Нора Робертс - Тихий омут

– Итак, мы выяснили, что ты твердо стоишь на ногах в финансовом отношении. Грейс, как мы знаем, вполне способна заработать на жизнь. У тебя есть собственный дом и одна треть этого. Так что крыша над головой – не проблема. Переходим к следующему вопросу. Ты веришь в институт брака?

Его сегодня не раз обзывали идиотом, но он мог отличить нормальный вопрос от мышеловки.

– Некоторым людям он подходит. Другим – нет.

– Я не об этом. Ты веришь в сам институт брака? Да или нет.

– Да, но…

– Тогда, черт побери, почему ты не стоишь на коленях, сжимая кольцо в своей огромной лапе, и не умоляешь любимую женщину дать твоей тупой башке еще один шанс?

– Я терпеливый человек, – с расстановкой произнес Этан, – но я устал от оскорблений.

– Попробуй только оторвать задницу от стула, – предупредила Анна, когда Этан попытался встать. – Клянусь, я тебя выпорю. Видит бог, как я хочу тебя выпороть.

– Это витает в воздухе в последнее время. – Но он подчинился, решив побыстрее покончить с разговорами. – Давай, говори. Я слушаю.

– Ты думаешь, я не в состоянии понять, что тебя гложет? Ты не прав. Меня изнасиловали, когда мне было двенадцать лет.

Боль пронзила его сердце, ужас охватил душу.

– Господи, Анна! Прости, я не знал…

– Теперь ты знаешь. Я изменилась, Этан? Разве я не тот же человек, что тридцать секунд назад? – Она снова сжала его руку и на этот раз не отпустила. – Я знаю, что такое беспомощность, и страх, и желание умереть. Я понимаю, что значит заново построить свою жизнь. И я знаю, что тот ужас остается с тобой навсегда. Даже если ты научился жить с ним, даже если понял, что это никогда не было твоей виной.

– Это не то же самое.

– Тут я с тобой согласна. У нас есть еще кое-что общее, Этан. Я никогда не знала, кто мой отец. Был он хороший человек или плохой? Высокий или коротышка? Любил ли он мою мать или просто использовал ее? Я не знаю, что он передал мне.

– Но ты знала свою мать.

– Да, и она была чудесным человеком. Красавицей. А твоя – нет. Она мучила тебя, она сделала тебя жертвой. Почему ты позволяешь ей до сих пор управлять твоей жизнью? Почему ты позволяешь ей побеждать даже сейчас?

– Анна, теперь дело во мне самом. Я сын своей матери, и от этого никуда не денешься…

– Грехи отцов, Этан?

– Я говорю не о грехах, я говорю о наследственности. Из поколения в поколение в семьях передаются цвет глаз, телосложение, болезни, алкоголизм, долголетие.

– Ты, как я вижу, много размышлял на эту тему.

– Да. Мне пришлось принимать решение, и я его принял.

– И ты решил никогда не жениться и не иметь детей.

– Это было бы нечестно.

– Ну, тогда тебе лучше поговорить с Сетом, пока не поздно.

– С Сетом?

– Кто-то же должен сказать ему, что он никогда не сможет жениться и завести детей. Лучше, если он узнает об этом как можно раньше, чтобы подготовиться, настроить себя на такую жизнь.

Несколько секунд Этан просто таращился на нее, раскрыв рот.

– О чем ты говоришь, черт побери?

– О наследственности. Мы же не знаем, какие пороки передала ему Глория Делотер. А видит бог, в ней целый букет пороков. Шлюха, пьяница, наркоманка. Ничего хорошего мы о ней не слышали.

– Мальчишка абсолютно нормальный, – горячо возразил Этан.

– А что это меняет? – Анна невозмутимо встретила взбешенный взгляд Этана. – Мы не можем позволить ему рисковать.

– Ты не должна проводить параллели между ним и мной.

– А почему? У вас обоих очень похожее детство. Между прочим, через социальную службу по всей стране проходит множество подобных дел. Интересно, сможем ли мы провести закон, запрещающий детям насильников жениться и заводить собственных детей. Подумай, скольких опасностей мы могли бы избежать.

– Почему бы просто не стерилизовать их? – съязвил Этан.

– Интересная мысль. – Анна порывисто наклонилась к нему. – Этан, а ты не подумывал о вазэктомии[8], раз уж так решительно настроен не передавать потомству свои нездоровые гены?

Он скривился с таким ужасом, что Анна чуть не рассмеялась.

– Анна, достаточно.

– Именно это ты рекомендовал бы Сету?

– Я сказал, достаточно.

