Лили Ред - Тихоня для мажоров

— И что я должна буду сделать? — в голове все еще не укладывается то, что она предлагает.

— Оставить в покое Егора и быть рядом с Артемом. Он действительно привязан к тебе, да и ребенок, — она выразительно приподнимает бровь. — Ты знаешь, чей он?

— Маргарита Ари…

— Это и неважно. Если ты категорически выберешь Артема, Егор отступит. У него отношения с Юлией, ему некогда распыляться на тебя и я думаю, ты умная женщина, все понимаешь, хватит пудрить им мозги.

Все же я ошибаюсь, она как была прожженной стервой, так и осталась. А вся эта мишура в совместном приготовлении чая, просто пыль в глаза.

— Знаете что, Маргарита Аристарховна. Я была лучшего мнения о вас. И ваши деньги мне не нужны. Если я захочу быть рядом — я буду. Вы зря пришли с этим предложением ко мне.

— Нет не зря, Юля. Мне важны мои сыновья. Артем не станет во главе компании, а Егор… у него огромные перспективы и такая как ты… — она замолкает, а я просто не могу поверить в то, что слышу.

Артем не станет во главе, значит, я вполне могу находиться рядом с ним? А Егор большая шишка, и я рядом с ним никто?

— А что если ребенок Егора, Маргарита Аристарховна? — решаюсь спросить у нее.

— Он все равно будет моим внуком, Юля. Просто знай: я не позволю Егору быть с тобой и оставить Артема в стороне.

Сказав это, она встает и, как королева, двигается на выход из моего кабинета.

* * *

Я дорабатываю до обеда и еду к Матвею на УЗИ. Меня ничего не беспокоит, но плановый прием отменять нельзя. Тем более, что он вчера звонил и переживал за меня. Поднимаюсь к нему в кабинет и стучусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Можно? — заглядываю внутрь.

— Входи, Юля. Как твои дела? Рассказывай, ничего не болит, не тянет, спазмов нет? Ощущений как-будто месячные должны прийти?

— Нет, всего этого нет. Ну, то есть вчера была тяжесть, поясницу ломило, но это из-за напряжения. Мало того, что на работе завал был. Так еще и вечером…

Я замолкаю не желая все вспоминать.

— Пойдем посмотрим состояние ребенка.

Мы подходим к аппарату, Матвей разливает гель на мой живот и начинает водить по нему датчиком. Я смотрю на экран и вижу своего малыша. Странно, но до сих пор даже я не знаю, кто там. Прячется постоянно и посмотреть невозможно.

— Матвей, а сейчас можно увидеть кто там? — закусываю губу и пытаюсь разглядеть, мальчик или девочка.

— Не судьба, Юля. Закрывается, — он улыбается и качает головой. — Упрямый, видимо.

Он водит в разных местах, но ребенок будто и не хочет раскрывать правду, начинает крутится и вертится, прячась от камеры.

— На родах, что ли, узнаю? — смешинка вырывается и Матвей тоже улыбается.

— Посмотрим, еще около восьми недель у нас есть, может и узнаем.

Матвей вытирает меня полотенцем и поднимается со стула.

— По УЗИ все хорошо? — взволнованно уточняю у него.

— Да, все хорошо. Не переживай. Побольше отдыха, не забывай о коленно-локтевом положении, — он подмигивает, а я улыбаюсь, — И еще витамины пей. Вставай на весы, посмотрим, как ты малыша откормила. — Он взвешивает меня и улыбается. — Все в пределах нормы, так что увидимся с тобой через две недели. Если что вдруг, то позвони мне.

— Есть сэр, — отвечаю Матвею и подхожу к его столу, чтобы забрать свои вещи.

— Юля, ты точно уверена, что не хочешь до родов побыть у нас?

— Нет, все хорошо. Не стоит переживать, — в который раз отвечаю Матвею.

Мне немного неудобно из-за Демьяна, но сейчас я прекрасно осознаю, что он мне не подходил. Да и прятаться теперь нет смысла. За эти дни я успеваю разобраться со всем, что так мучило меня все эти месяцы. Демьян лишь на время помогал избавиться от тоски, но убрать ее полностью ему было не под силу.

— Если что, ты знаешь мой номер.

— Спасибо, — я выхожу из кабинета и улыбаюсь, как дурочка, честное слово.

Меня все еще поражает то, что на седьмом месяце я не могу узнать пол малыша. Хотя мне все равно, но это мистическое обстоятельство меня веселит. Вызываю такси и еду в больницу к Артему. Не выдерживаю до вечера и направляюсь к нему, мне нужно знать: как он там? Как чувствует себя и все ли готово к операции.

