорила прикусив губу. Наверное, опасалась, чтоб отторжение не вызвать или гордость не задеть. Хотя была права во многом, это Кузьма уже знал после разговора с Греком. Тот кое-что рассказал, о чем-то намекнул, предложение двинул… Заманчивое, конечно. Но Кузьма в этом не был заинтересован. Хватало мозгов понимать, что не все так просто, и «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». А хочет ли он так рисковать — сомневался. Он за мать в ответе теперь, как и она за него раньше. И за малышку свою, выходит…

Забавно, даже не думал об этом два или три дня назад, а сейчас и в голову не приходит, что кому-то другому Кристину отдать может. Еще к кому-то на свидание отпустить… Хрен вам. Его она. Целиком и полностью.

В общем, от предложения друга он отказался и Грек не настаивал. Просто сказал, чтоб помнил и имел в виду, мало ли… Потом рассказал о неплохом спорт-клубе, который открылся на стадионе, сказал, что тоже там знает владельцев, приглашал приходить. Кузьма обещал подумать, вот только немного с ситуацией разберется. Вообще, они нормально с Игорем посидели, обсудили многое, повспоминали.

Но вслух Кузьма этого не говорил. Хмыкнул, подошел и коротко обнял мать.

— Все нормально мам, мне это не интересно. Не волнуйся.

Она и правда расслабилась, будто сильно нервничала. Впрочем, ничего удивительного. После того, как отец ушел от них, мать все одна тянула, положила все силы на то, чтоб его хоть как-то человеком сделать. А он и так глупостей уже натворил. Знал, что мать очень расстроилась, когда Кузьма никуда не поступил. Ей помощь его нужна, а не всякие сомнительные авантюры. На кого матери еще рассчитывать? Не на кого же.

Он пощупал линолеум, лежащий пока свернутым в рулон. Взял деревянный плинтус, который мать с тетей Томой и Григорием купили раньше, прикидывая, как лучше: просто гвоздями прибить или еще и на замазку посадить? Стены выглядели неровными и это слабо сказано. Явно щели будут. Местами, может, и в палец. Григорий обещал через час-полтора прийти, помочь с этим, надо будет посоветоваться.

— А что ты делать думаешь, сына? — достав банку с краской, которую купили для ванной, мать явно собиралась начать красить. — Теперь, когда вернулся. Может, хоть в техникум какой попытаешься? — даже с какой-то робостью уточнила она.

— Посмотрим, мам. Похожу, разберусь. Пока видел объявление, что грузчики нужны недалеко от нас. На лето подойдет. Не дело мне уже у тебя деньги брать. Да и помощь явно нужна, вон, сколько сюда вкладывать, — обвел рукой квартиру. — Там работа утром в основном. Будет время, чтобы и вам помогать, и по техникумам узнать. А может, еще водителем где-то устроюсь. Корочка есть, да и опыта в армии набрался.

Мать, похоже, совсем успокоилась. Кивнула, согласившись с его планами, что все не так и плохо. Открыла краску.

— Сына, балкон открой в комнате, пожалуйста, чтоб меньше дышали гадостью. Сейчас тепло, пусть сквозняк будет, — попросила она.

Кузьма кивнул и пошел открывать дверь. Вышел на открытый балкон, прикидывая, что еще надо будет его застеклить, чтобы больше пространства. А то ветер гуляет да дожди заливают…

Осмотрел двор. И улыбнулся, увидев Кристину на балконе их квартиры. Малышка с явным любопытством глядела во двор, где уже бегала ватага ребятни из соседних, заселенных в прошлом году, домов. Кузьма же с большим интересом на нее любовался. Достал сигареты, решив перекурить перед тем, как начнет.

— Она в тебе души не чает, — тихо заметила мать, выйдя следом на балкон. Косо глянула на сигарету, но ничего не сказала. — Если и думали, что пройдет, то после ежедневных писем — ни у Томы, ни у меня сомнений нет, что малышка в тебя влюблена по уши. Да и сам видел, как она на тебя смотрит. Как на божество какое-то.

Мать внимательно глянула в его сторону. Но Кузьма все еще смотрел на Кристину, выдыхая сигаретный дым. Малышка их не заметила пока. Ишь, какие матери прозорливые, оказывается. Раньше него самого в ситуации разобрались. Опыт жизненный, что ли, сказался?

