Сил не хватало. Плюнув на все, Кристина сползла по стене и села на пол, откинулась затылком назад, прижав телефон к плечу ухом.

— Мам, вы сейчас выпейте успокаивающего, обе. И от давления. И поспите, я вас очень прошу. Если еще и вы сляжете — мне легче не станет. Да и ему тоже, — с мягкой улыбкой, которая ощущалась в голосе, искренне заботясь о них, тихо попросила Кристина.

— Кристина, дочка, а к вам — можно? — голос тети Маши все еще дрожал и был полон слез.

Кристина вздохнула и посмотрела в сторону, где в шаге от нее стоял Макаренко, делая вид, что совершенно не слышит ничего. Но и одну ее никуда не отпускал. Да Кристина и не настаивала.

— Лучше не надо, мам. Сидите дома. Вместе. Не ходите никуда пока. И на вопросы никакие и никому не отвечайте. Вообще, двери не открывайте никому, — добавила она, когда ей в голову пришла пугающая мысль. — Минуту, — попросила она матерей.

Прикрыла телефон рукой и посмотрела на охранника.

— Его мать. Ее могут как-то использовать или угрожать? — начала она немного неуверенно, не совсем зная, что Кузьма говорил или не говорил своим людям по этому поводу.

Но Макаренко тут же включился, «испортив» всю свою маскировку по поводу «глухоты».

— Вадим сразу людей и туда отправил. Как только в себя пришел. Дежурят под домом, — кивнул мужчина.

Кристина кивнула с благодарностью.

— Мам, — снова в трубку. — Отдохните, хорошо? — еще раз попросила она. — А как только что-то решим, я наберу. Кузьма проснется — позвонит. Поговорите завтра. Я прослежу…

— Спасибо, Кристя. Спасибо, дочка! — тетя Маша немного расслабилась, кажется.

По крайней мере, ощущалось, что она ей поверила и как-то успокоилась.

— Отдыхайте, — прикрыв глаза, попросила Кристина, снова уперев затылок в стену. — Обе.

Попрощалась. Отключила связь.

Макаренко подошел ближе на шаг. Впритык.

— Вам помочь встать, Кристина Александровна? — тихо поинтересовался он.

Кажется, присел рядом с ней на корточки.

— Где я вас видела? — вместо ответа, спросила она, приоткрыв глаза и склонив голову на бок, глянула в его сторону.

Охранник улыбнулся как-то удивленно.

— В холле дома. На прошлых выходных. Я предлагал вас к квартире провести.

Кристина снова закрыла глаза. Точно. В бронежилете. Но как-то странно, если подумать…

— Вы же не охранником в жилом комплексе работаете? — недоверчиво спросила она, даже нахмурившись. — Не так держитесь. И Кузьма… — прикусила губу, расстроившись.

Совсем расклеилась. Ляп за ляпом делает.

— У нас там есть еще один офис. Важный. Занимает первый и второй этажи. Охраняем все, что надо охранять и что приказывают, — усмехнулся Макаренко, сделав вид, что не заметил ошибки. — За вами, бывало, присматривали тихо. За матерями. Считалось, что все вы — семья. Сестра.

Макаренко смотрел ровно. Хоть и стало понятно, что сейчас он иначе себе ракурс ее отношений с Кузьмой представляет. Но всем видом давал понять, что его это не интересует, и он будет четко выполнять приказ босса.

Кристина сейчас же была не в том состоянии, чтобы понять: честен ли он до конца? Но и Кузьма, и Вадим вроде бы ему доверяли. Так что решила все другие вопросы отложить пока.

— Как вас зовут? — поинтересовалась только.

— Богдан. Но можно и Макаренко. Это нормально. Как вам удобно будет. «Эй, ты» тоже подойдет, — добавил он с усмешкой.

Кристина даже недоверчиво присмотрелась. Точно, походило на то, что охранник пытался ее развеселить и «шутил». Наверное, она совсем плохо выглядит уже. Хотя что удивительного?

Вздохнула.

— Который час, Богдан? — накатила вдруг такая усталость, что не нашлось сил повернуть телефон и глянуть на дисплей.

— Без двадцати минут одиннадцать, — тут же ответил охранник.

Кристина попыталась прикинуть время.

— Сейчас я еще раз проверю все, и будем перебираться в соседний блок, — решила она. — Карецкий должен был…

— Хирург? Главврач? — уточнил Макаренко.

Кристина кивнула. Пыталась представить, как встанет сейчас, но тело пока не слушалось. А тут же идти три шага. Не хотела просто Кузьме мешать отдыхать разговорами по телефону. Да и он за мать мог начать волноваться, если бы услышал, как она нервничает. Ему сейчас это состояние не улучшило бы.

