— У-и! Со-олнце! — радостно воскликнула Лина и села верхом уже не на парня, обхватила руками, прижала к себе и положила голову ему на плечо. — Ну наконец-то!..


Больше всего на свете Лина любила его. До озноба. Ее идеал. Незримый, но чье присутствие ощущалось всегда, постоянно. Самый ласковый. Самый нежный. Самый надежный. Окутывающий ее любовью и не требующий взамен ничего абсолютно, угадывающий малейшие желания девушки — и тут же воплощающий их в жизнь. За его стенами Лина не боялась ничего, чувствовала себя защищенной. «Дома и стены помогают» — в случае девушки выражение принимало буквальное значение. Стены действительно помогали ей.

Ему было безразлично, как девушка выглядит. Он не донимал ее расспросами, где она пропадала всю ночь, не читал нотаций, не стремился переделать, ничего не требовал, он вообще никогда и ничего не говорил и принимал девушку такой, какая она есть, со всеми совершенствами и недостатками. Когда-то Лина, насмотревшись на отношения матери, бабки, подруг, соседей да и просто случайных знакомых, думала, что в жизни настолько идеальных и гармоничных отношений не бывает, и до сих пор поверить не могла в свалившееся на нее счастье.

Он запускал в дом прохладу тогда, когда девушке становилось жарко. Согревал воздух тогда, когда она мерзла. Ванна наполнялась сама при первом желании понежиться в воде, старинный самовар исправно сам кипятил воду; свет, двери, окна, мебель — почти все подчинялось ему, почти — потому что, к сожалению, дом мог управлять только старыми предметами, которые находились в нем изначально. И Лина сама не до конца понимала, что он из себя представляет — ей было без разницы. Она не помнила, как так получилось, что она вообще узнала про его существование, просто в один прекрасный момент приехала в дом прибраться после смерти бабушки, погибшей при загадочных обстоятельствах, утомилась, осталась на ночь, проснулась — и уже твердо знала, что именно нужно делать дальше.

Переезжать. Навсегда и немедленно. И… приводить тела.

Потому что только в его руках она таяла. Он один умел удовлетворить ее и сделать хорошо. Он не раздражал, не напрягал, не мельтешил перед глазами, не сидел на диване с самодовольным видом и не требовал обслуживания своей важной персоны. Но в то же время он был. Идеал. Лучший на свете. Ни один приземленный человек из плоти и крови со своими запросами и сверхценным мнением не мог с ним сравниться; перед Солнцем меркли все.

Особенно для эгоистичной Лины.

Мягко говоря, она не любила мужчин. Не понимала их. Они раздражали ее. Она хотела бы быть лесбиянкой — но, увы, тянуло ее на мужиков. Увы, влюблялась она в мужиков. И спала с мужиками. И, если по молодости она наивно верила в то, что вот этот красавчик уж точно окажется «не таким», то очень быстро поняла, что «не таких» нет. Что дико разочаровывало девушку — пока в ее жизни не появилось Солнце.

Лучшее в мире.

С одним только недостатком. Совсем незначительным. Так, сущая мелочь. Тела у него не было. Но и это не расстраивало девушку. Предоставить любимому твердую оболочку она могла в любой момент, тогда, когда сама этого хотела; она могла менять внешний вид тел, попробовать того, этого, высокого, низкого, молодого, зрелого — но при этом внутри всегда находился он, а не неприятные личности. Солнышко. Единственное и неповторимое. И девушку все устраивало; более того, порой ей казалось, что отсутствие тела у любимого — это преимущество, а не недостаток.

Пусть большую часть времени Солнце не видно. Лина-то знала, что он есть. Всегда. Рядом. А большего ей и не требовалось.


— Я тебя сейчас съем, целиком, полностью! — повалила Лина его на кровать, едва Солнце с ней на руках переступил порог спальни. Она впилась в него губами, сперва осторожно, языком убеждаясь, что тот парень прополоскал рот выделенной антибактериальной жидкостью для свежести дыхания, а потом уже и смело, наслаждаясь, страстно; рукой массируя член, чтобы он затвердел до боевой готовности.

Презервативы. Как у хозяйственной девушки, в тумбочке Лины хранилось несколько пачек. Дрожащими руками она извлекла один презерватив, зубами разорвала упаковку и сама надела его на налитый кровью член. Стянула с себя платье, трусы, лифчик, бросила все на пол и легла на кровать, с силой зажмурив глаза.

Возбуждение накатывало само, от одного предвкушения.

