«Как же это было давно, давно!» – думала Эллочка, играя на работе в тетрис.

Еще бы, вместе с Ивановым из ее жизни исчезли, казалось, вообще все особи противоположного пола. И эти долгие годы бабских разговоров на работе, бесконечных проверок школьных сочинений дома едва не превратили принцессу в лягушку. Этакая сказка наоборот. Но это мы теперь все знаем про нее, а Эллочка, оптимистично настроенная, свято верящая в светлое будущее, уже и думать забыла про Гаврилова, Иванова, про долгие годы одиночества и мокрые подушки. Вот она вся на ладони: светится, глупо хихикает и ждет звонка из профсоюза.


Да, да, Эллочка влюбилась. У нее в голове начался тот самый бесконечный монолог, в котором она постоянно оправдывалась перед ним, что-то ему объясняла про себя, в чем-то его обвиняла – то самое состояние, которое женщины называют «думаю о нем и днем и ночью».

Сначала Эллочка обвиняла его в хамстве, представляла себе, как она входит в его кабинет и дает ему пощечину. Она подолгу вспоминала это самое лицо, по которому следовало ударить, но чем больше она его себе представляла, тем меньше ей хотелось приводить глупый план в действие. Эллочка ни минуты не сомневалась, что Профсоюзник – бабник и вообще такая же сволочь, как все остальные мужики, но при этом умудрялась часами изводить себя, укоряя в нечуткости и невнимании к нему. Эллочка постоянно повторяла его последние слова о том, что она обращает на него внимание, только когда ей что-нибудь от него нужно, и чувствовала себя эгоисткой, жестокой и черствой.

А он между тем – полдня уже прошло! – не звонил и не заходил.

Эллочка чуть было не бросилась на второй этаж в профком, но вовремя перехватила себя и остановилась в нерешительности. А что она ему скажет? Даст пощечину, а потом расплачется и предложит свою дружбу? Глупо, как глупо! Эллочка села за компьютер и снова влезла в тетрис, чтобы прийти в себя. «Но как же приятна была его рука под юбкой!»

Последняя мысль сразила Эллочку наповал, она в испуге закрыла тетрис и открыла недописанную статью о технике безопасности на предприятии. «За последний месяц имело место восемь падений рабочих со станков» – тупо прочитала она собственные слова. Видела Эллочка эти станки – залезать надо на трехметровую высоту, чтобы добраться до пульта управления: падать, стало быть, есть откуда. Интересно, это один и тот же рабочий падал со станка или восемь разных звезданулись? Каждый месяц они, что ли, так падают? Эллочка перечитала свой черновик с совещания – выходит, каждый месяц. Перечитала статью – отчет о падающих рабочих – звучало непередаваемо глупо. Эллочка писала ее уже вторую неделю и все не могла закончить. Она плюнула и снова открыла тетрис.

– Я уже и забыла, как ты выглядишь, – в кабинете материализовалась Маринка. – Что я тебе скажу!!! Покажу!

Эллочка не отреагировала.

– Ну ты, госпожа редактор, что происходит-то? До чего людей любовь доводит. Что там у тебя с твоим Профсоюзником?

– А что у меня с Профсоюзником?

– Был сад любви – там все завяло?

– Ах, Мариночка, – Эллочка не смогла дольше сдерживать себя и отдалась на волю эмоциям, – Мариночка, он ко мне с утра не заходит – он меня не лю-юбит...

– Валяй все по порядку, – Маринка уселась в кресло.

Эллочка вкратце, часа за три, рассказала.

– Резюме, – Маринка подняла кверху указательный палец, – он к тебе проявил внимание, так? Ты сначала не среагировала, а потом – повелась. Он приступил к решительным действиям – залез к тебе под юбку, ты – влюбилась. Готова отдаться ему душой и телом, он – в кусты. Так?!

– Это у-у-ужас, – проблеяла в слезах и соплях Эллочка, – он меня не лю-юбит...

– Это – классика жанра. Вспомни: «Надо встать перед мальчиком и побежать». Так ведь и на девочек это тоже действует. Он сделал пару решительных шагов тебе навстречу, увидел, что ты попалась на крючок, и тут же отступил. Продолжай он в том же духе, ты бы – все по тем же законам жанра – оскорбилась, съездила бы ему по морде, а потом неделю ждала бы от него цветов, и ему следовало бы прибежать. А при нашем раскладе ты сама к нему вот-вот с цветами побежишь.

– Побегу-у...

– Я те побегу! Не вздумай ему звонить!

– А что мне делать?

– Сиди и жди. Мне кажется, он на тебя серьезно запал, с азартом, а это значит – что? Что он проявится. Дождешься – он твой. Только не вздумай ему говорить, что ты ждала его звонка.