— Да, уже обсуждали пути перемещения, — ответил Богдан. И протянул ей руку, поняв проблему, видимо. — Давайте, Кристина Александровна. Помогу добраться до палаты.

В этот раз Кристина не отказалась. Через двадцать минут перешли в палату. Обособленную, оснащенную всем необходимым. В самом краю коридора. Отдельное крыло. Охрана одобрила. Да и Вадима устроили в соседней.

Кузьма даже не проснулся, пока его перевозили. А Кристина едва дошла, поняла, что все — все силы закончились. Наступил и ее предел.

— Иди спи, — заметил это состояние и Карецкий.

Тоже, кстати, выглядевший «выжатым» до дна.

— Я тут, — покачала головой Кристина, махнув рукой на софу, имеющуюся в палате для родственников, если те изъявят желание находиться в больнице с пациентами.

Благодаря постоянной «спонсорской» помощи у них было все здорово сделано. И такие палаты имелись в достаточном количестве. И оснащения хватало. Вот, теперь ему самому пригодилось…

Кристина поняла, что слезы сами по щекам побежали. Но это уже от бессилия и изнеможения полного.

Рус не прокомментировал. И насчет отдыха уже не возражал. Да и Макаренко, точно, помнил распоряжение Кузьмы ее «рядом» держать. Так что никто особо не спорил. Охранники помогли подвинуть софу ближе к кровати самого Кузьмы. Она с Русланом подключила все мониторы и аппараты, которые и сюда перевезли. Лишний медперсонал не звали. Минут через пять (проверив напоследок повязки и дренаж) Кристина отправила самого Карецкого спать. Русу тоже порядком досталось.

Ввела еще обезболивающее Кузьме, который слабо отреагировал на эти перемещения, хоть и пытался проснуться. Вновь ее руку искать начал.

— Кристина, маленькая моя…

— Спи, — прошептала ему, дрожащими от усталости и всех эмоций руками пригладила волосы.

Подумала, что надо бы протереть ему лицо. На подбородке так и остались следы уже запекшейся крови, где Кристина держала. Но поняла, что сейчас не справится. Буквально упала на софу, натянула плед, который достала из шкафа вместе с подушкой, и отрубилась.


Только отдохнуть не удалось.

Кристине снился сон. Старый, знакомый до мелочей. До последней тени. Изматывающий и ужасающий своей реалистичностью даже несмотря на то, что она уже знала — спит.

Она сидела на полу кухни в квартире, которую они когда-то давно снимали. Вокруг валялись марлевые тампоны, бинт, стояли бутылочки с перекисью и спиртом. В тарелке лежала иголка. Несколько. Мотки кетгута, который она когда-то использовала, чтобы тренироваться вязать узлы на факультетской хирургии; обычные нитки, толстые и грубые. Все в крови. Все. Везде багровые пятна. Ее руки мокрые от крови. Так много, что даже непонятно — откуда?

А прямо перед Кристиной, на этом же полу, лежит Кузьма. Мертвый.

Она не хирург. И не смогла ничего сделать. Не умела. Зашила кожу, мышцы. Криво, некрасиво. Неважно. Только, видимо, пропустила внутреннее повреждение, которого так боялась. Не заметила. Не знала, как проверить, растерялась. Не в ее силах, не станешь же вскрывать брюшную полость в таких условиях?!

Только все от страха за любимого из головы вылетело.

Не сумела убедить его в больницу пойти, не настояла. И он умер.

А Кристина смотрела на свои руки, покрытые его кровью, и понимала, что даже не плачет — воет диким воем. Как животное какое-то…

Стоит на коленях на полу у его тела, раскачивается, глядя на кровь Кузьмы повсюду, и воет от невыносимой, дикой боли, которая разрывает всю ее сущность.

— Мавка! Да проснись же! Кристина! Маленькая моя!

Хриплый, надсадный голос Кузьмы пробился в сознание, рассеивая старый кошмар. А еще больше — писк аппаратов, отслеживающих его состояние. И давление, и пульс, и сердечный ритм зашкаливали.

Подскочила на софе, потерянно моргая. Ничего вокруг не понимает: пытается осмотреться, прижала лицо руками, растерла. Кожа влажная, мокрая. В ужасе уставилась на руки, ожидая увидеть кровь… Еще не проснулась толком.

Нет, нормально все. Слезы. Только сейчас понимает, что плачет. Во сне, в реальности. Выдохнула.

— Мавка… — Кузьма пытался подняться в кровати. Хоть повернуться.

Видимо, она своим воем его разбудила и заставила поволноваться.