— Да и ты когда позвонил тогда, грозясь самоволкой… И письма. Ты мне ни одного не написал, а ей… — мать подмигнула. — Я задумалась, сына. И сейчас вижу, как ты на нее поглядываешь. Не думаю, что это потому, что ты вернулся только и еще не загулял ни с кем…. Загуляешь ли? Или она нужна? Мы не против, сын, решила сказать просто. Мне Кристя давно — что дочка. Да и тебя Тома любит. Только о том же попрошу, что и раньше, — мама осторожно коснулась его плеча. — Головой думай. Ей школу закончить надо. И поступить Кристя очень хочет…

— Она поступит, ма. Не переживай. Слово тебе даю. Кристина выучится, если хочет. На врача — значит на врача, — улыбнулся Кузьма, затушив окурок о железную ограду балкона.

Малая в этот момент подняла голову, словно почувствовала их. И широко улыбнулась, помахав им. Кузьма махнул в ответ. Но тут ее позвали из квартиры, даже они услышали голос тети Томы. Пожав плечами, словно извиняясь, Кристина юркнула внутрь.

— У нее все будет, что Кристя ни захочет только. Все, что угодно. Должен же хоть кто-то из нас в университет поступить. Она это заслуживает.

Кузьма повернулся и с той же улыбкой глянул на мать.

— Да и мне надо на ноги встать.

— Хорошо, сына, я очень рада, что ты именно так думаешь, — похоже, ему удалось совсем мать успокоить. Выглядела она очень довольной. — Ладно, пошли. Само оно ничего не сделается, а работы много еще, — вздохнула мама и вернулась в комнату.

Кузьма потянулся за ней.


Учебный год закончился через неделю. И так как в следующем году предстояли выпускные экзамены, в этом году Кристину не мучили. Хотя это как посмотреть. Кузьма не помнил, к примеру, испытывал ли когда-то такие муки. Приятные, спору нет, от которых все тело на пределе и кожа, кажется, даже колебания воздуха от ее шагов начала воспринимать. Не помогало даже то, что Кузьма таки устроился грузчиком. Вроде бы ежедневный подъем в четыре утра и приличная физическая нагрузка, еще и с непривычки, должны были бы притупить вожделение. Только фиг вам! У него от Кристины с каждым днем все больше контроль и выдержку срывало. Тем более что сам себе же запрещал переходить к чему-то большему, чем объятия и мимолетные поцелуи. Не в губы. Он до сих пор ее в губы не целовал. Потому что хватало ума понимать — не сдержится. Его мавка так серьезно взяла его в оборот, что Кузьма как по канату над пропастью ходил. А ведь так хотелось все правильно и красиво для нее сделать! Потому что это его Кристина была. Самая дорогая и важная девочка, которую он привык от всего беречь и защищать. Даже от себя, по ходу.

Помнил свой первый раз, который был первым и для девчонки — ничего там красивого и прикольного, по большому счету, не было. Растерянность, какая-то неловкость и неуверенность в том, чего она от него хочет, как самому все путем сделать. Сейчас, конечно, опыта хватало. Никогда монахом не был. Да и чего девки от секса ждут и хотят — уже хорошо понимал. Но это же не просто какая-то девка, это его Кристина.

А она сама еще больше ему душу трепала тем, что все время обнимала так, словно никого и ничего дороже него не имела, от его рук никогда не уходила. И сама целовала все время его щеки, его виски, вечно ее пальцы в его волосах. Даже сейчас их прикосновение ощущал, кажется, хоть малышка и спала в комнате.

Мавка. Околдовала. Свела с ума.

Кузьма выдохнул сигаретный дым в открытую форточку на кухне. Еще все спали. Это он поднялся, потому что на работу. Сейчас позавтракает, кофе выпьет, и пойдет разгружать новые ящики с молоком, картошкой, молодой капустой, которую сегодня обещали завезти. Блин, тяжело все-таки. Первые два дня спину ломило. Все мышцы болели. Приходил и отсыпался после работы. А Кристина заявила, что это ей надо спать на полу, а ему после такой нагрузки — на диване лучше.

Вообще, по фигу, конечно. Что там, что там — мышцы ломило все равно. Но днем Кузьма отсыпался на диване. И малышку пару раз просто к себе затягивал и прижимал. Чтобы рядом полежала, без пошлостей всяких. Запахом волос ее дышал, теплом кожи наслаждался. Все же мышечная боль помогала себя в руках держать. И ее заодно.

А потом они вдвоем ездили на новые квартиры, что-то делая то в одной, то в другой. Вечером родители подтягивались, включаясь в ремонты. В принципе, все неплохо было. Только газ еще не подключили, но матери где-то достали две переносных электропечи, так что даже еду разогревали, или Кристина на месте что-то готовила, пока остальные красили и штукатурили.

— Доброе утро, — тихий шепот Кристины заставил повернуться.

