— Да, объясняет. Я не хотел учительствовать здесь в прошлом году, но страх, что Сириус причинит тебе вред, пересилил мое нежелание. Так или иначе, я хотел бы извиниться.

— Прости, но извинений мне недостаточно. Честно говоря, не знаю, что и думать, Люпин. Во-первых, я не Джеймс. Давай расставим всё по своим местам. Пусть я знаю всё то, что было известно ему, вплоть до того, что на пятом курсе Беверли Паркинсон делала тебе минет, но я всё же не он. Однако я и не тот Гарри, которого ты встретил в прошлом году. Я — это просто я. Я пытался придти в такую же ярость, которую почувствовал Джеймс, увидев, как вы трахаетесь с Лили, но не могу накрутить себя до той же степени, до которой дошел он, когда проклял вас и выкинул тебя из дому. Не получается, и всё тут. Ты просто мудак, однако не тот мудила, который спал с моей женой или матерью, кем бы она мне ни была, черт побери.

— Что ты имеешь в виду?

— Я все ещё пытаюсь все осмыслить, но одно знаю точно: я не настолько привязан к Лили, как Джеймс или Гарри. Гарри полагал, что его родители были самыми-самыми, потому что это единственное, что он о них слышал. А мне слишком хорошо известно, что они были всего лишь людьми со своими собственными проблемами.

Он кивает, соглашаясь со мной и давая возможность подвести черту.

— Я не Джеймс, и вижу, что он фактически бросал Лили ради миссий Ордена и обучения. В том, что случилось, обвинять нужно вас с Лили, но скажу, что и Джеймс приложил к этому руку. Мы оба знаем, что никто никогда не смог бы заставить её сделать то, что она не хотела. Она слишком увлеклась ритуалами и поисками защиты для нашей семьи. И ко времени, когда вы обнаружили фиделиус, от семьи, которую требовалось защитить, уже практически ничего не осталось. Поверь, в этом дерьме вины хватит на всех.

— Первоначально я думал, что Джеймс оставил тебе дневник или какие-нибудь воспоминания, которые можно посмотреть в выигранном тобой омуте, но не поверил, когда Бродяга сказал, что тебе доступна вся его память. Ну, и что это означает для нас?

— Хороший вопрос. Причин ненавидеть тебя у меня предостаточно, так что не думай, что между нами всё замечательно. Однако у меня хватает и воспоминаний о хорошем. Давай начнем всё с чистого листа, и ты снова завоюешь мое доверие. Из-за этого смешного соревнования ни Дамблдор, ни весь штат не могут мне толком помогать, а тренировки в одиночку совсем не то. Мне нужен напарник по дуэлям и настоящим сражениям. Наступают плохие времена, Люпин, и нам обоим надо прийти в форму. А ещё мне необходимо обо всём, что было раньше, прежде, чем я смогу доверить тебе свою спину. Скажем так: будем называть это началом заново в стиле мародёров. В комплекте идут боль, унижение, а также, вполне вероятно, что и перелом-другой. Я искренне надеюсь выбить из тебя пыль. Ну как, уже горишь нетерпением?

— Вполне приемлемо, — без колебаний отвечает он. — Не возражаешь, если я поинтересуюсь, насколько на самом деле ты сейчас хорош?

— Как только я выяснил, что Джеймс был левшой, то начал корректировать технику броска, и всё стало на свои места. Я уже достиг уровня Джеймса и, возможно, несколько его перерос. Где хочешь заниматься? Дамблдор позволил мне оставить лабораторию, которую я использовал в качестве мастерской. Давай так: я приберусь там на неделе, наложу звукоизоляцию, а на выходных ты вернешься, и вот тогда мы посмотрим, сможешь ли ты продержаться минуток пять-десять.

Он чешет подбородок.

— У меня идея получше. Может, на следующих выходных навестишь поместье Фламелей? Там есть прекрасная дуэльная площадка. Бродяга хвастал, как он дуэлировал там со своим тренером, который приводит сейчас его в форму. На этих выходных её не будет, а то можно было бы попробовать выставить тебя и против неё.

Ремус прав. Естественно, Бродяга захочет поучаствовать в этой затее. Он обидится, если мы оставим его за бортом.

— Ага, а я слышал, что ему интереснее трахнуть её, но, может, он окажется неплохим десертом, когда я покончу с главным блюдом. Вы оба в игре. Все остальные на выходных будут на квиддичном матче. Встреть меня в Визжащей хижине — Министерство было настолько любезно, что выдало мне лицензию на аппарацию. Пора ею пользоваться.

