— Нравится? — Я вздрогнула, обернувшись к подошедшему мастеру Ли. Взрослые мужчины более проницательны, не лучше ли онеметь или ретироваться? Он поднял подбородок в сторону занимающихся. — Аннун соги — одна из основных стоек. Ей учатся лет с восьми-девяти, а этим в среднем по восемнадцать-двадцать. Самому младшему семнадцать, а старшим двадцать три. Хотя Чимин и Сандо занимались с детства и неплохо подготовлены. Пигун, Джей-Хоуп и Джеро тоже владеют азами боя. Но всё-таки учить быть самыми непобедимыми и умелыми… поздновато, но ничего. Усиленными и настойчивыми тренировками они добьются нужного результата.

— У них вся жизнь впереди для этого, — философски поддакнула я. — И всё время отпущено на это.

— Ты прав, Хо, — учитель покивал и повернулся ко мне. — А ты к нам как, надолго?

— Как пойдёт… — покряхтела я в кулак, прочистив осипшее от волнения горло. Как только разоблачу одного тут, прихвачу его с собой, чтоб знал, как клятвы нарушать, так на чемодан и «let my people go!» напела я в голове. — До Нового года точно.

— Это же треть года, друг мой! — покровительственно заулыбался мастер Ли. — Ты знаешь основы буддизма?

— Весьма смутно, учитель…

— Тогда нечего просиживать тут просто так! В святом месте надо и духовно питаться, очищаться. Я попрошу наставника разрешить тебе посещать чтения и молитвы вместе с остальными. Ты обязательно побываешь на моих уроках! — не успела я и слова вставить, как возник Хенсок, к которому слету обратился мужчина: — А я как раз хотел идти к вам! У меня есть разговор… просьба, предложение.

— Хорошо, хорошо, — придержал его речь рукой Хенсок и велел мне: — Возьми метлу и, будь добр, приберись на трёх верхних площадках. Листва падает, и откуда только всё время пыль берётся? Да, и, пожалуйста, возьми стопку вещей у меня в комнате. Постирай, хорошо?

Опускаясь на землю с мечтательной передышки, я подумала, что не хватало ещё в этом всём угодить на чтения Трипитак и зубреж Благородных Истин. Когда я школьную-то программу тогда пройду? «Когда-нибудь никогда» — как сказал вчера Шуга о том, что хотел бы выпить вина за обедом, пока я таскала воду.

Лео, как скульптура из черного мрамора, стоял навытяжку у калитки, завернутый в свою повязку на лице, пока я начала мести от ворот, надеясь, что успею завершить уборку к тому моменту, когда надо будет идти готовить обед.

— Погода сегодня — чудо! — потянулась я, прежде чем надолго скрючиться с метлой и мусорными мешками. Потёк как бы монолог. От ощущения безумия не сильно спасало наличие ещё кого-то, всё равно я главным образом говорила сама с собой. — А куда потом мешки девать? Сюда же не приезжает коммунальная служба… — я пытливо посмотрела на Лео. Он неохотно ткнул мне на сараюшку, которая прикидывалась хозблоком. — А оттуда куда? Помои исчезают с помощью божьей? — Лео отвернулся. — Нет, ну не волшебная же палочка его удаляет? Кто оттуда его выносит? — Лео повернулся. — Да не пялься ж ты, как без пяти минут говядина. Хотя, и та мычит, ведомая на убой, — я махнула на него, вернувшись к уборке. Когда я начинала говорить, как моя покойная бабушка — это тревожная симптоматика. Я человек сдержанный, но вот эти правила!.. и этот молчальник!.. и это отсутствие ответов!.. Закружи меня кадриль! Поубивала бы сочинителя устава. Нет, может, тысячелетие назад это было актуально по каким-то причинам, демографический бум, поголовный разврат, что-то, что кричало бы о нужде в запрете общения между мужчинами и женщинами, но сейчас что? Я подняла голову к Лео. — Сюда кто-то заходит за мусором? — Не выдержав моей приставучести, он покачал головой. — Ты выходишь, чтобы отнести его? — Он опять покачал головой. Перебрав оставшиеся возможности, я выдала: — Кто-то подходит к воротам и ты выносишь ему его? — Лео кивнул. — Служители Хэинса, да? — Дарт Вейдер заключительно кивнул и отвернулся. — Вот видишь, можешь же… чего ломаться? У вас там как написано? Что разговаривать нельзя? С жестами-то вроде проблем нет, — За бестолковыми приставаниями к привратнику работа спорилась, и я не замечала, как быстро и качественно мету. — А ты сам буддист? Ой, зря я тогда про говядину-то… это же священное животное, да? А почему ты не ходишь со всеми на занятия? Или уже перерос этих первоклашек? Ты хорошо дерешься? — Но черепашка закрылась в панцире и больше со мной никто на контакт не шел. Лимит исчерпан. Наверное, у этого индивида с кивками, как в аптеке с дефицитным лекарством. Взвешивает по сотым миллиграммов и выдаёт. — Лео! Ну, Лео? — Уперся в окошко в калитке так, будто под ним, как Гаутама под фикусовым деревом (черт возьми, зря я тогда читала местную сектантскую литературу — запомнилось же!), обретет просветление. — Леонардо! — исковеркала я его имя, но и это не помогло. — Да Винчи, блин… — пора было переходить на уровень ниже.

В обед над моим ухом опять жужжал Шуга. Несмотря на то, что они с того момента, как мы в шестом часу утра расстались, «следовали невыносимо суровым аскетическим путём воинов», вид их был бодрее, чем мой. Ничего, зато я ела лучше, чем они. Впрочем, может потому и утомлялась быстрее? Голодный желудок-то легче, а тут впору залечь на лавочке и поспать.

— А почему ты называешь их детьми, я же младше Чимина? — ни к чему так опомнился Ви, ввернув к слову шестичасовой давности. Шуга замер, резко стрельнув в него взором своих маленьких, но цепких глаз.

— И почему я только сейчас об этом узнаю? — К счастью, мастера как раз вышли за порог, поэтому Шуга поднялся и, прихватив под одну руку Ви, в другую взял его тарелку и перетащил всё на стол через проход. — Так, Чимин, иди, садись с нами. Рокировка.

— Да перестань ты! — отмахнулся тот. Мне приятно было на него смотреть, только я боялась попадать взглядом во взгляд. Как-то всё вспыхивало в груди и животе, и скамья подо мной теряла устойчивость.

— Рокировка, так рокировка, — повысил голос из угла Пигун, смеясь. — Почему вас там сидит пятеро, когда нас тут трое? Давай Хо сюда, мы с ним ещё не познакомились нормально!

— Не-не-не! — перекрыл меня Шуга собой. — Он наш! Мне нужны связи в дольнем мире. И человек ответственный за еду мне тут тоже необходим.

— Как тебе не стыдно, ты должен был избавиться от всех желаний и эгоизма ещё на подступах к Каясан! — продолжал увещевать его старший, похохатывая с двумя товарищами, которые мне ещё не представлялись.

— Так быстро ничего не бывает, — понарошку раздосадовано покаялся Шуга. — Годок-другой и я буду совсем новый, обновленный, эдакий бодхисатва*** Юнги. Ой! — назвал он своё настоящее имя и сел, притихнув.

— Кстати, а почему ты Сахар? — шепотом полюбопытствовала я. Едва присмиревший, он вмиг оживился.

— Не сахар, а сахарный! — подмигнул он мне. — Девушки прозвали… я и не стал сочинять новое. Тем более нам с моим сахарным это очень льстит. Да сегодня ж банный день, ко всем бедам! Увидишь, мне есть чем хвастаться.

Подавившись водой, я едва не захлебнулась, выплюнув глоток на стол и в свою пустую тарелку. Пытаясь извлечь из себя остатки воды, с красным лицом и слезящимися глазами, я молилась о том, чтобы баня не была принудительным мероприятием. И о том, чтобы боженька опять простил Шугу, начавшего хлопать меня по спине. Когда-нибудь он из-за меня пройдёт все буддийские круги ада!

Примечание к части *Амариллисовые — семейство однодольных растений, к которому принадлежат чеснок и лук

** оби — пояс в японской одежде

*** бодхисатва — достигший просветления в буддизме, но не ушедший в нирвану, чтобы помочь другим избавиться от страданий. По грубой аналогии с христианством — святой человек.

6 сентября. Вечер

Расправившись с посудой, я в тот же миг побежала к Хенсоку, просить спасти и помиловать. Приподнимая длинную юбку — гибрид со штанами, — я перескакивала через ступеньку, шлёпая по пяткам подошвами и взмывая, как мифический дракончик, поизмельчавший в условиях современной экологии, к башне в которой обитал наставник. Пыхтя у порога, я постучала о косяк, поскольку двери в его комнате не было.

— Что случилось, Хо? — узнал он меня, наверное, по характерным звукам тяжелого дыхания, и я вошла, скинув обувь ещё внизу. — Ты всё постирал?

— Нет, простите, — вспомнила я, что оставила взятую стопку нетронутой и поклонилась. Спина уже начинала ныть. — Учитель Хенсок, сегодня вечером баня…

— Ты хочешь помыться? — улыбнулся он добросердечно по виду. По смыслу — бессердечно.

— Да, но не одновременно со всеми. Нас ведь не загонят всех? Это не какая-то особая церемония?

— Нет, конечно же, — успокоил он меня и я выдохнула. — Ты не обязан идти с ними. Все пойдут после ужина, а ты, пока помоешь посуду и постираешь, наконец, положенное — задержишься. Сходишь после всех.

— О, спасибо, учитель! — поблагодарила я, но меня ждало ещё и огорчение. Он поднялся.

— Подойди сюда, — позвал он меня к окошку, к которому придвинулся и сам. Я неловко приблизилась. — Видишь вон то здание? Слева от пагоды. Через минут десять все пойдут туда заниматься. Пойдёшь с ними.

— Мастер Ли уговорил вас?! — огорошенная, вознегодовала я.

— Мне эта мысль показалась замечательной, — продолжая безмятежно щуриться с довольно растянутыми губами, дедушка отошёл от окна. — Разве не поспособствует это тому, для чего ты здесь?

— Да, наверное… А почему вы не спрашиваете, как продвигаются мои дела и продвигаются ли?

— А разве ты сама не скажешь, когда что-то изменится? — лукаво подчеркнул он, изменив и обращение ко мне по половой принадлежности. Скажу, конечно же, скажу. Если удача когда-нибудь посетит меня.

Пропуская своих учеников внутрь, мастер Ли стоял у входа и, заметив меня, осчастливился всем лицом.

— Ну вот, совсем другое дело! Проходи, проходи… — гостеприимно введя меня в зал, где на квадратных циновках рассаживались монастырские братья, он щедро повел рукой. — Садись, где тебе будет удобнее.

На меня стали обращаться взгляды. Парни начали понимать, что я не просто тут под ногами мешаюсь, а пришла на равных правах на урок. Я искала, куда бы присесть, чтобы не с Шугой. Он будет отвлекать, отвлекаться, не управлять руками, и вообще смущать меня после того, что сказал во время обеда. Ища отзывчивость в чьём-нибудь взоре, я столкнулась глазами с Джеро. Он их тут же отвел, но да всё равно — я хочу сесть рядом! Пока я вычислю неведомого незнакомца, что плохого в том, что я пообтираюсь неподалеку от красивого молодого человека, к которому не подступилась бы и на километр в своей обычной жизни? Улыбаясь, я расстелилась слева от него, подобрав под себя ноги тем же образом, что все. Мастер Ли поднес мне досочку на которую следовало класть бумагу при занятиях, саму бумагу и письменные принадлежности. Среди них была и тонкая кисть с маленькой чернильницей. Каллиграфия? О нет.

— С этого дня, пока он живёт здесь, Хо будет просвещаться с нами, братья, — встав перед всеми и сделавшись строже, объяснил учитель. — Поэтому прошу мне позволить отступление и поведать Хо то, что вы все уже знаете, — мужчина наклонил голову ко мне. — Тигриный лог — это место, которое совмещает в себе простоту буддийского монастыря и суровость школы боевых искусств. Тут не увидеть оранжевых роб, тут можно есть после полудня, что не позволено обычным монахам, потому что у нас слишком много физических нагрузок, и мы не можем соблюдать все посты, принятые в стандартных уставах. У нас много того, чего не встретить нигде, впрочем, каждая община, где бы она ни находилась — уникальна, обладает своими правилами и традициями, прилагающимися к общепринятым нормам. В нашей, помимо того, что юноши должны стать первоклассными воинами, они должны стать мудрыми и очищенными. Только светлый духом воин обретает лучшее умение. А для этого нужна философия, нужны медитация и молитвы. За всё это — теоретическую часть, — отвечаю здесь я, поэтому при любых вопросах каждый может подойти ко мне и задать вопрос. Я ваш учитель, но отнюдь не надзиратель, а потому я никого ни к чему не принуждаю, но лишь даю советы. Если что-то становится непонятным или сомнительным — обращайся ко мне, Хо, не стесняясь.

— Но как сказал Будда: «Сомнение — путь к осознанию!» — поднял вверх указательный палец Шуга, недолго сумев не привлекать к себе внимания. Мастер Ли благосклонно на него посмотрел и продолжил говорить вступительную речь для меня. Я догадалась, что он лояльный гуру и создаёт на своих уроках домашнюю и комфортную для восприятия атмосферу. Значит тот, из-за кого все притихают в столовой — это мастер Хан. А может и просто в монастырях положено есть молча, чего я ещё ни разу не наблюдала.

Оглядевшись, я не нашла Лео. Он точно уже всё знает и не нуждается в лекциях, ведь он несколько старше других, да и столько лет живет здесь! Учитель закончил вступительную часть, и тут голос подал Чимин, кивнув на меня: