Колин Маккалоу - Тим

Он нахмурился и поднял все измазанное кремом лицо.

— Ох, не помню. Я просто сыплю сахар, пока чай не потечет на блюдце, тогда я знаю, что хватит.

— Ты когда-нибудь ходил в школу, Тим? — осторожно спросила она, опять начиная интересоваться им.

— Не долго. Но я не могу учиться и они не стали меня заставлять меня ходить. Я оставался дома и присматривал за мамой.

— Но ты все-таки понимаешь, что тебе говорят, и ты самостоятельно управлял трактором!

— Некоторые вещи легко делать, а вот читать и писать ужасно трудно, мисс Хортон.

Мэри, продолжая удивляться сама себе, потрепала его по голове. Помешав чай, она сказала:

— Тим, это неважно.

— Вот и мам так говорит.

Он покончил с кексом, вспомнил, что у него есть сэндвич из дома, съел и его и запил это все тремя большими чашками чая.

— Здорово, мисс Хортон, прямо супер! — он вздохнул и посмотрел на нее с восторгом.

— Меня зовут Мэри. И ведь гораздо легче сказать Мэри, чем мисс Хортон, правда? Почему бы тебе не называть меня Мэри?

Он взглянул на нее с сомнением:

— А так будет правильно? Пап говорит, что старых людей я должен называть только мистер, миссис или мисс.

— Иногда допустимо и по имени, если это друзья.

— А?

Она опять сделала попытку, мысленно убрав все трудные слова из своего словаря.

— Я не такая уж старая, Тим. Просто у меня седые волосы и от этого я кажусь старше. Не думаю, что твой папа будет возражать, если ты назовешь меня Мэри.

— А разве седые волосы не значит, что человек старый, Мэри? Я всегда думал, что да. У папы волосы седые и у мамы тоже. И я знаю, что они старые.

«Ему двадцать пять, — подумала Мэри, — значит, его отец и мать постарше, чем я», — но она сказала:

— Ну, я моложе, чем они, и поэтому я еще не старая.

Он встал.

— Мне пора работать. У вас лужайка очень большая. Надеюсь, закончу во время.

— Ну, если не закончишь, то можно это сделать в другой день. Если хочешь, приходи в другой раз и закончи.

Он серьезно обдумывал проблему:

— Я думаю, я бы пришел, если пап скажет можно. — Он улыбнулся ей. — Ты мне нравишься, Мэри. Ты мне нравишься гораздо больше, чем Мик, и Гарри, и Джим, и Билл, и Кели, и Дейв. Ты мне нравишься больше всех, кроме папы и мамы и моей Дони. Ты хорошенькая и у тебя красивые белые волосы.

Мэри была потрясена, сотни самых противоречивых чувств охватили ее, но она справилась и сумела улыбнуться.

— Ну, спасибо, Тим. Ты очень любезен.

— О, не за что, — сказал он небрежно и поскакал вниз по ступеням, приставив руки к ушам и размахивая ими.

— Вот как я умею изображать кролика, — крикнул он с лужайки.

— Очень похоже, Тим. Я сразу догадалась, что это кролик, как только ты начал скакать, — ответила Мэри.

Она собрала посуду и унесла в дом. Да, ей было очень трудно вести с ним разговор. Он как ребенок, а она никогда не имела дела с детьми с тех пор, как сама перестала быть ребенком. А молодой она по-настоящему и не была. Но она обладала чуткостью в достаточной мере, чтобы почувствовать, что Тима легко обидеть, что она должна следить за тем, что говорит, держать под контролем нетерпение и раздражение. Если она даст ему почувствовать свой острый язык, то он и слов-то не поймет, но угадает смысл сказанного. Вспомнив, как она резко оборвала его накануне, решив, что он нарочно изображает из себя тупого, она расстроилась. Бедный Тим! Он так уязвим! Она ему понравилась, он подумал, что она хорошенькая, потому что у нее были такие же совсем белые волосы, как у его отца и матери.

Почему же выражение его рта такое печальное, если он мало знает о жизни?

Она вывела машину и поехала в супермаркет, чтобы сделать покупки до ланча, потому что в доме у нее не было ничего такого, что бы ему особо понравилось. Шоколадный кекс был просто на случай, если бы кто зашел, а сливки принес молочник просто по ошибке. Она знала, что Тим принес свой ланч с собой, но, возможно, ему будет мало или его удастся соблазнить гамбургером или горячими сосисками, которые так любят есть дети на праздниках.

— Ты когда-нибудь ловил рыбу, Тим? — спросила она за ланчем.

— О, да, я люблю ловить рыбу, — ответил он, принимаясь за третью сосиску. — Папа иногда берет меня на рыбалку, когда не очень занят.

— А он часто занят?

— Ну, он ходит на бега, и на крикет, и на футбол, и на все такое. Я с ним не хожу, потому что мне плохо в толпе. Когда много людей и шум, у меня болит голова и в пузе что-то странное делается.

— Ну, тогда я как-нибудь возьму тебя на рыбалку, — сказала она, но не стала развивать тему.

К середине дня он закончил задний двор и пришел спросить насчет сада перед домом. Она посмотрела на часы.

— Думаю, не стоит сегодня об этом беспокоиться, Тим, тебе уже пора домой. Приходи в следующую субботу и выкосишь передний двор, если тебе папа позволит.

Он радостно кивнул:

— Хорошо, Мэри!

— Пойди возьми в папоротниковом домике свой мешок, Тим. Ты можешь переодеться в ванне и посмотреть, все ли у тебя в порядке.

Интерьер ее дома, строгий и чистый, очаровал его. Он бродил по гостиной, погружал пальцы босых ног в пушистый ковер с выражением полного блаженства на лице, гладил жемчужно-серую обивку стен и мебели.

— Здорово, Мэри, какой дом! — с энтузиазмом восклицал он. — Все такое мягкое и прохладное.

— Пойдем, посмотришь мою библиотеку. — Она так решила показать ему свою гордость и источник радости, что взяла его за руку.

Но библиотека совсем не произвела на него впечатления, наоборот, она испугала его и он чуть не заплакал.

— Ой, сколько книг, — он задрожал и бросился вон, хотя видел, что она разочарована.

Ушло несколько минут, чтоб его успокоить и погасить его странный страх перед библиотекой. После этого она старательно избегала показывать ему что-нибудь интеллектуальное.

Придя в прежнее восторженное состояние, он проявил способность к критике и упрекнул ее в том, что в доме нет ярких цветовых пятен.

— Все такое красивое, Мэри, но все одного цвета! — убеждал он. — Почему нет ничего красного? Я так люблю красное!

— Скажи мне, какой это цвет? — спросила она, протягивая красную шелковую закладку для книг.

— Красный, конечно, — ответил он.

— Ну тогда я посмотрю, что я могу сделать, — пообещала она.

Она дала ему конверт, с тридцатью долларами, что было гораздо больше, чем мог заработать в Сиднее любой рабочий.

— Мой адрес и телефон написаны на листке внутри, — наставляла она его, — и я хочу, чтобы ты дал его твоему отцу, когда придешь домой, чтобы он знал, где я живу и как со мной связаться. Не забудь отдать ему конверт. Не забудешь?

Он обиженно посмотрел на нее:

— Я никогда не забываю, если мне скажут, как следует.

— Извини, Тим. Я не хотела тебя обидеть, — сказала Мэри Хортон, которая никогда нимало не заботилась о том, обидят ли ее слова кого-нибудь или нет. Не то, чтобы она обычно говорила неприятные вещи, нет, она их, конечно, избегала, но из соображений такта, дипломатии или хороших манер, а вовсе не потому, что может причинить кому-то боль.

Она помахала ему рукой с крыльца так как он не согласился, чтобы она отвезла его на станцию на машине. Когда он прошел по улице несколько ярдов, она подошла к воротам облокотилась о них и следила за ним, пока он не свернул за угол.

Для любого, кто видел его на улице, он казался удивительно красивым молодым человеком с широкой походкой, высоким и здоровым — весь мир у ног такого! Это как шутка, думала она, шутка, какой развлекались греческие боги, смеясь над своими творениями — людьми, когда те слишком зазнавались или забывали, чем они обязаны богам. Тим Мелвил должен вызывать у них гомерический хохот!

Рон, как всегда, был в Прибрежном отеле, но для субботы пришел слишком рано. Утром он наполнил свою сумку-холодильник пивом и отправился на крикетный матч. Он был одет в шорты, плетеные сандалии и расстегнутую рубашку, чтобы подставить голую грудь морскому бризу. Кели и Дейв почему-то не пришли, а лежать на траве на холме и дремать одному было не интересно. Пару часов он там проторчал, но крикет — игра, которая идет черепашьим шагом, а лошади, на которых он ставил, пришли последними. Так что около трех он опять сложил пиво в сумку, взял радио и отправился в отель. Ему никогда бы не пришло в голову пойти домой. Эс со своими приятельницами играла по субботам в теннис в своем клубе, который назывался «Хи-хи». Дони сейчас с каким-нибудь из своих приятелей, а Тим работает, так что в доме никого не будет.

Когда чуть позже четырех появился Тим, Рон был очень рад этому и купил ему большую кружку пива.

— Как дела, дружок? — спросил он, когда они стояли, опершись спинами о колонны и глядя на море.

— Здорово, пап! Мэри очень хорошая леди.

— Мэри? — Рон, удивленный и настороженный, внимательно посмотрел на Тима.

— Мисс Хортон. Она позволила мне называть ее Мэри. Я сначала встревожился, но она сказала, что все в порядке. Все в порядке? Правда, пап? — спросил он с тревогой, чувствуя что-то необычное в реакции отца.

— Не знаю, дружок. А какая из себя эта мисс Хортон?

— О, прекрасная, пап. Она угостила меня такими вкусными вещами и показала мне весь дом. Там кондиционер, пап! Такая мебель красивая и ковер, но все серое и я спросил, почему у нее нет ничего красного и она сказала, что посмотрит, что может сделать.

— Она трогала тебя, дружок?

Тим посмотрел на Рона ничего не понимая:

— Трогала меня? Не знаю. Наверно, да. Она взяла меня за руку, когда показывала свои книги. — Он скорчил гримасу. — Мне не понравились книги, слишком их много.

— Она хорошенькая, дружок?

— О, да! У нее очень красивые белые волосы, как у тебя или у мамы, только еще белее. Поэтому я не знаю, правильно ли сделал, что назвал ее Мэри, потому что ты и мам всегда говорите мне, что называть старых людей по имени невежливо.

Рон расслабился.

— Ох! — Он игриво хлопнул сына по плечу. — Ну ты и заставил меня поволноваться, скажу я тебе. Она старушка, да?

— Да.

— Она тебе заплатила, как обещала?

— Да, здесь в конверте. Там ее фамилия и адрес. Она велела отдать его тебе в случае, если ты захочешь поговорить с ней. А почему ты хочешь поговорить с ней, пап? Я не понимаю, почему тебе надо с ней поговорить.

Рон взял конверт.

— Я не хочу разговаривать с ней, дружок. Ты закончил работу?

— Нет, у нее слишком большая лужайка. Если ты не возражаешь, она хочет чтобы я выкосил траву перед домой в следующую субботу.

В конверте были три хрустящие банкноты по десять долларов. Рон смотрел на них и четкий, ясный почерк, говорящий об образовании и высоком положении Мэри Хортон. Глупые молодые девушки или одинокие домохозяйки так не пишут, решил он. Тридцать долларов за дневную работу в саду! Он положил банкноты в свой бумажник и похлопал Тима по спине.

— Ты хорошо сделал, дружок, и можешь пойти в следующую субботу и докончить ее лужайку, если хочешь. В общем-то, она так платит, что можешь работать на нее в любое время, когда она захочет.

— Ой, спасибо, пап! — Он помахивал пустой кружкой, намекая — можно ли мне еще пива?

— Почему ты не научишься пить медленно, Тим?

Лицо Тима выразило сильное огорчение.

— Ой, я опять забыл! Я хотел пить медленно, пап, но было так вкусно, что взял и забыл.

Рон пожалел, что сделал ему замечание.

— Неважно, дружок, не расстраивайся. Пойди и попроси у Флори еще кружечку.

Пиво, крайне крепкое в Австралии, казалось, не оказывало никакого действия на Тима. Некоторые слабоумные чуть не сходят с ума, когда лишь понюхают грог, удивлялся Рон, а у Тима ни в одном глазу, когда его старый отец уже под столом валяется. Парень еще и домой его отнесет.

— Кто эта Мэри Хортон? — спросила Эс, когда они отправили Тима спать.

— Какая-то старая особа из Артармона.

— Тиму она очень понравилась, правда? Рон подумал о тридцати долларах в бумажнике и безучастно посмотрел на жену.

— Наверное. Она к нему ласкова, а, работая у нее в саду по субботам, он будет занят и ни во что дурное не влезет, по крайней мере.

— И тебя освободит, чтоб болтаться по пабам и скачкам с дружками, это ты хочешь сказать? — наученная долгими годами супружества, объяснила Эс.

— Ну, черт побери, Эс, что за гадости ты говоришь человеку!

— Хм, — фыркнула она, откладывая вязанье. — Правда-то глаза колет? Она заплатила ему, а?

— Несколько долларов.

— Которые ты прикарманил, конечно.

— Ну, уж не так-то много. Что ты ожидала заплатят за чертову лужайку, ты, недоверчивая старая цеплялка? Целое состояние что ли, черт побери?

— Пока у меня хватит на домашнее хозяйство, дружок, мне плевать, сколько она ему заплатила!