— Потом с остальным разбираться будем, сейчас главное, чтобы у него кровотечения не было! — продолжала распоряжаться Кристина.

— Я не рентген-аппарат и не ультразвук, — огрызнулся Карецкий в ответ, но вернулся к осмотру. — Зашила хорошо. Молодец. Не к чему придраться. Симптомов раздражения брюшины вроде нет. Хотя пока сложно сказать, учитывая, что есть болевой синдром из-за самой раны. Надо наблюдать. Тошноты, рвоты тоже нет вроде. Бледность не сильная, ты и без меня видишь. Пульс… — Карецкий ухватил его за руку.

— Был нормальный, когда я уезжала, — вклинилась Кристина.

— И сейчас адекватный, нормального наполнения.

Кузьма молчал, не понимая половины из того, что Руслан говорил. Наблюдал за Кристиной. А она все еще сжимала руками голову, слабо раскачиваясь. И он четко видел, что она на таком взводе, что чего угодно ждать от малышки можно.

— Иди отдыхай, — прохрипел он, с удивлением поняв, что не тянет голос.

Получил в ответ сердитый взгляд ее зеленых глаз и раздраженную гримасу.

— Помолчал бы, — буркнул Карецкий, возвращая повязку на место. — Не тебе командовать сейчас…

— Оба помолчали бы! — рявкнула Кристина, обхватила себя за плечи, словно бы ее морозило. А потом посмотрела на них совсем расфокусированным взглядом. — Я не могу больше, — всхлипнула она. — Отрубаюсь. Рус, последи за ним, пожалуйста. Я хоть час посплю, — попросила Кристина.

Карецкий кивнул, хоть и не казалось, что он рад предстоящему часу. Кристина же на какое-то мгновение замерла, глядя прямо в глаза Кузьме. И столько боли, страха и любви было в ее глазах, столько эмоций — что у него самого горло сжало.

— Иди, маленькая, спи, — прошептал он.

Кристина вздохнула. Снова закусила губу. Но уже ничего не добавляла и не говорила. Молча повернулась и пошла в их спальню. А Кузьма с Карецким остались один на один.


Поначалу оба молчали. Руслан еще пару раз проверял какие-то симптомы, или просто издевался над ним, пользуясь тем, что Кузьма ни черта не понимал в его действиях. Но он ни слова не говорил. До чертиков хотелось пойти к мавке и лечь рядом. Обнять крепко, притиснув к себе, как каждую ночь засыпали. Поставить коробочку с кольцом перед ее лицом, чтобы увидела, едва проснется. Может, тогда перестанет злиться. Только он и шага сейчас сам не сделал бы. Да и Вадика дождаться надо с новостями. И просто решить, что и как дальше делать…

— Какого черта ты такое с ней творишь? — неожиданно для него, заговорил Карецкий.

Раздраженно и зло. Даже с яростью. Но тихо. Видно, чтобы Кристину не разбудить.

Кузьма молча повернулся и глянул прямо на Карецкого. Они не были друзьями. И близко. Он терпел его ради Кристины. Отношение же самого Руслана к нему — Кузьму даже отдаленно не интересовало. Но вот этот вот наезд в голосе мужчины его абсолютно не устраивал.

— Зачем ты ее так подставляешь, а? Она тебе что, вообще побоку? Тебе плевать на Кристину, что творишь такое? — резко выдернув из кармана пачку сигарет, Карецкий прикурил.

А поглядывает неуверенно. Исподлобья. Но с бешенством, которое плохо умеет скрывать. Как тот же Клоун. В покер бы не сумел играть. Да и рядом со Стариком не протянул бы и недели.

— Тебя наши отношения и семья — меньше всего касаются, — хрипло рыкнул Кузьма в ответ. Слишком вымотала его боль, чтобы самому сдерживаться.

— Охр***ть! — Карецкий только что не сплюнул от злости, подскочил к нему. — Ты видел, в каком она состоянии? Мне пополам, что с тобой случилось и как! Ты ее зачем до такого доводишь, м***к? Под удар для чего подставляешь?! Ты ее хоть немного любишь, или наплевать на Кристину?

Откровенно говоря, Кузьма даже отдаленно не представлял, где нашел силы? На какой долбанной воле поднялся и стал вровень с Карецким. Лицом к лицу. Так, чтобы глаза в глаза смотреть. Чем явно удивил его.

— Я за Кристину тебя сейчас порву. Твое гре***ное горло перегрызу просто зубами, ясно, умник? — тихо проговорил Кузьма.

Но и он знал, и Карецкий понял, что шутками здесь не пахнет. Подохнет, возможно. А сделает все, чтоб защитить ее.

