Ольга Горовая - Тетрада Величко

— Боже, Кристя! Куда нам столько?! — всплеснула руками мать, оценив масштабы ее размаха. — Даже заморозить — в морозилке места не хватит, судя по количеству фарша.

Кристина оторвалась от процесса и обвела взглядом стол, будто впервые оценивая заготовки. Действительно, немало.

— Ничего, — пожала плечами, вернувшись к своему занятию. — Тете Маше отнесем все, что в избытке. Она себе точно не налепит, — успокоила маму, напомнив о старой подруге.

Они с тетей Машей были знакомы давно. Да и мать с ней дружила. Когда-то жили в общежитии от комбината, в одной двухкомнатной квартире. Кухня у них была общая. Поселили вместе как двух матерей-одиночек, видимо. И потом, когда квартиры получали — в одном доме по очереди досталось. Радовались тогда, сдружились уже, привыкли. Вместе — легче. Сейчас тетя Маша жила в соседнем подъезде, и они с матерью Кристины то и дело бегали друг к другу в гости, болтали, обсуждали что угодно: от пенсий до детей соседок. Многие тогда получили здесь квартиры, а потом — разъехались кто куда, сейчас меньше десяти семей, наверное, из «первого состава» в доме остались. В том числе и они.

— Ты уверена, Кристин? Вечер уже… — мать смотрела с сомнением и как-то невесело. Слишком грустно и с пониманием.

Кристина сделала вид, что не замечает этого. И улыбнулась еще беззаботней.

— Да ты отдыхай, мам. Просто рядом со мной посиди, — прямо-таки протанцевала по кухне, поцеловав мать в щеку. — Расскажи, что видела на улице. А я пока и долеплю, и к тете Маше потом сбегаю. О, можешь ее предупредить, позвони, чтоб не ложилась еще минут сорок, — предложила она, раскладывая готовые пельмени красивыми спиралями в большую плоскую тарелку. Пересыпала мукой.

— Думаю, она теперь долго сегодня не ляжет… — тихо заметила мама.

Будто бы мимоходом и не в тему.

И Кристина сделала вид, что не услышала этого. А мать больше не говорила ничего. Взялась ей все же помогать лепить. Так что они быстро справились. Отложили те, которые заморозят, мама принялась готовить им ужин, а Кристина, накинув пальто, отнесла «лишнее» тете Маше, которую они уже предупредили. Вернулась быстро, поели с мамой.

— Что же ты так слабо? Хотела же пельменей, — удивленно поинтересовалась мать, наблюдая за тем, как Кристина гоняет пару штук по тарелке, уныло тыкая вилкой. — Невкусно?

— Вкусно, — натянула на лицо бодрую улыбку. — Не отдохнула еще после дежурства, наверное. Выбегалась.

Мать грустно вздохнула, но ничего не стала уточнять. Как и комментировать то, что полчаса назад силы гейзером били, «гарцевала» по кухне, лепя эти самые пельмени.

После ужина немного посмотрели телевизор. Но тоже как-то вяло, без интереса. Да и мать за день сильно устала, отправилась спать еще до девяти.

Ну и Кристина легла, чтобы ей не мешать. Вроде бы и выспалась за день, а все равно — все тело «разбито». Крутится с боку на бок, ни уснуть не может, ни встать — не в состоянии. Права мама, не жалеет себя вообще, последние жилы рвет. Ради чего?

Телефон, выставленный на виброзвонок, чтобы матери не помешать, включился около одиннадцати часов ночи. Вскинулась, подсознательно опасаясь подвоха от мужа и неприятностей в отделении. Но на экране светилось другое имя.

— Да? — быстро ответила.

Тихо, сипло с дремы.

— Спала, малыш? — он говорил так же тихо.

Будто в самое ухо. Почти дыхание его на своей коже ощутила, надо только глаза закрыть.

— Типа того, ворочалась, скорее, — хмыкнула, усаживаясь спиной к стене. — За день отоспалась.

— Спасибо за ужин. Обожаю твои пельмени.

— Я знаю, — Кристина улыбнулась, крепко-крепко сжав веки, чтобы глаза не так пекло от непролитых слез.

Кузьма хмыкнул в ответ на ее самоуверенное заявление.

— Кидала бы ты свое отделение, открыли бы тебе ресторан…

— Не перегибай палку, Кузьма, лесть в меру хороша, — рассмеялась и сама себе рот зажала, чтобы мать не разбудить. — Не такой я и хороший повар. Ты, небось, каждый день поизысканней блюда ешь. А вот если бы медицинский не закончила, тебя бы уже и в живых не было…

— Кусок хлеба из твоих рук — вкуснее любой икры или устриц, красивая моя. Тут и сравнивать нечего. Но да, как врач — ты незаменима. И не только для меня, — хмыкнул Кузьма.

Втянул воздух через нос и резко выдохнул.

Если бы не бросил курить семь лет назад, сейчас точно прикурил бы. Она чувствовала, что ему хочется затянуться. Не смогла бы объяснить — как? Но что-то в голосе Кузьмы, в том, как менялся ритм дыхания, как сглатывал — позволяли Кристине ощутить эту его потребность, от которой не избавился, а просто отрекся благодаря силе воли. Слишком хорошо она его знала. Как и это умение отрекаться. На личном примере.

Оба молчали, слушая, как другой дышит. Она все еще не открывала глаз. Так легче представить, что он совсем рядом — протяни руку и коснешься.

— Что с твоей машиной? — спустя минуты две спросил Кузьма.

— Откуда знаешь? — удивилась Кристина.

— Малыш, я на балконе матери стою и смотрю во двор. Твоей — нет. Только этого недоумка. А у него дежурство, если твой Рус не соврал, — Кузьма ехидно хмыкнул. Видимо, дав понять, что сомневается, в том, будто Руслан — самоубийца и решится на подобное. — С чего бы это вам машинами меняться, если все нормально? Ты своей дорожишь.

— Тебе бы в детективы, — настал ее черед хмыкать. Поднялась и пошла к балконной двери. — Всегда же мозги светлые были…

Дом под углом стоял, в виде буквы «Г». Если он сейчас на балконе матери…

Тут рассмеялся уже Кузьма. Наверное, из-за ее слов.

— Упаси Боже, Кристя, это не моя стезя! И потом, светлая половина — это у нас ты. Я — по темной части. Сосредоточие порока, помнишь? — И тут же, без перехода, матюкнулся. — ****! Ты какого х**** в одной футболке на балкон вылезла?

— Господи, Кузьма, у тебя и зрение, как у кота, что ли? — рассмеялась она. — Ты как в темноте и на расстоянии увидел-то?

Она вот ничего не видела толком, только темный силуэт на балконе соседнего подъезда, на пятом этаже, против их третьего. Откинулась на раму, поставив ступни одна на одну. Несмотря на ковровую дорожку, было холодно, не зря Кузьма ругался. Зима на улице.

— Да на фиг мне зрение?! Я что, тебя плохо знаю, что ли, малыш?! — снова тихо ругнулся. — Иди назад! — распорядился.

— Ага, сейчас, уже побежала, — саркастично хмыкнула Кристина, обхватив себя рукой.

Кузьма в очередной раз матюкнулся. Только теперь невнятно, сквозь зубы. Видимо, что-то уж совсем ужасное.

— Так что с машиной? — вернулся к прошлой теме.

— Да я откуда знаю? — улыбнулась Кристина, до рези в глазах всматриваясь в темноту. — Я в этом не разбираюсь. Какие-то датчики и контакты, что-то отходило и барахлило. Отогнали на СТО, сказали, дня два проверять и чинить будут.

— Почему мне не позвонила? Пригнала бы моим парням, тебе бы за полдня все сделали, — Кузьма вновь протяжно выдохнул, словно сигаретой затягивался. Но она же видела, что не курит.

— Так у меня муж для таких вопросов есть, — аж горло сдавило от собственного ехидства. Будто кислоты глотнула. И слезы теперь не удержала, по щекам потекли. Холодно, елки-палки! — Мужик в доме, который всегда рядом, поддержит и проблемы решит. Помнишь, Кузьма?

Он выдохнул резко, хрипло. Так, будто она его, на земле лежащего, в живот пнула ногой. Добить позволял. Такое только ей и сходило с рук.

— Уела, малыш, — хрипло и с той же болью, которую она в себе ощущала. — Вскрыла грудину. А говоришь вечно, что не хирург. Потрошитель.

Кристина хмыкнула. Не от веселья. Свою боль поглубже в желудок пыталась протолкнуть. Когда от него это давным-давно услышала, думала — умрет на том же месте, сердце не выдержит такой обиды и муки. А ничего вон, до сих пор бьется. Луженое у нее сердце, что ли…

Снова умолкли оба. Стоят и смотрят на темные силуэты в балконных окнах. Прижали телефоны и слушают дыхание. Обоих же на части рвет от желания плюнуть на все и метнуться из квартир, встретиться где-то на полдороги. И без разницы, что потом. Она точно знает. Лишь бы в эту секунду кожа на коже, губы на губах, и мозг в аут… А они стоят и смотрят. И каждый вдох-выдох другого считает.

— Иди спать, красивая моя. Околела уже. Да и мне ехать пора, — наконец, тяжело выдохнул Кузьма.

— По девкам своим? — Хмыкнула.

Откуда в ней столько желчи и ехидства? Не была такой раньше, жизнь искорежила, все перевернула с ног на голову.