– Как сидеть и ждать? Я не могу сидеть и ждать. Не хочу я сидеть и ждать! – Эллочка вскочила, глаза горят...

Маринка за голову схватилась:

– Вот, – подняла палец, – вот, все наши бабьи беды оттого, что мы не умеем ждать. Просто сидеть и ждать. А бабе положено ждать. Я же тебе говорила: охотник – мужчина, а баба – добыча.

– А что же он не охотится?

– Может, – Маринка задумалась о своем, – он мировым нитям следует...

– Каким нитям?!

– Таким! Чем, по-твоему, мужчина от женщины отличается?

– Я анатомию в школе проходила, – обиделась Эллочка.

– Не анатомией, а головой! Головой он отличается. У мужчины в отличие от женщины с головой плохо, понимаешь?.. Мужики считают, что они во все космические законы врубаются. И следуют мировым нитям. Пути космическому. – Маринка неожиданно загрустила. – Спросишь у него: чего это ты, урод, меня вчера продинамил – я тебя сорок минут (а я больше не жду) около кинотеатра ждала? А он мне: я следовал мировым нитям, и они показали, что не надо мне было с тобой вчера видеться. И хоть ты убейся, доказывая, что это не нити, а лень и эгоизм у него выказались, – только сверху вниз смотрит и усмехается: мол, чего там глупой женщине объяснять – все равно не врубится в мировые законы. А мне вот где их мировые законы! – Маринка вцепилась себе в горло двумя руками и выпучила глаза, а потом прохрипела: – Задолбали...

Эллочка решилась спросить:

– А какие – мировые законы?..

– Ай, – Маринка понемногу отходила от влияния мировых законов, – есть у мужиков такая теория, что перед принятием любого решения, ну, например, вынести мусор или нет, следует в мировую матрицу подключиться: мол, правильно это будет – сейчас вынести мусор или хрен с ним, пусть кто-нибудь другой вынесет. Вопрос в том, кто этим «кем-нибудь другим» постоянно оказывается...

– Кто оказывается?..

– Ты меня вообще понимаешь или нет?

– Почти. Слушай, а может он – голубой на самом деле?

– Бубнов? Ну ты, мать, загнула. Заговорила ты меня, – спохватилась Маринка. – Что мы все твои проблемы-то обсуждаем? Посмотри-ка лучше в окно.

Эллочка посмотрела. За окном все было, как обычно.

– Да сюда, сюда, – Маринка ткнула пальцем, – видишь рядом с Данилкиными «Жигулями» красная машинка стоит? Хорошенькая такая?

– Ну...

– Это я купила.

Эллочка уставилась на нее тем взглядом, каким баран обычно смотрит на новые ворота.

– Ну квартиру ту я того, сдала, что мне, думаю, Египет, куплю лучше машину. «Форд Сиерра». Две двери, правда, старенький, конечно, но зато двигатель работает – класс! Это такой кайф, Элка, за рулем мчаться по дороге! Магнитола – орет, стекло опущено – ветер. Все документы на нее оформила – полдня на работе не была. Только номер еще в ГИБДД не получила. Побегу Данилке похвастаюсь. Утру ему нос с его «пятеркой». – И, счастливая, она убежала.

Эллочка вставила первый попавшийся диск в дисковод, но это ей не помогло. Тогда она начала открыто завидовать, чтобы не копить негативную энергию в себе и не получить невроз.

– Вот ведь как у людей все в жизни просто. Одного любит, с другим на съемную квартиру ездит, потом еще и совершенно безнаказанно сдает эту чужую квартиру, получает деньги и покупает иномарку. А я сижу, как дура, и реву из-за какого-то морального урода, тьфу ты... – высказала Эллочка вслух и действительно сплюнула.

«За последний месяц имело место восемь падений рабочих со станков...» – Эллочка вздохнула и закрыла «Ворд».

Глава одиннадцатая

О наших деревянных лошадках

В понедельник утром Эллочка в коридоре нос к носу столкнулась с Окуневым. Он выходил из туалета, а она бежала на разбор полетов к Драгуновой. От неожиданной близости высокого начальства Эллочка слегка опешила. Впрочем, Окунев тоже опешил. Но не от близости молодой симпатичной Эллочки, а просто потому, что каждый человек, выходя из столь интимного места, как туалет, чувствует себя немного не в своей тарелке. И еще потому, что ему, Хозяину, как-то не пристало посещать один туалет с его работниками, но, что поделать, личный окуневский туалет еще только строился. Равно как и отделывался, благоговейно, его личный кабинет.