Он кивает, и мы пожимаем друг другу руки в знак соглашения. На следующих выходных нам предстоит терапия гневом и грубые развлечения в стиле мародёров. Вопрос сейчас лишь в том, извещать ли Дамблдора о том, что я собираюсь тайком смотаться во Францию, или нет?

Джеймс бы просто ушел. Гарри бы слишком испугался риска. ЭйчДжей же… что ж, отдам дань вежливости, позволив старику знать, что на следующей неделе мне предстоит частный урок; пусть не слишком стремится меня разыскать.

* * *

— Могу ли я поговорить с Верховным Чародеем? — небрежно интересуюсь я, поймав Дамблдора по дороге в его кабинет после ужина, пока он ждет, когда появится лестница.

Он усмехается:

— Как редко ученики обращаются ко мне таким образом, не испытывая страха. С другой стороны, ты не обычный ученик. Чем могу быть полезен, Гарри?

— Да ничем особым, ведь правила турнира это запрещают. Однако вполне возможно, что один из ваших храбрецов, скажем так, в эти выходные может покинуть вашу территорию. И чисто гипотетически мне интересно, не доставит ли это проблем? Не возникнет ли вдруг внезапно на горизонте какая-нибудь задача или что-нибудь в этом духе?

— Благодаря квиддичному матчу в эти выходные скучать не придется. Не думаю, что чемпионам стоит о чем-то беспокоиться. В связи со всеми последними событиями даже такая знаменитая личность, как ты, может пропасть из виду во время празднеств. Поппи может оказаться и сложновато без человека, способного помочь с полученными во время матча ранами, но, я уверен, она вполне справится. Разумеется, официально я этого никогда бы не одобрил, однако мне было бы очень интересно, куда подевался ученик.

— Как я слышал, Франция в это время года прекрасна. Помимо всего прочего, там выздоравливает от драконьих ожогов молодая леди, и для реабилитации ей было бы полезно повидаться с другом.

Он глубокомысленно кивает и продолжает нашу как бы не совсем беседу:

— В самом деле, это замечательная страна. Я и сам нахожу гостевые комнаты в поместье Фламелей весьма уютными. Я слышал, один из моих бывших преподавателей, заглянувший недавно к нам на огонек, наслаждается их гостеприимством.

— Действительно? Какое совпадение. Мир так мал, правда?

— Ты прав. Что ж, было приятно поговорить со столь многообещающим учеником, однако мне пора идти. Иногда, когда я спешу, то нахожу трудным припомнить подробности беседы. Рад нашей беседе, Гарри. Прости, если я не буду искать твоего общества в выходные, я буду слишком занят. Не запирайся в своей мастерской, выберись погулять и расслабиться.

— Замечательный совет, обязательно им воспользуюсь. Спокойной ночи, директор.

— Спокойной ночи, Гарри.

* * *

Накинув мантию-невидимку, проскальзываю в частную палату, зарезервированную семейством Бокурт.

Её голова и правая рука все ещё в повязках, пропитанных зельями. Если принять во внимание, что в этой руке она держит палочку, процесс её выздоровления затянется — потребуется больше времени для исцеления. Не прикрытый повязкой глаз закрыт.

Быстренько наложив чары приватности, кладу ладонь на неповрежденную руку, и её глаз распахивается. Несколько мгновений он обшаривает окружающее пространство.

— Не волнуйся, Эйми. Это всего лишь я, Гарри Поттер. Я тут пробегал мимо и решил заскочить на минутку к тебе в гости.

Её рука смахивает мою и берет перо. На пергаменте появляются каракули:

— Ou est tu?[2]

— Под мантией-невидимкой. Люди внизу сказали, что ты не принимаешь гостей. А мне не захотелось принимать такой ответ. Рад, что оставил Сортировочную Шляпу там, где остановился. Кто знает, что бы она ляпнула? — стягиваю капюшон, чтобы она свободно могла видеть мою голову.

Она отвечает мне кривоватым смайликом.

— Опущу, пожалуй, все реверансы по поводу того, как ты себя чувствуешь. Терпеть не мог, когда меня об этом спрашивали. Тебя явно поят обезболивающим, поэтому перейдем к следующему пункту: могу ли я для тебя что-нибудь сделать? Что-то принести?

— Печень дракона — бронебрюха.

По крайней мере, с чувством юмора у неё по-прежнему неплохо, либо зелья, которыми её поят, несколько провоцируют на развязность. В любом случае, это поможет.

— Когда у тебя состоится первый оздоровительный ритуал?

— На следующей неделе.

— Как-то очень быстро. Что будут делать?

Она шуршит уже исписанным листом пергамента и указывает на предложение. Перевожу: «Сначала мне попытаются вылечить руку». Замечаю и «Я тоже люблю тебя, Стефан» в начале пергамента.

— Приятно видеть, что твой парень не остается безучастным. Слышал, он принимал участие в другой процедуре по лечению твоих легких. Между прочим, я был против твоего перемещения до момента, пока мы не сможем реабилитировать оба твоих легких.

Она снова указывает на смайлик, а потом пишет:

— Merci beaucoup.

— Ну, прессе бы не понравилось, если бы я просто стоял там и бил баклуши. Разумеется, в следующий раз, когда что-то пойдет не так, у них будут несколько завышенные ожидания, — я слегка краснею — сомневаюсь, что она что-то заметила в слабом свете. Черт, иногда подростком быть просто невыносимо.

Она показывает на дорогую цветочную композицию, и я читаю записку. Это просто пожелание поправляться от Афины Манос.

— Мило с её стороны. Я оставил цветы на стойке регистратуры. Утром, наверное, кто-нибудь их принесет; слишком уж букет был большим, чтобы прятать под плащом. Уверен, если Крам на что-то и сподобится, то его официальный фотограф обязательно будет крутиться поблизости.

Её живот трясется, и слышно слабенькое бульканье. Я было начинаю беспокоиться, но тут до меня доходит, что она смеется или, по крайней мере, пытается смеяться.

— Прости, это, наверное, больно. Постараюсь сдержать своё чувство юмора. Кстати, я, вероятно, произвел не самое лучшее впечатление на твою маму, но это ты наверняка уже слышала.

Она показывает на верхний уголок пергамента от предыдущей беседы, где написано слово «Oui».

— Ладно, когда тебе станет лучше, покажу воспоминание. Я нашел беседу забавной. Пусть это и не самый восхитительный момент, но посмеялся я с удовольствием. Могу я для тебя что-нибудь сделать?

Эйми пишет:

— Присматривай за Флёр. Ей будет грустно и одиноко.

— Сделаю всё, что в моих силах. Когда я не будут занят тем, чтобы одержать над ней верх в турнире, то обязательно окажу поддержку.

Она шуршит пергаментом, чтобы отыскать другую беседу. Подсматриваю: «Из вас с Гарри получится хорошая пара. Возраст не имеет такого уж особого значения», — за чем следует: «Он тебя отшил!» Её палец несколько раз стукает по этой строчке.

— Ну, этим история не исчерпывается. Прямо перед твоим ранением у нас состоялась весьма интересная дискуссия. Фактически, это она меня отшила, а после твоего ранения вдруг передумала.

Эйми просматривает страницу и показывает на вопрос.

— То, что мною сделано, сделано для тебя, а не в целях какого-то широкого жеста только того, чтобы завоевать её внимание. Я сказал ей, что если через несколько недель она не передумает, то через месяц пусть снова поинтересуется.

— Ты теряешь шанс.

— Возможно, это и так, но если она согласится, то я хочу, чтобы причины согласия были правильными.

— Упрямый дурак.

— Давай, не стесняйся, скажи мне все, что ты на самом деле думаешь. Полагаю, ты имеешь в виду меня, а не Флёр.

По её животу вновь пробегает дрожь, сопровождаемая булькающим смехом. Когда дрожь затихает, девушка пишет:

— Обоих!

— Полагаю, в своей оценке ты попала в самую точку, но, по крайней мере, это обеспечит тебе немало приятных часов развлечения. Мне бы хотелось остаться подольше, но нужно идти. Предстоит ещё кое-что сделать, да и вообще моя отлучка не вполне санкционирована, — целую ей тыльную сторону кисти и поворачиваюсь, собираясь уйти.

Остановившись, добавляю:

— Могу рассказать кое-что ещё смешное, но обещай, что это останется между нами.

Она снова показывает на «Oui».

Наклонившись поближе, шепчу:

— Я всегда говорил тебе, что полон сюрпризов, но один из самых больших в том, что я анимаг.

Её голова чуть наклоняется, но нельзя понять, дошло до неё уже или нет.

— Наверное, мне следует сказать о своей форме: я вилорог. Но это только между нами. Поскорее поправляйся.

Либо у неё спазм, либо ей весело. Возможно, смех — лучшее лекарство на свете.

* * *

Творящееся в субботнее утро совсем не смешно. Территория, окружающая дуэльную площадку, покрыта мертвыми животными, щебнем, брызгами крови и чем-то ещё, на что совершенно не стоит тратить время ради идентификации.

Ремус заклинанием сталкивает тлеющие тушки созданной мной орды петтигрю с разделяющего нас узкого мостика. Как только нечто сотворенное сходит с соединяющей личные дуэльные круги тропы, оно тут же выходит из игры; этот грязный дуэльный стиль называется «помоечная дуэль» — он несколько ограничивает ретрансфигурацию, но обычно очень нравится публике.