– Мамочка, ну ляг, полежи, прошу тебя… – Пип чуть не плакала. Офелия вздрогнула – дочь не называла ее «мамочкой» уже много лет. Но она так испугалась, увидев зеленовато-бледное лицо матери, что это слово само сорвалось у нее с языка.
– Мне нужно выйти… на минутку.
Офелия обернулась и бросила взгляд на дочь. И Пип перепугалась окончательно. Еще минуту назад она боялась, что мать снова превратится в робота. Но то, что она увидела, оказалось куда страшнее. Перед ней предстало лицо вампира, каким его принято изображать в фильмах ужасов, – белое-белое и застывшее, словно ледяная маска. Покрасневшие от слез, обведенные темными кругами глаза горели лихорадочным блеском. Пип отшатнулась – это не ее мать! Нет, только не она! Больше всего ей хотелось бы, чтобы это жуткое существо исчезло навсегда и никогда больше не возвращалось.
– Побудь немного здесь, хорошо?
– Куда ты? Может, мне лучше пойти с тобой? – Теперь Пип уже тоже дрожала всем телом.
– Нет! – отрезала Офелия. – Я скоро вернусь. Только запри за мной дверь. И не отпускай от себя Мусса, хорошо?
Она говорила почти так же, как прежняя Офелия, только лицо у нее оставалось чужим и страшным. Впрочем, она уже и не была ею – эта новая Офелия вдруг почувствовала в себе холодную решимость, которой она никогда прежде не обладала. В эту минуту она понимала тех несчастных, совершивших убийство в порыве страсти. Нет, она не собиралась убивать Андреа. Она просто хотела посмотреть ей в глаза, увидеть ее еще раз – женщину, разрушившую ее семью, надругавшуюся над ее любовью, испоганившую ее воспоминания о муже. Теперь Офелия не могла позволить себе даже такую роскошь, как возненавидеть его. И вдруг все разом перевернулось в ее душе – вся боль и ужас, в которых она жила последний год, снова вернулись к ней, но только теперь это была вина Андреа! Офелия скорчилась от нестерпимой муки. Больше всего она страдала От того, что не может отплатить им той же монетой. Жаль, что нельзя вернуться в прошлое, заставить этих двоих пройти через тот же ад, в котором пришлось жить ей!
Пип с испуганным лицом застыла на лестнице, беспомощно глядя матери вслед. Что делать? Звать кого-то на помощь? Но кого? Она не знала. Поэтому она уселась на лестнице и молча прижала к себе Мусса. Чувствуя, что с его маленькой хозяйкой что-то неладно, пес завилял хвостом и принялся облизывать залитые слезами щеки Пип. Так они и сидели вдвоем, дожидаясь возвращения Офелии.
А та даже не заметила, как вихрем пролетела те десять кварталов, что отделяли ее небольшой особняк от дома, где жила Андреа. Офелия не обращала внимания на светофоры, проскакивая перекрестки на красный свет, и, с визгом затормозив возле дома, выскочила из машины, бросив ее на дороге. Ей и в голову не пришло позвонить Андреа по телефону. Единым духом взлетев по ступенькам, Офелия с силой дернула за шнур звонка. В спешке она забыла про пальто; поверх тонкой водолазки на ней не было ничего, но Офелия не чувствовала холода. Через пару минут Андреа распахнула дверь. Она держала на руках одетого в пижаму Уильяма. Увидев стоявшую в дверях Офелию, оба радостно заулыбались.
– Привет… – по привычке радостно бросила Андреа. И осеклась, заметив, что Офелия вся дрожит. В кармане у нее лежало то самое письмо. – Послушай, у вас все в порядке? Что случилось?! Что-то с Пип? Где она?
– Да, случилось… но не с Пип. – Стоя в дверях, Офелия вытащила из кармана злополучное письмо. Руки у нее тряслись, как у старухи. – Я наткнулась на твое письмо.
Лицо Офелии побледнело еще больше. С лица Андреа тоже сбежали все краски, и обе женщины вдруг стали удивительно похожи. Андреа даже не пыталась ничего отрицать. Осенний холодный ветер злобно дергал обеих за волосы, но они ничего не замечали. Застыв на крыльце, с лицами, бледными как мел, они молча смотрели в глаза друг другу.
– Зайдешь? – запинаясь, пробормотала Андреа. Но Офелия не шелохнулась, словно не слышала.