Эллочка увидела Окунева и встала как вкопанная. Окунев наткнулся на вставшую столбом Эллочку, поморщился и вальяжно направился дальше. Эллочка неопределенно вздохнула ему вслед и пошла к начальнице.

– А номер-то ничего, ничего, получился... – Ирина Александровна пробежалась глазами по материалам; Эллочка довольно улыбалась. – Во всяком случае, выглядит ничего, заголовки хорошие... Вот видите, Элла, все у вас отлично получилось. А вы боялись. – Драгунова отложила газету. – Думаю, моя помощь вам больше не понадобится. Сами теперь справитесь. Потерпите немного, Элла, мы найдем редактора, и вам снова станет полегче.

У Эллочки ножки подкосились:

– К-как – редактора?

– Вы же – исполняющая обязанности. А редактора мы просто найти не можем, вот и объявление дали, но никто не торопится звонить.

Это был удар ниже пояса.

У Эллочки даже слезы на глаза навернулись. Она что-то пролепетала и бросилась вон из кабинета.


Судьба повела себя так некрасиво, так несправедливо по отношению к ней, к Эллочке. Да как она могла с ней так поступить?! Как они – Драгунова, генеральный, Окунев этот ужасный – могут с ней так поступить, когда у нее вот-вот все стало получаться, когда она уже купила новый пиджак вместо того, институтского, зеленого?! Что ни говори, а жизнь умеет дать в морду, когда этого меньше всего ожидаешь. Эллочка влетела в свой кабинет, закрылась, забилась в кресло и разрыдалась.

Нарыдавшись, Эллочка позвонила Маринке. Маринки на месте не было. Судьба продолжала наносить Эллочке удар за ударом. Размазывая по лицу слезы и сопли, Эллочка бросилась дозваниваться бывшей подруге Лариске.

– Да, кто это? – ответила трубка знакомым голосом.

Эллочка разрыдалась.

– Элка, ты? Чего ревешь-то? – спросила Лариска, но без особого энтузиазма.

Эллочка путано начала рассказывать ей о тотальной несправедливости, царящей на свете. Рассказывая, Эллочка мучительно пыталась вспомнить, когда последний раз она виделась с Лариской и что та знает о ее новой жизни, а что – нет. Вспомнить не получалось, поэтому Эллочка решила рассказать все с самого что ни на есть начала. Лариска ее остановила:

– Да это я знаю, мы же виделись, ты ведь на той неделе у меня была. В пятницу.

Эллочка удивилась: она начисто забыла, что забегала к Лариске.

– Лучше скажи толком, что у тебя там с этим Бубновым. – Лариску загибы Эллочкиной карьеры не интересовали, и она гнула свое.

– А что у меня с Бубновым? – испугалась Эллочка.

– Да ты же через слово этого Бубнова своего поминаешь: Бубнов пришел, Бубнов сказал. А знаешь, кстати, я тут все-все про него узнала.

– И что?!

– Он в разводе!

– ???

– И дети у него есть!

– Дети? – Эллочка окончательно растерялась.

– Я-то думаю, что мне его фамилия так знакома. Помнишь мою двоюродную сестру Женьку? Так вот, мать Бубнова у нее английский в школе преподавала, она у него училка. И мать Женьки с его матерью подружились. Так вот, он разведен, живет с этой самой своей матерью-училкой в том доме, где в подвале новый фитнес-клуб открылся. В трехкомнатной квартире. У него машина «Жигули», и дача у них есть, а где – не знаю. А детей у него двое, старшему пятнадцать. А самому ему, кстати, сорок в августе исполнится. Не очень жених, между прочим – бабник. Дети опять же...

– Да наплевать мне на его детей! – Эллочка даже рассердилась. – И на машину с дачей. И знать ничего не хочу. Кто тебя просил сплетни собирать?

– Я ей помочь хочу, предостеречь, а она на меня же орет, – обиделась Лариска. – Правильно говорят: не делай людям добро – сама же поплатишься. – Буркнула «пока» и повесила трубку.

У Эллочки голова шла кругом: Профсоюзник свободен, а дети – что дети? Эллочка подскочила:

– Какое мне вообще дело – женат он или нет? – вслух сказала она и прошлась по кабинету от окна к дверям, а сердце пело: «Не-же-нат, не-же-нат!» – Меня больше волнует, утвердят ли меня редактором, – с этими словами Эллочка прошлась от дверей к окну. Сердце, правда, говорило о другом...

А потом села и снова собралась было разрыдаться, как вдруг зазвонил телефон. Эллочка схватила трубку, но это оказался не Бубнов, не Маринка и даже не Лариска. Незнакомый голос, не здороваясь, спросил: