Ольга Горовая - Тетрада Величко

Кроме того, Старик сможет на этой же волне еще с кем-то провернуть подобное. И, оставив за бортом конкурентов, которые пока жлобятся на лицензию, у них же скупить топливо по заниженной цене. Потому как с прежними клиентами они уже не смогут сотрудничать. Но топливо же куда-то сбывать надо, чтобы хоть какие-то бабки отбить. А если нормально везде решить, то это можно и на постоянной основе оформить.

Старик сразу мысли свои не озвучивал. Внимательно смотрел на Кузьму, словно пытался через лоб в его мозги проникнуть. Курил, не предлагая ему сигарет. И молчал. Минут десять, наверное. Кузьма сидел и ждал. Так же молча. Он нервничал, наверное. Да. Только последние десять дней у него в жизни и мозгах такой напряг был, что сейчас как отрубило. Ледяное спокойствие. Нерв не бьет. Или пан, или пропал. А волноваться — на это уже мозговых клеток нет. Что робот.

— Твой интерес какой? — в итоге спросил Старик, затушив второй окурок в пепельнице.

— Процент со сделки. С каждой по тендеру. И я хочу в дело. Завод… хорошо это. Но не мое, — так же спокойно и ровно добавил Кузьма.

Старик хмыкнул. Улыбнулся так, словно они об армии снова в коридоре спорткомплекса болтали.

— И какой ты процент хочешь, Кузьма?

— Десять, — понимая, что наглеть не стоит.

Не сейчас, тем более, когда имеет шанс получить куда больше, по итогу. И в новую среду продвинуться.

— Хорошо, — Старик прикурил новую сигарету, в этот раз протянув пачку и ему, угощая. — По рукам. Пока на твоем заводе пробьем, поглядим. Дальше решим. Согласен?

— Да, — прикурил и Кузьма.

На следующей неделе он заработал пять тысяч. Баксов. Еще не за тендер. А за то, что в структуре нашел того человека, который лицензию мог бы провернуть быстрее и дешевле, чем старый контакт Старика. Оформили все равно у проверенного. Зато было чем аргументировать снижение тарифа…

Да, конечно, две тысячи он отдал Дмитрию Олеговичу, без подсказки и помощи которого вряд ли смог бы такое провернуть. Да и именно главбух гарантировал то, что в «тендере» Старик и быстро организованная им фирма победит.

И все же… Все же. Сложно было этому что-то противопоставить из прошлых доходов. Долг Греку сразу закрыл. Купил для тети Томы лекарство, которое врачи советовали с первого дня, а они денег наскрести не могли.

О чем еще говорить?

настоящее

Над ухом что-то пищало. Знакомое вроде. Но противное. Мешало спать. А Кристине совсем не хотелось просыпаться. Так хорошо было — словами не выразить! Тепло, спокойно. И еще что-то неуловимое, непонятное со сна, что дарило ощущение полного и безграничного счастья. Приснилось, может, что…

Только спина почему-то болела и шея затекла. Наверное, неудобно как-то подушку свернула. Зато выспалась хорошо. Не могла проснуться. Вот разморило ее, что ли? Голова тяжелая, мутная, не отпускает, а все равно хорошо. Снотворное она разве выпила на ночь?

Да нет, не помнила такого…

Чуть повернулась, все еще не открыв глаза, и поняла, что лежит не совсем на подушке. Почувствовала на щеке, лбу, ресницах чье-то дыхание. Господи… Медленно и плавно открыла глаза, не до конца понимая: спит еще или уже пришла в себя?

Она лежала на подушке… Частично. Ее голова около головы Кузьмы. Ее губы около его подбородка. Рядом жилка на его шее пульсирует. И он дышит. Она слышит его дыхание, на своей коже чувствует.

А под ее шеей — его рука. Та, которая целая. Когда умудрился поднять? Как? Еще и под ее голову просунуть. Не помнила. Слишком тяжелая ночь. Изматывающая. Все силы из нее выпили, выдавили, сейчас с трудом вспоминала разговор и слова, которые вслух произносила… Потому что помнить — больно. Не хотелось вновь оживлять.

Сама Кристина то ли сидит на подлокотнике, то ли висит между софой и его кроватью. Потому и спина затекла. Только и подниматься не хочется. Век бы так лежала! Не вспоминая ни о чем. Не думая. Просто рядом с ним!

Господи! Сколько лет она была лишена этого?! И как давно мучилась, не в состоянии избавиться от потребности снова получить то, что раньше обыденностью считала?

Его пальцы в ее волосы погружены. Медленно перебирают пряди. Молча. В тишине, хоть и поняла уже, что Кузьма не спит. Где ее шапочка, резинка? Куда дел? Как стащил, что она не почувствовала, не проснулась?