– Как ты могла?! Целый год обманывала меня и еще притворялась моей лучшей подругой! Как ты посмела родить от него ребенка и нагло лгать всем и каждому, что обратилась в банк спермы? Да как у тебя только язык повернулся говорить такое о Чеде?! И все только для того, чтобы вертеть его отцом! Ты ведь знала, как он мучается из-за сына, и постаралась найти самое больное место, да? Ты ведь даже не любила Теда, тебе просто нравилось играть с ним. Ты никого не любишь, Андреа. Ни меня, ни Пип. И его ты тоже не любила. Зато ты с радостью отобрала бы у меня сына – просто для того, чтобы показать Теду, какая ты замечательная! А пока ты играла в свои игры, бедный мальчик убил бы себя! Об этом ты подумала?! Но ведь тебе наплевать, правда? Какая же ты дрянь! Хладнокровная, расчетливая стерва! Я тебя ненавижу, слышишь? Ты уничтожила единственное, что у меня осталось… веру, что Тед любил меня… это оказалось ложью… Но ты его не любила. А я… я любила его – любила всегда. И не важно, что он часто обижал меня, что пропадал на работе, забывая о том, что у него есть семья, – все равно я его любила! А вот ты… Господи помилуй, Андреа, как ты могла?!
Офелии показалось, что она сейчас умрет прямо тут, на пороге этого дома, но ей уже было все равно. Эти двое и так уже почти убили ее. Прошел всего год со дня его гибели, но они своего добились. Ее жизнь кончена. Это их рук дело – ее мужа и ее лучшей подруги. Даже сейчас Офелия отказывалась понимать, как такое могло случиться.
– Но теперь предупреждаю, Андреа: держись подальше от нас. От меня и от Пип! Не смей больше попадаться нам на глаза! И не звони, слышишь? Для меня ты умерла! Тебя больше нет, понимаешь? Ни тебя, ни… ни его… слышишь, Андреа?! – Голос ее оборвался, и Офелия зарыдала.
Андреа молчала. За все это время она не произнесла ни слова, не пыталась ничего возразить, только крепко прижимала к себе ребенка, и было видно, что она тоже вся дрожит. В душе Андреа сознавала, что Офелия права – она заслужила такое отношение! Весь год ей не давала покоя мысль о том, куда Тед дел ее злополучное письмо. Но шло время, о письме не было ни слуху ни духу, и Андреа понемногу успокоилась, решив, что Тед успел уничтожить его. Оказалось, нет. И теперь уж ничего не поделаешь. Оставалось только сказать этой женщине, которая всегда была ей верным другом, прежде чем она уйдет из их жизни навсегда, последние слова. Она обязана их сказать.
– Послушай меня… Я должна сказать тебе кое-что… Прости меня. Я всегда буду казнить себя. Но Теда не вернешь. А малыш… по крайней мере у меня остался Уильям… И он ни в чем не виноват…
– Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоего ребенка.
Беда заключалась в том, что на самом деле все совсем не так, как говорила Офелия. Она с ужасом понимала, что по-прежнему любит их… может быть, именно поэтому ей и было так больно. Знать, что это ребенок Теда… Господи, как он похож на него… куда больше, чем бедный Чед!
– Выслушай меня, Офелия. И постарайся понять, что я скажу. Тед так ничего и не решил. Он сказал, что просто не представляет себе, как сможет оставить тебя, ведь ты столько сделала для него, особенно в первые годы вашего брака. Тед считал, что обязан тебе всем. Тед был эгоистом… делал только то, что хотел… и вот он захотел меня. Сейчас я думаю, что для него это была просто игра. В отличие от меня – я-то всегда хотела его. Мы с ним очень похожи, понимаешь? Короче, когда вы с детьми как-то уехали во Францию, я решила – теперь или никогда. Это был мой единственный шанс. И я его не упустила. Да что там – если честно, я вцепилась в него обеими руками. А вот Тед… да, конечно, он воспользовался удобным случаем, но не думаю, что он меня любил. Скорее всего нет. Может быть, он никогда бы не оставил тебя. В общем, не знаю. Тед так ничего и не решил. Он все колебался… поэтому я и написала это проклятое письмо. Хотела уговорить его, убедить… впрочем, ты и сама все уже поняла. Кто его знает… он вполне мог передумать и остаться с тобой. Если честно, не знаю, способен ли он был вообще любить кого-то, кроме себя. Ты же помнишь, каким самовлюбленным эгоистом он был. Теперь я уже ни в чем не уверена. Любил ли он меня? Но если Тед и любил кого-то в своей жизни, так это тебя. Во всяком случае, так он говорил. И мне кажется, он сам в это верил. Лично я, если хочешь знать, всегда считала, что он вел себя с тобой как полное дерьмо – уж ты-то всегда заслуживала большего! Но тебя он любил – насколько он вообще был способен кого-то любить.
– Видеть тебя не хочу! Больше не смей мне звонить, слышишь? – выплюнула Офелия.