А Кузьма тихо рассмеялся. Словно бы ему в радость ее ревность, от которой никак не избавится.

— Не поверишь, на заседание фракции, — видела, как он покачал головой. — Через десять минут начаться должно. Уже опаздываю. Любят наши ночами заседать и решать курс партии. День им для этого не подходит, — с иронией рассказывал. С весельем.

А она видела, что рукой лицо растирает. Слышала, как кожа трется. Точно как она после дежурства.

— Устал? — голос дрогнул. И уже не до сарказма или ответных ударов. За него сердце-предатель болеть начало.

— С тобой не сравнить, ты вон, себя не жалеешь, людей спасаешь, красавица. А я что? Кэш гребу. Мне не на что против тебя жаловаться, — Кузьма тоже иначе улыбнулся, хмыкнул тепло. — Иди, спи. Знаешь же, не уйду, пока ты стоишь, всю фракцию задержим…

Кристина рассмеялась. И плевать, что сквозь слезы.

— Хорошо. Иди, верши судьбу страны, — согласилась с доброй иронией. — По крайней мере, я буду точно знать, что ты не голодный. Хотя что это я? Ресторанов вокруг полно…

— Малышка… — сипло попытался прервать ее Кузьма, мешая говорить. — Жилы мне рвешь, как теперь идти?

— Как хочешь, — хмыкнула в том же тоне. Уже и на обиду сил не было. Просто больно. И сладко. — Долг зовет же. Как я каждый день плетусь на свою работу с «подрезанными сухожилиями». Из чистого упрямства.

Развернулась и зашла в комнату.

— Спи крепко, — прошептал Кузьма в трубку.

— Издеваешься, да? — забравшись под одеяло, понимая, что все-таки очень замерзла, поинтересовалась она.

— Нет. Просто очень хочу, чтобы отдохнула нормально. Обнял тебя крепко.

Она в ответ только рвано вздохнула.

— Кузьма…

— Спи. — Прервал соединение.

Кристина отложила телефон. Притянула ноги к груди. Уткнулась в подушку лицом, заставляя себя дышать. Один вдох. Второй. Не выдержала. Заревела, закусывая наволочку, чтобы мать не разбудить. Вжалась лицом, сама себя придушивая. А рев все равно наружу рвался, выплескивался из нее.

И даже когда затихла, все внутри болело так, словно пневмонию подхватила. Грудь болела. Горло пекло. Крутилась еще два часа, не в состоянии уснуть. В конце концов, сдалась — встала, выпила снотворное. И через пятнадцать минут отключилась, провалившись в темноту без снов.

Кристина никогда в жизни не напивалась. Бывало, выпивала бокал-два вина, или пару рюмок коньяка гораздо реже. Но и все. На этом ее отношения с алкоголем всегда и заканчивались. И вчера не пила же вроде. А чувствовала себя так, словно бы напилась ночью «в стельку».

— Дочка, Кристина, просыпайся, — мать тормошила ее за плечо, пытаясь разбудить, а у Кристины никак не получалось раскрыть глаза толком. — Доченька, просыпайся! Тебе Рома уже пятый раз звонит.

— Проспала? — вопрос прозвучал хрипло.

Нечего было вчера жалеть себя и выть в подушку.

Несмотря на такое одурманенное состояние, тут же поняла, что послужило причиной появления мамы и ее попыток разбудить дочь.

— Да, доченька. Девятый час уже. Наверное, ты будильник не слышала, а я с утра к Маше ходила, не уследила, прости, — принялась извиняться мать.

— Все нормально, мам. Ты ни при чем точно. Это я сглупила, снотворного выпила вчера, — Кристина села в постели и попыталась прийти в себя. Встряхнуться.

Выходило ужасно. И мама это поняла, кажется.

— Пойду, кофе тебе заварю, Кристина. Вот, Рома снова звонит, — вручив ей мобильный, который действительно вибрировал вызовом, мама грустно вздохнула и вышла из комнаты.

Хорошо, Кристина не видела ее взгляда. Мама точно не одобряла ее действий и, наверняка, жалела дочь. Но так как с «продиранием» глаз все еще наблюдались проблемы, Кристя об этом лишь догадывалась.

— Слушаю, — тем же сиплым голосом ответила она, приняв вызов почти наощупь.

— Киса, ты в норме? Не заболела? — голос Ромы был пропитан беспокойством и волнением. — Не могу до тебя с самого утра дозвониться. И пятиминутка уже закончилась.

— Нормально, Ром, — Кристина принялась растирать лицо. — График сказался, видимо. Вчера меня ломало, не могла уснуть, выпила снотворное, а оно наслоилось на измотанность, наверное. Ничего не слышала: ни будильника, ни твоих звонков…