Свое, до каждой клетки родное, до последней капли крови! Потому и не встревожилось сознание. Все позволяло ему. Кузьме можно, что ни пожелает только…

В этот момент еще полусонный взгляд Кристины замер на лице Кузьмы. Только сейчас заметила, что губы сжаты в тонкую полоску. Над верхней — испарина выступила, мелкие капли сливаются с бледной кожей, еще более бесцветной из-за темной щетины, пробившейся за ночь. И писк аппарата, который и разбудил…

Взгляд заметался в поисках часов. Проспала. Наверняка пора вводить препарат. Попыталась встать, дернулась…

— Лежи! — тихо велел Кузьма.

Повернулся чуть больше, прижался губами к ее лбу. Пальцы сильнее в волосы погрузились, будто зарываясь в песок.

— Тебе больно, да? — ясно же по его напряжению, по этой испарине, да и по тону голоса. Что она, не слышит, что ли? — Надо обезболивающее уколоть. Отпустит…

Кузьма улыбнулся. Даже рассмеялся… или захрипел просто, пытаясь это сделать. Снова зубы сжал, переводя дыхание.

— Мавка… Просто полежи еще здесь, — прерывисто дыша, не попросил — распорядился Кузьма, продолжая ее волосы себе на пальцы наматывать. — Больно… Кристина, если бы за то, что ты вот так рядом каждую ночь спишь, надо было бы только болью этой платить… По хр**у. Пусть бы меня каждый день резали. Терпел бы. С радостью.

Снова прикоснулся губами к ее лбу, волосы поцеловал.

Она зажмурилась. Сама к его коже ртом прижалась. Горло перехватило. Не смогла бы и слова сказать. Но все равно заставила себя осторожно отстраниться. Подняла руку, превозмогая боль в плечах и спине, накрыла пальцы Кузьмы, не желающие выпускать ее волосы. Погладила, без слов умоляя выпустить.

— Родной, — тихо позвала, видя, как он упрямо сжал зубы. — Мне твоей боли — не вытерпеть. Тем более что я знаю, как уменьшить. Да и смысла терпеть нет…

Пришел черед Кузьмы зажмуриться. И медленно, по миллиметру, палец за пальцем, он все же высвободил свою руку. Позволил ей выпрямиться.

— И то верно. Как бы я ни терпел и не хотел, ничего же не изменится, — хмыкнул опять, посмотрев мимо нее, в окно.

Кристина ничего не ответила. Несколько раз повела плечами, пытаясь хоть как-то скованность и боль прогнать. Растерла лицо. Подошла к столику, на котором препараты и шприцы на ночь оставила. Быстро набрала раствор, ввела через катетер. И не удержалась, погладила его щеку, губы, которые Кузьма закусил, стараясь как-то поддержать, ослабить боль, пока лекарство подействует.

Он на нее так глянул, таким взглядом, что Кристина замерла, потерявшись в темном и глубоком омуте, полном боли и вины.

— Начало седьмого, — прошептала, просто пытаясь вспомнить, как дышать надо. — Скоро Рус придет проверять состояние. Сто процентов…

Кузьма только кивнул, но так… видно было, что ему это все мало интересно. Своей щекой ее пальцы к подушке придавил. Любую возможность использовал, чтобы коснуться, удержать рядом с собой.

Кристина не вырывалась. Еще голову от сна не прояснила толком. Села на софу, отложив в сторону пустой шприц. И попыталась прийти в себя. Хоть как-то вспомнить, на какой чертовой силе воли держалась все эти годы.

Настоящее

Все выходные она провела в больнице. Они пытались отправить ее домой: сначала Руслан настойчиво выпроваживал, потом и Кузьма что-то говорить пытался. Она их послала. Обоих. Не матом, конечно, но культурно объяснила, что сама взрослый человек и будет находиться там, где она хочет. А если им что-то не нравится — ей «пополам».

— Величко, я тебя уволю! — психанул Рус, то ли забыв, то ли плюнув на то, что охрана стоит под дверью.

Он пришел проверять состояние пациента, остался в принципе доволен и швами, и общим самочувствием Кузьмы. А вот осмотрев ее с ног до головы критичным взглядом, попытался «наехать».

— Валяй, Карецкий, увольняй, — пожала она плечами, протирая лицо и шею полотенцем, которое намочила теплой водой. Хотелось свежести, да и взбодриться тоже. — Поставишь Романа заведующим, он счастлив будет. Пить бросит, даже по случаю. Точно тебе говорю. Всем счастье наступит, а?

Руслан не удержался, хмыкнул.