Потом круто повернулась и на подгибающихся ногах заковыляла по дорожке к своей машине. Двигатель, который Офелия забыла выключить, тихо урчал. Офелия даже не оглянулась на стоявшую в дверях Андреа. Единственным ее желанием сейчас было никогда в жизни больше не видеть эту женщину. Впрочем, Андреа и сама уже все поняла. Она знала, что Офелия ее не простит. Глядя вслед отъезжавшей машине, она тихо плакала. Что ж, по крайней мере ей хватило мужества сказать Офелии правду – так, как она ее представляла. Тед и в самом деле до последнего дня не знал, как ему поступить.
Возможно, он и вправду не любил ни одну из них, но Офелии незачем это знать. Пусть думает, что он колебался, не в силах расстаться с ней, что испытывал к ней теплые чувства и считал, что многим ей обязан. Впрочем, может быть, он и вправду предпочел бы остаться с ней. И тогда она, а не Андреа осталась бы победительницей в их женском поединке. Что ж, в конечном итоге они обе проиграли. Тед, Чед, Офелия, Андреа, даже малыш Уильям. Все они проигравшие. Тед погиб, так ничего и не решив, а письмо, вместо того чтобы отправиться в корзину, попало в руки его вдове. Может быть, он именно этого и хотел? Возможно, решил даже, что это было бы наилучшим выходом из сложившейся ситуации? Теперь уже никто ничего не узнает. И все, что Андреа могла сейчас сделать для Офелии, – это признаться, что муж ее так ничего и не решил… и что возможно… только возможно… он все-таки любил ее – насколько такой человек вообще мог кого-то любить.
Глава 21
Офелия не помнила, как доехала домой. Припарковав машину, она поднялась по лестнице и вошла. Пип так и сидела на том же месте, крепко прижимая к себе собаку.
– Что случилось? Где ты была? – Пип не поверила своим глазам – мать выглядела еще хуже, чем когда уходила из дома, если, конечно, такое можно себе представить.
Шатающейся походкой она добралась до своей спальни, потом ринулась в ванную, и ее снова вырвало. Кое-как умывшись, Офелия без сил рухнула на кровать.
– Ничего, – пробормотала она, бессмысленным взглядом уставившись куда-то в угол.
Ей казалось, что сердце у нее остановилось. Нет, оно не остановилось – его просто вырвали у нее из груди. Это сделали они – он и Андреа. Через год они все-таки прикончили ее. С трудом подняв голову, Офелия уставилась на дочь, но не видела ее. Казалось, она вдруг ослепла. Пип похолодела – место ее матери снова занял робот! Он вернулся, но только теперь внутри его будто все перегорело…
– Я хочу спать, – все, что услышала Пип.
Неуверенной рукой Офелия выключила свет и откинулась на подушки, пустым взглядом уставившись в темноту. Пип с трудом подавила рвавшийся из горла крик. Она не осмелилась плакать – ей было страшно, что так будет еще хуже. Повернувшись, она на цыпочках выскользнула из комнаты и, ринувшись в кабинет отца, трясущимися руками схватилась за телефон. Когда наконец на том конце сняли трубку, она уже рыдала. Захлебываясь слезами, Пип попыталась все объяснить, но горло у нее сжало судорогой, и Мэтт сначала ничего не понял. Только голос у него был упавший.
– Что-то случилось… с мамой что-то не так.
Мэтт наконец сообразил, о чем речь. И испугался еще больше. Он никогда не слышал, чтобы Пип так отчаянно рыдала. Девочка была страшно напутана – даже по телефону заметно, как сильно дрожит ее голос.
– Она ранена? – крикнул он первое, что пришло ему в голову. – Что случилось, Пип? Ты звонила по телефону 911?
– Н-не знаю. Мне кажется, она сошла с ума. Она ничего не говорит.
Собравшись с духом, Пип рассказала о том, что произошло. Единственное, что смог придумать Мэтт, – попросить Пип передать трубку Офелии. Но когда Пип помчалась за матерью, оказалось, что дверь в ее спальню заперта. На стук никто не открывал. Когда Пип снова взяла трубку, она совсем пала духом. Она рыдала так, что у Мэтта мурашки побежали по спине. Сначала он даже подумал позвонить в полицию и попросить их взломать дверь, но потом испугался. Поколебавшись немного, он попросил, чтобы Пип снова постучалась к матери, сказав, что подождет.
Пип стучала долго. Спустя какое-то время ей послышался слабый звук, словно что-то упало. Потом дверь спальни медленно приоткрылась. На пороге стояла Офелия. Лицо у нее было такое, словно она долго плакала и сейчас еще с трудом сдерживает слезы. Но теперь по крайней мере вид у нее казался не таким безумным, как полчаса назад.
"Тихая гавань" отзывы
Отзывы читателей о книге "Тихая гавань". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Тихая гавань" друзьям в соцсетях.