Свет погас. Чтобы его выключить, Солнцу пришлось встать — находясь в чужом теле, он не мог управлять домом. Девушка лежала и слушала шаги: три туда, щелчок выключателя, и три обратно. Кровать прогнулась, скрипнула, и к девушке прикоснулись горячие ладони, ласково поглаживающие ее скользящими движениями от груди к животу. Едва касаясь. Она улыбнулась — немного щекотно, но приятно. Нащупала телефон и вставила в уши гарнитуру. Большой палец нажал на выпуклую кнопку — и в голову полилась ритмичная мелодия.

Солнце уже привыкло к новому телу и перестало угловато двигаться. Теперь его движения стали мягкими и плавными. Он просунул руку под затылок девушки, удобно располагая ее на своем плече, прижался горячим боком, а ладонями продолжил скользить по обнаженному телу — сперва по рукам, плечам, бокам, огибая наиболее чувствительные зоны, но постепенно захватывая и их тоже. Лина лежала, полностью отключившись от реальности и сосредоточившись на двух вещах: музыке и ощущениях. Солнце не слышало, что именно у нее играет, но всегда безошибочно улавливало ритм и подстраивалось под него.

Вот руки прошлись по животу, приблизились к груди — Лина замерла — но они, словно издеваясь, опустились вниз. Вот они опять поползли наверх, в такт музыки немного виляя из стороны в сторону, почти добрались до цели — Лина задержала дыхание — но они снова ускользнули. Когда же Солнце на третий раз добралось до груди и неожиданно пальцами провело по затвердевшим соскам, Лине показалось, что на мгновение к ней прикоснулся раскаленный прутик — так они обострились. Все тело покрылось мурашками, она охнула и рефлекторно свела колени, пальцами вцепилась в простынь; дразнящие руки очертили грудь по спирали, вершина которой пришлась на кончики напряженных сосков — внутри словно задрожала натянутая струна. Лина, чувствуя, как ей становится все жарче, обхватила непривычное, довольное объемное и твердое на ощупь бедро партнера и непроизвольно вдавила в него ногти; он же оставил соски в покое и резко переместил одну руку вниз, другой прижимая девушку к себе; тыльной стороной ладони надавил на лобок, пальцем нащупал клитор и с легким нажимом помассировал его.

От сильных, безумно приятных ощущений Лина охнула и закинула одну ногу на партнера; палец Солнца опустился ниже, проник в нее, и, покрывшись смазкой, заскользил верх-вниз по чувствительным малым губам, особое внимание уделяя клитору; все ощущения сосредоточились там, внизу, где все увлажнилось как будто воспалилось; от блаженства девушка застонала. А он, улавливая бешеный ритм очередной композиции, все ускорялся, убыстрялся, усиливал нажим — она огнем загорела и прикосновения его стали казаться невозможно, чертовски приятными, на грани боли.

— А-ах! — схватила Лина Солнце за плечо, когда поняла, что еще чуть-чуть, и кончит; но с членом внутри оргазм получался ярче.

Но он и без ее явных жестов знал, что пора. Замедлив темп пальцев, Солнце выпуталось из объятий девушки, нависло над ней и, словно издеваясь, поцеловало соски, медленно, каждый обводя языком, заставляя девушку вздрагивать и изнывать от нетерпения; прикоснулось головкой члена к влажной вульве — Лина напряглась в предвкушении и ногами обхватила тело партнера, самостоятельно проталкивая его вовнутрь — и он, поддавшись, осторожно, медленно вошел в нее.

Лина зажмурилась, стиснула зубы, сдвинула ноги вместе и скрестила их, плотно обхватывая член; Солнце, ускоряя темп фрикций и одновременно кончиком пальца едва ощутимым движением массируя увеличенную горячую точку, довело ее до исступления, до слез из глаз — и в критический момент, когда она была готова закричать «Хватит!», подхватило девушку за поясницу, приподняло и с силой прижало к себе.

— О-ох, — в экстазе выдохнула Лина, чувствуя, как мышцы с силой сокращаются, принося ей восхитительное чувство полного удовлетворения и эйфории — и именно в этот момент Солнце издевательски надавило на клитор тремя пальцами и замерло, тем самым усиливая ощущения стократ.

— Мама дорогая, — утирая мокрые глаза, свернулась она калачиком, когда мышечные сокращения пошли на спад. — А теперь я хочу чай и повторить в ванной!..

А ее желания в этом доме были законом.