— Не двигайся! — подскочила к нему, хрипло шепча.

Прижала аккуратно за целое плечо, проверяя — не сдвинул ли он чего? Не нарушил ли?

Уже умудрился разобраться в механизме работы кровати, изголовье поднял. Кристина нажала на кнопку, опустив его в более приемлемое с ее точки зрения положение.

— Кристина, что с тобой?! — он ухватил ее ладонь своей рукой. Снова дернулся в ее сторону, напряженно всматриваясь.

— Да не двигайся же! — рявкнула она, с ужасом глядя на то, как он в кровати ерзает. — Сейчас все сдвинешь! — напряженно глянула на монитор. — Уймись, Кузьма. Тебе такое давление сейчас только во вред!

— Да нормально я себя чувствую! — огрызнулся он, не отпуская ее руку. — С тобой что?!

— Нормально?! — Кристина вдруг ярость испытала. — Нормально?! — стукнуть его захотелось, но она постаралась держать себя в руках. — Вот не введу тебе через два часа обезболивающего — увидишь свое «нормально», почувствуешь! Идиот упрямый! — со всей этой злостью крикнула в лицо Кузьме.

Страх, боль, эмоции от сна, которые еще не улеглись; старые страхи и обиды; недавний ужас, когда на все готова была, лишь бы не отпустить его — все это дикой какофонией смешалось в душе, в голове, не оставляя шанса успокоиться. Вернулась крупная, неконтролируемая дрожь, словно снова в лифте с ним поднималась.

— Что с тобой, малыш? — вместо ответа хрипло повторил он свой вопрос, напряженно всматриваясь в лицо Кристины.

Сжал ее пальцы на пределе своих сил, похоже.

— Ничего, — огрызнулась она, удостоверившись, что все повязки в норме вроде бы. Да и количество крови, отходящей через дренаж, не увеличилось. — Плохой сон.

— Какой?

Прицепился как клещ!

Кристина раздраженно глянула в его внимательные и сосредоточенные глаза. Где он силы берет, елки-палки? Ей бы такой запас или резерв не помешал бы. Ярость и злость бурлила внутри, а руки дрожали от слабости.

— Тебе — какая разница? — снова буркнула.

— Кристина, что тебе снилось? — упрямо повторил Кузьма, не отпуская ее руку.

Она посмотрела на него сверху вниз. Молча, ничего не говоря.

Никогда и никому этот сон не рассказывала. Ни ему, ни матери, ни Руслану потом, которые будили ее при очередном кошмаре. Отворачивалась и забивалась в угол, отказываясь объяснять причину рева и этого воя. С Романом уже полегче было. Хоть кошмары мучили, но появлялись уже реже. И только сном. Без воя.

Сложнее всего было в первые месяцы. Когда сама просыпалась или мать прибегала. Не спала два или три месяца толком. Кошмара боялась, от боли умирала, что он ушел, не захотев слушать ее. Бросил. Предал почти…

— Ты сказал, что закончил все опасное, — вместо ответа на вопрос о своем сне, со всей бушующей злостью, завела другой разговор Кристина.

Возможно, не стоило. Не лучшее время: в ней бурлит слишком многое, и он не в том состоянии, чтобы что-то требовать или обвинять. Но она не могла дать по тормозам. Обилие предельных эмоций и ужаса за последние несколько часов разрушили весь контроль.

— Говорил, что только политикой занимаешься. Что прошлое — закрыл! — с каждым словом голос становился все громче. И злее. В нем прорезались истеричные ноты. — Какого черта в тебя тогда стреляли, Кузьма?! Почему в тебя из четырех сотен других депутатов?!

Настал его черед уходить от вопросов, очевидно.

Кузьма сжал зубы так, что на лице бугры спазмированных мышц проступили. Кости словно обострились, проступая сквозь ткани. А из-за уже запекшихся пятен крови лицо вообще стало похоже на какую-то гротескную маску смерти.

Ее затрясло от этого еще больше. Кристина выдернула свою руку и пошла в ванную, примыкающую к палате.

— Молчишь?! — намочила полотенце под струей горячей воды. Отжала, сгоняя всю свою злость на несчастном куске махровой ткани. Но легче не становилось. — Почему ты меня все время обманываешь, Кузьма?! Почему вечно лжешь? Один решаешь за нас обоих?!

Понимала, что накручивает себя, а не получалось остановиться. Начала вытирать его лицо. Нежно и мягко, несмотря на всю злость.

Он молча смотрел на нее таким темным взглядом, что глаза черными казались. И тени вокруг них, как впадины. Надо будет еще растворы прокапать…