Я приезжаю в больницу и иду в палату к Артему. По дороге вижу, как Егор выходит из одного кабинета и, примечая меня, кивает. Боже, он же говорил, что заедет за мной и вместе поедем к Артему? Или мне это приснилось? Понимаю, что в последнее время с моей памятью беда, поэтому решаю, что нужно купить ежедневник, а лучше ставить напоминания в телефоне.

Вижу, как Егор целенаправленно идет ко мне и сжимаюсь, когда он останавливается рядом со мной и говорит:

— Все еще бегаешь от меня?

Он усмехается, легонько целует меня в щеку, подмигивает и уходит, даже не дожидаясь моего ответа. Видимо, я все же должна была его дождаться.

Упс…

Открываю дверь в палату Артема и вижу, как он щелкает кнопки на пульте. В сознании и, самое главное, живой.



— Привет, — захожу в палату и ставлю сумочку на кресло возле кровати.

— Привет, — Артем тут же откладывает пульт и смотрит на меня.

— Как ты себя чувствуешь? — бегло спрашиваю у него.

Пока поднималась, появилась небольшая одышка, а еще меня жутко мучает жажда, к тому же на улице сегодня духотища. Достаю бутылку воды, которая постоянно находится со мной, и жадно отпиваю прямо из горла. Артем поднимается на кровати и подкладывает подушки под спину, чтобы было удобнее сидеть.

— Я нормально, немного голова трещит, а так все хорошо. Меня больше волнует, как ты?

Я улыбаюсь тому, что даже сейчас он волнуется обо мне больше, чем о себе. Я нервничаю и даже не знаю, что говорить, потому что все это время я думала о нем, о том, все ли у него впорядке.

— У меня, Тем, нормально все. Ничего не беспокоит, — я перевожу дыхание, хочу сказать эти дурацкие слова благодарности, но вместо этого почему-то начинают дрожать губы. Только раскрываю рот, как перед глазами предстает картина, где он под машиной.

Встаю с кресла, делаю шаг и крепко обнимаю его. Только вчера я видела его без сознания и сейчас в моей голове кружится множество не самых радужных мыслей. Все ведь могло быть по-другому. Его руки ложатся на мой живот и приятно поглаживают. Он утыкается носом в мою шею и глубоко дышит.

— Не плачь, Юль, — тихо шепчет Артем.

Я плачу? Даже не замечаю, как по щекам стекает водопад слез. Я лишь крепче обнимаю Артема и прижимаюсь к нему ближе, желая почувствовать, что он реален. Я не хочу говорить ничего, потому что не в состоянии сказать и слова по делу. Мне хорошо вот так, рядом с ним, в его объятиях. Странно, но мне ни капли его не жаль. Да, я волнуюсь, но у меня нет чувства жалости. Даже на Маргариту я зла из-за того, что она сбросила Артема со счетов и решила, что он не может ни работать, ни управлять компанией. Как она так может?

— Мы справимся со всем, Юль. Ты только не плачь и не нервничай, это небезопасно. Успокойся, пожалуйста, — он нежно целует меня в щеку и трется о мою кожу губами.

Его слова немного приводят меня в чувство. Я отстраняюсь от него и улыбаюсь, но понимаю, что он так и не убрал руки с моего живота. Мы так увлечены друг другом, что когда открывается дверь и в палату входит Егор, мы оба замечаем его только когда он покашливает, а затем хмурится и прищуривается, смотря на руки брата.

— Юля, все впорядке? — строго спрашивает, будто именно здесь мне могли навредить. Это не очень приятно.

— Да, просто растрогалась, — поясняю, как можно спокойнее.

— Перестань увеличивать влажность в помещении, все будет хорошо. Артем, документы все оформил. На этой недели тебя еще будут наблюдать, если все показатели будут в норме, то операцию назначать в скором времени.

— Я себя чувствую отлично, могу это время и дома с вами побыть. Не хочу в больнице. Антураж бесит.

— Это ты меня сейчас бесишь. Добегался уже. Лежи тут под присмотром. Если бы не эта ситуация с машиной, то хрен бы мы выяснили, что с тобой творится. Так что лежи тут, чтобы не нахвататься.

Артем смотрит на мой живот и хмурится. Я даже не представляю, что твориться у него в голове. Наверное, это сложно, осознать, что ты остался жив после аварии, но у тебя внезапно обнаружили опухоль.

— Привези мне хоть ноутбук, я тут с работой буду разбираться. У тебя там скоро командировка, кто останется вместо тебя?