— Это тебе Роман о своих карьерных мечтаниях рассказал?

— Это я тебе говорю, — передернула Кристина плечами. — Думаешь, я не понимаю, чего он хочет, столько прожив рядом? — бросила полотенце на радиатор, вернулась к кровати Кузьмы.

Он, кстати, до этого момента не вмешивался, хоть и было заметно, что имеет свое мнение.

— Ладно, не о том говорим, — Карецкий отмахнулся. — Ты должна поехать домой и нормально выспаться!

— Я выспалась, — Кристина и не думала поддаваться.

Взяла бутылку с водой, налила немного в стакан, предлагая Кузьме.

— Поезжай домой, мавка, — видно, что накопив силы, теперь распорядился он. — Тебе действительно отдохнуть надо.

Это послужило последней каплей. Кристину аж передернуло. Она отставила стакан, да так, что аж со звоном. И рассерженно глянула на обоих.

— Ты, — ткнув пальцем в сторону Кузьмы, решительно заявила она. — Командовать будешь, когда сам с кровати слезть сможешь, ясно?! А тебе и без меня есть на кого орать, — глянула уже на Руса. — Вот иди и на подчиненных ори.

Карецкий ухмыльнулся.

— На подчиненных не попрешь, начинают жалобы в профсоюз строчить, в здравотдел жаловаться, — ехидно заметил он.

— Вот и я пожалуюсь, — согласилась с такой позицией Кристина, все еще не успокоившись.

— Так я ж тебя уволю… — напомнил Руслан.

Но по его голосу было слышно: понял, что не переспорит, и принял это.

— Как раз на несправедливое и предвзятое увольнение и пожалуюсь, — в тон ему поддакнула она. Протянула руку, убирая со лба Кузьмы растрепанные волосы, слипшиеся от испарины, то и дело выступающей на коже.

— Кристина, кончай комедию ломать. Тебе расслабиться надо, — а вот Кузьма еще не смирился и отступать не собирался. Да и включил упертость, отрубив все эмоции. — Что у вас, медсестер и санитарок нет? Зачем ты себя изматываешь?

Но она помнила, как он за нее ночью цеплялся, и пропускала мимо ушей.

— А ты хочешь, чтоб тут медсестра суетилась? Блондинку прислать? Или сам в палате будешь валяться? Что я, не знаю, что ли, что ты, и подыхая, кнопку не нажмешь, чтобы помощи у кого-то попросить? — не хотела говорить ехидно, оно само так вышло.

Она свысока наблюдала за тем, как он, похоже, еще вовсе не вернув свой железный контроль, все так же тянулся за ее рукой. Распоряжается тут, глупости всякие говорит, и сам же ее пальцы ухватил. Своей ладонью держит.

«Какая разница, чего я хочу?» — это не было сказано, а повисло в воздухе, в его взгляде, в жестах. В самом молчании.

Да таком «громком», что и Рус за ее спиной, похоже, услышал. Начал неловко переступать с ноги на ногу, горло прочистил:

— Давай, Кристина…

— Значит так, — прервала она и Руслана, и Кузьму, который тоже не отступал. — Я сама буду теперь решать, что и как для меня лучше, уясните это оба и сразу. — Посмотрела на одного и на второго с обвинением и упреком. — Вы — уже нарешали так, что все просто офигенно счастливы. Который год, — голос был полон желчи. Но ее и правда уже утомили их повеления.

Карецкий упрек принял. Губы сжал, зубы стиснул, видела по выступившим на щеках буграм, но промолчал.

— Чем меньше ты здесь торчать будешь, тем для тебя же безопасней, ех***й бабай! — Кузьма же соглашаться не торопился. — Никто не гарантирует, что меня тут добить не попытаются…

Нахмурился, тоже зубы сцепил. Суровый весь. И плевать, что повязками опутан, умел характер показать. Вот, а вчера кричал, чтобы на шаг не отходила. Не любила, когда он включал свою рациональность, заталкивая в темный угол потребность и чувства. Ненавидела просто.

Но и так его слова и крики ее не испугали. Кузьма все еще сжимал руку Кристины. Пусть орет на здоровье.

— А вся эта толпа охраны тогда на что? Для антуража? — поинтересовалась она беззаботным тоном. Наигранным. Потому что боялась за него. Каждую минуту этих проклятых лет. И сейчас тоже. Только показывать нельзя. Будет ее выгонять сильнее. — Чему быть, того не миновать, хоть на Северный полюс меня отправь, — передернула плечами Кристина. — Так там белый медведь порвет. Или пингвин какой, бешеный…

Карецкий сзади ухнул от смеха. Видимо, пингвина того самого представил.