– Действительно, более чем достаточно, – согласилась она. – Но ответь мне на последний вопрос. Ты и вправду думаешь, что этому талантливому ребенку следует отказаться от нормальной взрослой жизни только потому, что ему не повезло и его зачала бессердечная, порочная женщина?

– Нет. – Этан судорожно вздохнул. – Нет, я так не думаю.

– И никаких «но» на этот раз? Никаких оговорок? Тогда я выскажу тебе свое профессиональное мнение. Я всецело с тобой согласна. Сет заслуживает всего, что может дать ему жизнь. А мы должны помочь ему осознать, что он – самостоятельная личность, а не плод какой-то порочной женщины. Как и ты, Этан. Может, ты и тугодум, – улыбнулась Анна, вставая, – но помимо этого – замечательный, благородный и невероятно добрый человек.

Анна подошла к нему, обняла за плечи, а когда он, как маленький, уткнулся лицом в ее грудь, чуть не расплакалась.

– Я не знаю, что делать, – еле слышно сказал Этан.

– Знаешь, – возразила она. – Будь собой, подумай какое-то время. Только, пожалуйста, сделай себе одолжение на этот раз и думай побыстрее.

– Пожалуй, я поработаю на верфи, чтобы прочистить мозги.

Анна вдруг испытала к нему чисто материнские чувства, а потому наклонилась и поцеловала его в макушку.

– Собрать тебе еды?

– Нет. – Он легко сжал ее, затем встал. И, увидев ее полные слез глаза, похлопал по плечу. – Не плачь. Кэм оторвет мне башку, если узнает, что я довел тебя до слез.

– Не буду.

– Ну, ладно, я пошел.

Этан уже взялся за ручку двери, заколебался, обернулся. Анна стояла посреди кухни. Спутанные волосы, мокрые от слез ресницы.

– Анна, моя мама, моя настоящая мама, – добавил он, потому что только Стеллу Куин считал своей матерью, – полюбила бы тебя.

«Дьявол, – подумала Анна, глядя в его удаляющуюся спину, – наверное, я все-таки разревусь».

Этан больше не оборачивался, особенно, когда услышал за спиной всхлипывания. Ему необходимо остаться одному и собраться с мыслями…

– Эй!

Уже открывая парадную дверь, Этан оглянулся. Сет стоял на середине лестницы.., куда умчался за долю секунды до того, как Этан вышел из кухни.

– Эй, что?

Сет начал медленно спускаться. Он слышал все, каждое слово, сказанное ими. Даже когда засосало под ложечкой, он остался и слушал.

– Куда вы идете?

– На верфь. Хочу кое-что закончить. – Этан заметил что-то странное во взгляде мальчика и отпустил дверь. – Ты в порядке?

– Да. Можно мне завтра с вами на верфь?

– Если хочешь.

– Если я пойду с вами, мы быстрее закончим.

Мы будем работать втроем, с Кэмом. А в пятницу приедет Фил, и мы будем работать все вместе, вчетвером.

– Так и предполагалось, – сказал Этан, не понимая, куда клонит мальчишка.

– Да, так. – «Все вместе», – мысленно повторил Сет, просияв от счастья. – Тяжелая работенка из-за этой сраной жары.

Этан подавил смешок.

– Следи за выражениями – Анна в кухне. Сет пожал плечами, но настороженно оглянулся:

– Она классная.

– Да. – Этан улыбнулся. – Классная. Не рисуй и не пяль глаза в телевизор до полуночи, если хочешь завтра работать со мной.

– Да, конечно. – Этан вышел на веранду, Сет последовал за ним и снова окликнул:

– Эй!

– Господи, парень, ты когда-нибудь дашь мне уйти или будешь держать здесь до завтра?

Сет схватил лежавшую на полу сумку, сунул ее в руки Этану и сказал с самым невинным видом:

– Вот, Грейс забыла. Наверное, думала о чем-то другом, когда уезжала.

– Наверное. – Этан хмуро уставился на, сумку, прикинул, что она весит фунтов десять.

– Вы могли бы отвезти ей. Женщины с ума сходят без своих шмоток. Пока.

Сет бросился в дом, бегом поднялся по лестнице и прижался лицом к первому же окну, выходившему на передний двор. Оттуда ему было видно, как Этан почесал голову, сунул сумку под мышку, как футбольный мяч, и побрел к своему пикапу.

«Ну и странными же бывают иногда мои братья», – подумал Сет. И ухмыльнулся. Его братья. Радостно взвизгнув, он помчался вниз на кухню, чтобы выпросить у Анны чего-нибудь поесть.

Грейс понимала, что, прежде чем появиться у родителей, необходимо остыть. Она никогда и ни от кого не могла скрыть свои волнения, что уж говорить о матери и очень чуткой Обри!