— Вали отсюда, если что-то не нравится. А мою семью не трогай. Я не посмотрю, что она тебя другом считает. Не лезь в наши отношения. Нечего меня учить, как я должен любить свою женщину! — видя, что Карецкий хоть и сдал назад, а все равно, стоит на своей позиции, так же тихо, но веско добавил Кузьма. — Думаешь, я не в курсе, с какой радости ты около нее пятый год кружишь? Типа друг и товарищ… Как же, — скривился.

Еха**й бабай! Даже бок сейчас не так пекло, когда на этом дебиле сосредоточился. И мысли о Клоуне с его подставой на задний план отошли.

— Ты ее любишь? — прошипел Руслан в ответ. — А какого хр**а тогда так подставил? Почему не дал ей «скорую» вызвать? Зачем на нее такое свалил?

— Потому что нельзя никакой «скорой». Чтоб никто знал — нельзя. Разве вы ментам не должны о таком сообщать? Сам не знаешь? Или не подумал, петушась перед ней? — рыкнул Кузьма в ответ, начиная заводиться.

Его аж мутило от боли и злости на этого мужика, на его наезды и явные «забросы» в сторону его, Кузьмы, мавки. Но он показывать эту слабость не собирался. Обойдется.

— А ты подумал, дебил?! — заорал Карецкий.

Ругнулся. Затянулся сигаретой до фильтра.

— Ты подумал, — уже тише добавил он. — Что с ней было бы, если бы у тебя кровотечение внутреннее открылось? У нее ни знаний, ни опыта нет, чтобы помочь тогда. Она пятый курс заканчивает, а не сельским врачом всю жизнь проработала, чтобы все уметь, твою м***! Что с ней было бы, если бы ты подох тут, подумал? Если бы ее здесь с твоим телом нашли? Кто виноват в этом по закону был бы, знаешь? ОНА! — Карецкий опять рявкнул. Зло вдавил сигарету в пепельницу. — Потому что превысила свою квалификацию! Потому что не имела права, не обратилась за помощью… И посадили бы ее, сто процентов.

— Ее бы с этим не оставили. Если бы я умер…

Кузьма зажмурился от боли — вся брюшная стенка, казалось, горела. Но стиснул зубы. Карецкий сказал, что ему пока обезболивающее нельзя, иначе они могут пропустить осложнение. Он просить не собирался.

— Моего бы тела менты не нашли. Вадик проследил бы за всем, — сквозь зубы процедил он.

Не то чтобы с радостью говорил об этом. Но продумал все варианты, пока Вадим его вез домой.

Руслан пялился на него пару мгновений, а потом так же тихо выматерился.

— Хрен редьки не слаще! А что с ней самой было бы, подохни ты на ее руках, подумал, обрубок идиота?! Да она бы в жизни не смогла больше медициной заниматься! Не говоря уже обо всем остальном! Ее морально размозжило бы просто! Она и сейчас — будто катком раздавлена! Боится до жути, что не все для тебя сделала! Не видишь, что Кристина сама не своя?! Неужели ты не видишь ее состояния, раз так сильно любишь?! — с откровенной злобой глянул Карецкий на него.

Кузьма видел. Все видел. И когда Кристина в ступор впала — видел. И понимал, что давит на нее. Возможно, слишком сильно, понимая, что имеет для этого все рычаги. Но и у него выбора сейчас не было. Вообще. Никак не мог он засветиться нигде. Не тогда, когда еще не разобрался, что к чему.

Потому, наверное, сейчас он лишь крепче сжал зубы и с трудом дотянулся до своих сигарет, лежащих на ручке дивана. Прикурил, затянувшись так же глубоко, как этот гребанный Карецкий, который пока помалкивал. Видимо, выплеснул все, что хотел. Выдохнул. Но и табак не перебил противный привкус, который во рту ощущал от всей этой паршивой ситуации.

— Я понятия не имею, кто ты и чем занимаешься, — опять заговорил Карецкий. — Хватает ума догадаться, что не особо законным. Только ты глаза открой! Ты же ее подставляешь по всем фронтам! За собой тянешь туда, где Кристине вообще быть не надо.

Кузьма медленно опустился на диван, понимая, что ноги подводят. Позорно падать казалось тупым. Но е-мое, как же это было больно!