— О-о! А-а! Ох всемилостивые боги, да, да! — постанывала Лина, когда Солнце чесал ей, изнеможенной, спину, с силой надавливая на кожу ногтями.

Он мог чесать ее часами. Часами! Да хоть всю ночь напролет, если ей того хотелось. И не ныть, что устал и что ему надоело. И переставал только тогда, когда надоедало ей, ну, или когда Лина засыпала. Как, например, сейчас.

Трех оргазмов за вечер ей вполне хватало. Четвертый получился бы вымученным, приносящим не удовольствие, а усталость. Солнцу было без разницы, он мог ублажать ее хоть всю ночь, если потребуется, но при этом никогда — никогда! — не кончал сам. Лине иногда казалось, что их секс чем-то напоминает мастурбацию, где он выступает в роли самостоятельного, живого вибратора. Впрочем, такой секс, направленный на удовлетворение исключительно ее, устраивал девушку более чем. И она никогда не задумывалась, а зачем ему все это надо, почему он над ней так трясется — если сам с этого профита, вроде бы как, не имеет.

Посапывая во сне, Лина не видела, как тихо отошло от нее Солнце. В наушниках с негромкой музыкой она не слышала, как он приводил себя в порядок — подлатал осыпавшуюся штукатурку на чердаке, заделал трещину в крыше, с трудом дотягиваясь до нее со стремянки; натер мебель до блеска и собрал пыль по углам.

Лина уже и забыла, когда приводила дом в порядок самостоятельно.

До самого ура Солнце шуршало и делало то, что не могло сделать без тела. И, когда девушка проснулась по будильнику, ее окружал идеальный порядок. Чисто, свежо, все по полочкам; а с кухни просачивался терпкий аромат свежезаваренного чая. Настоящее солнце вовсю светило в окна, из леса доносился бодрый птичий клич; чудесное, восхитительное утро.

Он присел на край кровати и провел рукой по волосам Лины, головой кивая в сторону выхода.

— Тебе уже пора? — потирая глаза и улыбаясь, спросила она. Могла бы и не спрашивать: сквозь серый туман в глазах Солнца стала слабо просвечиваться радужная оболочка, что обозначало только одно — время пришло.

Он кивнул.

Зевая, девушка набросила на плечи банный халат, взяла в ванной вещи вчерашнего парня, обняла Солнце на прощание и поцеловала его.

— Ну, давай.

Вчерашний обряд повторился, только в обратном порядке — теперь туман сочился из парня и впитывался в стены. Вскоре бездыханное тело распласталось по полу, иногда вздрагивая конечностями от серии мелких судорог — но уже через секунд пятнадцать начало подавать признаки жизни.

— О-ох, — простонал парень, с трудом принимая сидящее положение. Лицо его позеленело, рот искривился. Он недоуменно осмотрелся и уперся взглядом в Лину, сурово нависшей над ним и упершей руки в бока.

Судя по всему, он в упор не помнил, кто это такая.

— Убирайся! — артистично и гневно выкрикнула она. — Пошел вон!

— А-а, меня тошнит… где я?.. ты кто?.. — схватился парень за голову, едва удерживая рвотные позывы.

— Накуренный придурок! Приехал и отрубился прямо на полу! Пошел вон и чтобы глаза мои тебя больше никогда не видели! — перешла на визг Лина, прекрасно зная, что сейчас ее пронзительный голос доставляет жертве невыносимую боль, и что он что угодно сделает, только бы она замолчала. — Во-о-он!

Обессиленный, он с трудом поднялся на ноги. Лина сунула ему в руки одежду и вытолкала за дверь, с силой хлопнув ею за его спиной. Ничего не понимающий парень кое-как натянул одежду и шатающейся походкой побрел прочь, не зная, где он находится и куда ему идти.

На лесной тропе его обильно вырвало.

Глава 4

Внеплановая жертва

— Слушай, Кира, а ты точно не гей? — с насмешкой в голосе спросил парень из компании, заглянувшей в ближайшее кафе на чашечку кофе. Напротив него сидел молодой человек, чей внешний вид действительно вызывал вопросы — обильный пирсинг в ушах, отполированные до блеска ногти, полупрозрачная футболка и довольно длинные волосы. Но, если к метросексуальной внешности парня друзья давно уже привыкли, то к новой прическе — пяти заплетенным колоскам, змейками оплетающим голову от лба к шее — отнеслись с долей иронии.

— Да вы достали меня, — беззлобно откликнулся он.

— Нет, ну серьезно. Нафиг ты чучело-то из себя строишь? Че как фрик-то? Будь мужиком!