— Доброе, мавка, только тебе бы спать еще и спать. Считай, последние каникулы в жизни, — хмыкнул Кузьма, затушив сигарету.

Завела себе моду Кристя — поднималась почти так же рано, как и он, чтобы провести Кузьму на работу. А у него все внутри в узел сжималось каждый раз, как видел ее такой: взъерошенной, сонной, в этой майке и шортах, глаза еще с поволокой, мечтательные такие. И смотрят на него с таким чувством, что пощупать, кажется, можно. И каждый раз ему схватить ее хотелось, прижать к себе крепко. Ну за что его так любить можно, казалось бы? С таким восхищением смотреть — за что? Обычный же. Парень как парень. Но от этого ее взгляда голову вело, реально героем быть в ее глазах хотелось. Дать ей столько, что и сам словами описать не смог бы. У Кузьмы с вербальным выражением эмоций вообще беда была, как и с письменным, конечно. Не умел он говорить красиво. Прям задумался, а не наверстать ли упущенное в школе? Не стащить ли пару книг Кристины по литературе, почитать всего этого, на что во времена своей учебы — терпения и желания не хватало? Да все некогда было с новой работой и ремонтом.

— Отосплюсь потом, зато с тобой посижу, — махнула рукой малышка. И тут же зевнула, испортив всю браваду. Чем заставила Кузьму улыбнуться. — Ты еще не варил кофе?

Он покачал головой. По правде сказать, ему от ее присутствия — только лучше. Хорошее настроение на весь день, хоть Кузьма и пытался каждый раз отправить ее назад спать.

— Сейчас сварю, — Кристина подошла к плите, достала турку, потянулась за кофе.

Оказавшись при этом совсем рядом. Кузьма не удержался, обхватил ее за талию обеими руками, уткнулся лицом в живот, оголившийся из-за задравшейся майки, прижался губам к впадинке пупка. Бли-ин! В глазах за секунду потемнело. В голове горячая пустота. И малышка над ним задохнулась. Согнулась, вцепившись пальцами в его короткие волосы, прижалась к его макушке губами.

— Господи, мавка! Ты что творишь со мной?! — хрипло зашептал Кузьма, не в силах прекратить, оторваться от ее живота. Целовал кожу, крепко сжимая, гладя спину ладонями под майкой. — Здравый смысл в топку…

— Ку-у-узьма… — только и смогла хрипло выдохнуть она, кажется, потеряв голос.

Хорошо, конечно, потому что простони Кристина это громче — точно всех бы разбудила. Но у него и от этого шепота кровь забурила, вспарывая вены бешеным желанием, которого он не помнил никогда. Не знал такого, кажется.

Сам не понял, когда дернул малышку на себя, усадив на свои колени. Запрокинул голову, принявшись целовать шею Кристины, голые плечи. А руки против воли вроде бы, так и потерялись под ее майкой: обводит пальцами выпирающие контуры ее лопаток, скользит над позвонками, придавливая. Губы прижимают пульсирующую точку на шее, повторяют тонкий контур подбородка. Сжимает тело, от ощущения которого в ушах звенит. И понимает, что, может, перегибает палку, а давит на ее бедра, прижимая крепче к своему паху. Блин, хочет ее так, что никаких сил уже нету.

А Кристина не вырывается, прижимается к нему с такой же силой. Гладит его голые плечи, легко царапает грудь ногтями. Обхватила уже его щеки ладошками и все ему позволяет, что Кузьме только ни вздумается. Сама его щеки, лоб целует, брови обводит дрожащими пальцами.

На кухне тишина, и только их прерывистое дыхание оглушает. Оба на грани.

И тут малышка надавила, словно требуя, чтобы Кузьма на нее прямо глянул. Так и держит за щеки. И взгляд этот с поволокой, но уже не сонной, а возбужденной, потому что его хочет, веки едва удерживает, он это хорошо понимает. Кузьма поддался, не совсем поняв, чего Кристя хочет. Глянул глаза в глаза. А она медленно-медленно сместила ладошку и провела по его губам пальцами, очерчивая контур. Придвинулась ближе, поерзав на его бедрах. Японский бог! У него никаких сил не осталось. Выдержки — ноль.

А малышка все ниже наклонялась к его лицу, продолжая всматриваться своим одурманенным взглядом в глаза Кузьмы.

— Тсс, мавка, — попытался остановить он ее, а его ладони все еще под ее майкой.

И, ладно, он был достаточно при мозгах, чтобы понимать, что уже тыльной стороной рук ее грудь гладит. А хочется повернуть руки и сжать открытой ладонью эту манящую полноту, перекатить соски между пальцами, которые и так ощущал через ее футболку — слишком близко, слишком крепко они прижимались.