Но еще паршивей становилось потому, что Кузьма был достаточно честен даже с собой, чтобы признать — этот долбанный Карецкий не столь уж во многом ошибался. А он заигрался. И теперь не уйти. Не отпустят его. Теперь Кузьме и свои долги возвращать, и Клоуна…


Он сам немало думал о чем-то подобном в последнее время. Сначала по наитию какому-то, чисто интуитивно не трепался о мавке ни перед кем. Потом уже потому, что хватало понимания, чем это может обернуться и для Кристины, и для него самого. Как через нее могут попытаться им манипулировать. Только Вадик знал. Но… этот парень был слишком повязан на самого Кузьму, да и тоже имел точки давления, которые можно было грамотно использовать при желании. Кроме того, пожалуй, являлся единственным человеком рядом с ним, кроме Кристины, кому Кузьма в принципе доверял. Заслужил это Вадим. Не раз доказал, что готов на все ради того, кто ему помог тогда, когда никто не обязывал. Чего сегодня только стоит поддержка, когда примчался по одному звонку, наплевав на все планы. Хотя за час до этого Кузьма отпустил его на семейную встречу, обещая, что не будет дергать на выходных. Не планировал ничего серьезного. С малышкой своей собирался все дни провести. Планы на будущее продумать до последней мелочи, все, что она ни захочет для свадьбы или их новой квартиры — учесть…

А сложилось все как-то по дебильному.

Каждый раз, когда хоть малейшая угроза была, что узнают про Кристину, что пронюхают — прятал. Как от сердца отрывал. С такой дикой болью и ломкой, словно это не оборотом речи было, а фактом. Будто и правда разрывал общие мышцы и связки, одну на двоих кожу, сосуды, по которым кровь общая текла. Слишком давно они вместе были. Не на словах, в реальности одним целым стали. Давным-давно, с детства самого. И Кузьма дебилом не был. Понимал, что должен ее уберечь любой ценой, ради этого и терпел. Однако, и он был достаточно честным, чтобы свои ошибки признавать, не оценивал ситуацию с той стороны, в которую его в этот момент Карецкий ткнул носом. С позиции Кристины и того, как на малышке это все рикошетом отбивается. Слишком сосредоточился на желании как можно больше дать ей, матерям, обеспечить всем. Подняться до такого уровня, чтоб вообще о насущном не париться.

А сейчас вот накрыло. И под сомкнутыми веками ее воспаленные, полные безумного страха глаза стояли. Дрожащие руки, с проступившими косточками у запястий, которыми она себя обхватывала. Словно боялась, что на части распадется. Тонкие пальцы, которыми хваталась за крестик, что несколько лет назад ей отдала его мать. Японский бог! Когда Кристина такой измученной и измотанной стала?! Почему он внимания не обращал? На учебу списывал и ее ритм разъездов по больницам? Или сам слишком увлекся тем, чтоб больше получить, укрепить свои позиции? Не до деталей стало? Почему не задумывался над тем, что она его каждую ночь ждала, во сколько бы не приезжал, и с какого дежурства она ни пришла бы…


Карецкого уже аж поташнивало от сигарет. А все равно прикуривал одну за другой. Понимал, что зря себя никотином накачивает, уже пульс шкалит, а нечем было руки занять, и куда-то спустить этот подрыв, что с головой накрыл, когда Кристину увидел этой ночь — некуда больше. Тем более после того, как рану осмотрел… Твою ****! Как она себя заставила? Как уговорила? Как выдержала страх и сомнения, накладывая швы, когда ни фига непонятно? Ведь не дура же, и не из тех, кого собственная тупость или невежество от любых сомнений и страхов защищают, и спят себе спокойно потом, ни о чем не парясь. Искренне удивляясь, когда осложнения у пациентов их потом «по темечку бахают». Наоборот, Кристина по жизни руководствовалась правилом, что иногда и семи раз для отмеривания — мало. И лучше все проверить еще раз, чтобы хуже человеку не сделать.

Хотя и в критической ситуации умела решения быстро принимать. Это он тоже уже в ней не раз отмечал. Этим она его и подкупила пару лет назад, когда Руслан всерьез за муштру Кристины и взялся. Можно сказать, по-новой открыл для себя эту девчонку.

Но здесь же не левый какой-то мужик. Не чужой. Бл***!

Он вот не знал, смог бы саму Кристину в такой ситуации зашить? Не дрогнули бы руки? А ведь у Кристины все эмоции в сто крат сильнее.

Рус, наверное, как никто другой знал, насколько Кристина на своем мужчине помешана. И соврал бы, если бы принялся утверждать, что его это долбанное отношение не раздражало. Особенно в последние годы. А поначалу даже смешило. Руслан был старше Кристины на шесть лет. И считал себя достаточно повидавшим жизнь, чтобы четко понимать «что и почем» вокруг. Детство в райцентре, где мало работы и много самогона, училище и армия — дали немало опыта и понимания реальности. А тут эта девчонка, искренне верящая в любовь. И не абстрактно ждущая чувство, о котором начиталась или насмотрелась где-то. А живущая своей любовью.

Руслан ее поддевал. То так подковырнет, то эдак. Про привычку разговор заводил, про удобство и про то, что «не бывает настоящей любви на земле». Что выдумка это все, для красоты песен и эффектных стихов. Оправдание для романтиков, которым стыдно страсти просто так поддаться.