— Я в командировку не поеду. Тут есть дела поважнее.

— Юля, принеси, пожалуйста, мне сока, там есть аппарат, — он кивает на дверь, а я замираю, не зная, что делать с его просьбой.

Тут и дураку понятно, что он хочет поговорить с братом, только вот как мне реагировать на это? У них секреты? Почему это не обсудить без меня, чтобы я не начинала накручивать себя?

— Можешь Юлю не выпроваживать, — Егор ухмыляется и смотрит на меня с улыбкой.

А я чувствую себя, как не в своей тарелке. Сейчас мне действительно хочется сбежать.

— Ты прав. Между нами не должно быть секретов. Никаких больше.

После их решения, мне становится не по себе. Они не хотят никаких секретов, а я вообще готова услышать, то что они скрывают? Мне кажется — нет. Точно не сегодня.

— Не сейчас… Я принесу тебе сок, — я встаю с кровати и иду на выход.

Я хочу все знать, но я не готова получить еще одно потрясение. Мне хватит. Вначале Артем должен пройти операцию, а уж потом можно разговаривать по душам. Только потом и никак не раньше.

Пока иду за соком, осознаю, что хочу тихой и спокойной жизни. Мне не нужны укоризненные взгляды Маргариты Аристарховны. Я не хочу от нее подколов и упреков в том, что я кого-то сделала несчастным. И я до сих пор не знаю, хочу ли быть с кем-то из них. Артем он… он дорог мне. И от его касаний мое тело вспыхивает страстью. Егор… он до сих пор непонятен для меня. Он то совершает поступки, от которых щемит сердце, то заставляет непонимающе смотреть на него и обливаться кровью сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Только у аппарата с соком я понимаю, что они оба дороги мне. Каждый по-своему, но все же…

Неделю спустя

Я встаю с кровати и иду готовить себе завтрак. Это уже вошло в привычку: подъем-завтрак-душ-сборы в больницу к Артему. После того нелепого разговора мы так и не поднимаем эту тему. Ребята молчат и не наседают на меня. Егор иногда заезжает, привозит фрукты или отвозит меня к Артему в больницу, но держит дистанцию и меня это радует.

Я оформляю на работе декретный отпуск и вот последнее время пытаюсь чем-то занять себя дома, чтобы не сойти с ума от скуки. Постоянно что-то готовлю и езжу в больницу к Артему, чтобы привести вкуснотей и поддержать перед операцией.

Порой он ругается на меня, что я езжу одна, без Егора, сетуя на мою невнимательность и растерянность при беременности. Но я вижу, как его взгляд теплеет, едва стоит мне зайти к нему в палату. Он расцветает, когда касается моего живота и по-мальчишески улыбается, когда ребенок бьет его по ладошкам. У меня сердце сжимается от радости, когда я слышу, как он разговаривает с малышом.

Я бы подумала, что они меня обманывают и специально говорят об опухоли, если б не услышала разговор доктора и Артема. Тогда его взгляд был потухшим и безжизненным. Доктор убеждал его, что все должно пройти хорошо, но риск всегда есть. И я каждую ночь молюсь о том, чтобы он не вошел в эту группу риска.

Я ежедневно приезжаю к Артему, чтобы поддержать и не думать ни о каких рисках. Чтобы помочь ему забыть о летальных случаях и не очень радушных словах отца. Я убеждаю себя, что езжу только поэтому, но ведь это неправда. Ложь, которую я говорю даже сама себе. Убеждаю себя, не желая осознавать, что мне просто приятно видеться с Артемом, смотреть, как он общается с малышом и нежно гладит животик, пытаясь почувствовать все новые и новые толчки.

Сегодня предоперационный день и завтра с утра его увезут. Я должна быть рядом с ним и поддержать, показать, что в этой жизни ему еще нужно задержаться и ни в коем случае не сдаваться.

Они изменились, не знаю, дело в семимесячной разлука и разговорах после нее, или в том, что Артему нельзя волноваться и нервничать, но я вижу разницу. Ощутимую. Егор ведет себя очень настороженно, но все равно позволяет некоторые шалости. Невинные, мимолетные поцелуи в щеку, будто подруге или жене брата. Робкие касания к моему живота и скупые, но, все же, комплименты. Я от них того не жду, вообще даже не представляю, куда нас заведет судьба. Но с каждым днем я все больше привыкаю к этому. Они другие, не идеальные, но таких и в природе не существует, главное, что они больше не настырные и не грубые, как тогда, когда мы только познакомились.