И последнее, что ей нужно сейчас, так это расспросы. Последнее, на что она способна, – объяснения.

Она высказала Этану все, что накипело, все, что должна была сказать. И к черту сожаления. Если ее выступление приведет к концу старой дружбы, дружбы, которой она всегда дорожила, ничего не поделаешь. Уж как-нибудь они с Этаном постараются быть вежливыми на людях, в конце концов, они достаточно взрослые чтобы не втягивать в свои отношения посторонних.

Конечно, это будет нелегко, но все получится. Получалось же целых три года с отцом, разве нет?

Грейс кружила по городку до тех пор, пока пальцы не перестали сжимать руль, как клещи, а , лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида, уже не отпугнуло бы детей и маленьких собак, и она уверила себя, что восстановила пошатнувшееся самообладание. Восстановила настолько-, что, пожалуй, можно свозить Обри в «Макдоналдс» и устроить маленький праздник. А в ближайший же выходной они поедут в Оксфорд на фестиваль пожарников. Она не собирается сидеть в четырех стенах и хандрить. Не дождешься, Этан Куин, черт тебя побери!

Вылезая из машины возле уютного родительского особняка, Грейс даже не хлопнула дверцей. Отличное доказательство ее ровного настроения. Она не взбежала торопливо по ступенькам, а остановилась насладиться красотой петуний, розовым облаком паривших над подвесным кашпо у венецианского окна рядом с парадной дверью.

И если ее взгляд метнулся на несколько дюймов в сторону и уперся в отца, отдыхавшего в шезлонге, как король на троне, так это просто каприз судьбы и неудачное стечение обстоятельств.

Гнев вскипел в ней с новой силой и бросил, как камень из рогатки в намеченную цель.

– Я кое-что должна сказать тебе. – Грейс не придержала дверь и, вполне удовлетворенная громким выстрелом за спиной, промаршировала к отцу. – Накопилось.

Секунд пять он молча таращился на нее, стараясь придать своему лицу обычное невозмутимое выражение.

– Если ты хочешь поговорить со мной, попытайся сделать это вежливо.

– Мне надоела вежливость. Приличия у меня уже вот где, – выпалила она, резко проводя ребром ладони по горлу.

– Грейс! Грейс! – Из кухни появилась Кэрол с Обри на руках. Раскрасневшаяся, с округлившимися от испуга глазами. – Что с тобой стряслось? Ты расстроишь ребенка.

– Мама, унеси Обри в кухню. И если она услышит, что ее мать повысила голос, вряд ли это травмирует ее на всю жизнь.

Накаляя и без того напряженную атмосферу, Обри откинула головку и заревела. Грейс едва сдержала порыв схватить дочку и вылететь из дома, покрывая поцелуями зареванное личико, пока не иссякнут слезы.

– Обри, прекрати немедленно. Я злюсь не на тебя. Отправляйся с бабушкой в кухню и выпей сока.

– Сока! – прорыдала Обри во всю мощь своих легких, протягивая ручки к Грейс.

– Кэрол, забери ребенка в кухню и успокой, – Пит нетерпеливо помахал жене рукой. Крупные слезы, дрожащие на ресницах Обри, действовали на него точно так же, как на Грейс, и он осуждающе посмотрел на дочь. – За весь день ребенок не пролил ни одной слезинки.

– Так прольет сейчас, – отрезала Грейс, не в силах избавиться от угрызений совести. – И она забудет о них через пять минут. В этом прелесть двухлетнего возраста. Когда становишься старше, обиды так быстро не забываются. Ты заставил меня пролить много слез.

– Нельзя вырастить ребенка и не заставить его немного поплакать.

– Но некоторые родители умудряются делать это, даже не попытавшись понять своего ребенка.

«Когда мужчина лежит в шезлонге босой, – подумал Пит, – он лишается всех преимуществ в споре».

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не надо делать вид, что это для тебя новость. Тебе было безразлично, о чем я думаю, потому что это не укладывалось в твою схему. Ты знал, – продолжала она тихо, но ее тихий голос звучал угрожающе, – ты знал, что я хотела стать балериной, и не мешал мне брать уроки. Не возражал. Да, время от времени ты ворчал из-за их стоимости, но платил.

– И за все те годы потратил целое состояние!

– Зачем, папа?

Пит растерянно заморгал. Никто не называл его папой почти три года, и его сердце мучительно сжалось.

– Потому что ты очень хотела.

– Но зачем ты платил, если никогда не верил в меня, не верил настолько, чтобы поддержать в решающий момент?

– Зачем ворошить прошлое, Грейс? Ты была слишком молода, чтобы ехать в Нью-Йорк. Это был простой каприз.