Лора Бекитт - Тина и Тереза

Не делая большого разбега, Конрад послал коня вперед, и тот плавно, свободно, как птица, перемахнул через стену и приземлился на дорожке сада. Все было ничего, но перед этим юноша оглянулся и послал отцу взгляд, быть может, понятный только им двоим. Его глаза смеялись над ним, Робертом О'Рейли, сыном ирландского бедняка, над мистером О'Рейли, который в течение тридцати с лишним лет отбивал все атаки судьбы, создал свою деловую империю и никому не позволял себя обойти! Да, если бы Одри была не ангелом, а ведьмой, у нее были бы точно такие глаза! А может, она тоже втайне смеялась над ним, женщина, которую он обвинил в измене уже после ее смерти и вину перед которой пронес через всю свою жизнь, так же как и любовь!

Роберт посмотрел на Тину и увидел ее засветившиеся глаза, похожие на озаренные сиянием солнца дымчатые топазы. Самообладание изменило ему. Роберт, ни слова не говоря, хлестнул лошадь, и она, на минуту взвившись на дыбы, ринулась через стену. А еще через мир Тина услышала полукрик-полустон упавшего на землю человека.

Роберт серьезно вывихнул лодыжку, сильно ушиб бок и рассадил руки.

Тина искренне переживала и раскаивалась в своем поведении, а еще больше — в тайных мыслях. Конрад тоже был расстроен. Отец в порыве бессильной злобы накричал на него и выгнал из комнаты. Никогда еще Тина не видела Роберта в таком состоянии — казалось, он совсем не владел собой. Оставшись наедине с мужем, она нежно ухаживала за ним. Тина подумала, что этот случай — предупреждение ей, зашедшей в грешных сомнениях непозволительно далеко.

Вечером разразилась сильная гроза. Оставив уснувшего Роберта, Тина, в отчаянии ломая руки, на коленях молила Бога о прощении. Она будет любить и уважать своего мужа, в сущности неплохого человека, готового исполнять ее желания, полного терпения к ее выходкам после свадьбы. Ей, воспитанной в традициях патриархальной морали, в обществе, где покорность жены мужу, дочерей отцу была возведена в ранг самых строгих законов, ее собственное поведение представлялось верхом ослушания. Она дала Роберту клятву, и это свято!

Доктор прописал больному несколько дней постельного режима, и все это время Тина не отходила от постели мужа: говорила с ним, читала книги… Роберт, похоже, был рад — для него словно вернулись те времена, когда они встречались по вечерам в эвкалиптовой роще, где девушка поверяла ему свои нехитрые секреты.

— Ты добрая девочка, — сказал он однажды, погладив ее по голове, и Тина, сидевшая на низкой скамеечке возле его кровати, наклонившись вперед, припала губами к его руке. — Все образуется, вот увидишь!

Она кивнула, пряча лицо, и молила только об одном: чтобы Роберт не заметил ее слез.

Как же могло случиться, что она так быстро разочаровалась в своем шаге, в столь непостижимо короткий срок прозрела и увидела истину в образе юноши с черными глазами и оливковой кожей! Или она ошибалась вновь?

К несчастью, у Роберта обнаружилось еще и нервное расстройство, развившееся, как сказал врач, вследствие переутомления, хотя Тина подозревала, что причина кроется в переживаниях, вызванных неурядицами с сыном и молодой женой.

Доктор прописал микстуру, и, поскольку Джулия была занята стиркой, Тина взялась сама съездить к аптекарю в Кленси. К тому же ей захотелось попутно развеяться и привести в порядок свои мысли.

Она решилась на достаточно смелый шаг: взяла в конюшне лошадь, чтобы ехать верхом. Так будет скорее, и на обратном пути она еще успеет навестить мать. Что ж, не век же прятаться, когда-то надо показаться на глаза знакомым и друзьям. Хорошо, что не придется идти пешком, здороваясь со всеми и отвечая на ненужные вопросы.

Тина надела зеленое платье, короткий жакет, перчатки, взяла хлыст и спустилась вниз.

Она шла с лошадью на поводу по той же тропинке, на которой когда-то встретилась с Робертом. Не так уж давно это было, а сколько воды утекло с тех пор! И ее слез тоже…

Тина вздохнула и прибавила шагу. Еще сверху сквозь ветви кустарника девушка заметила всадника, поджидавшего кого-то. Неужели… ее?! Да, очевидно ее, потому что это был… Конрад!

— Наша прошлая прогулка не удалась, и я решил восполнить этот пробел, — не тратя времени на пустые вступления, заявил юноша.

Он держался уверенно — так, как прежде его отец.

Девушка не знала, что ответить, но Конрад заметил: хотя она и старается держаться как монахиня, свет в полуопущенных глазах выдает ее истинные чувства. Трудно бывает спрятать такой огонь, особенно если пламя успело разгореться!

Тина села верхом, и они направились по дороге в Кленси.

Первая же встреча больно ранила девушку. Под холмом, в тени высоких кедров стоял приземистый, похожий на старую полуразвалившуюся коробку давно не беленный дом родителей Карен Холт. В захламленном дворе сушилась уйма тряпья и пеленок — в семействе Холтов всегда были младенцы. Издали Тина увидела Карен, которая выволокла на крыльцо огромную корзину, поставила ее, вытерла лоб рукой и тут же кинулась успокаивать упавшего возле ступенек двухлетнего братишку: она сызмальства была им всем не хуже родной матери.

Несмотря на все мольбы Тины Всевышнему, Карен, конечно, ее заметила. Выпрямившись, девушка, смотрела на всадницу, в которой едва сумела признать недавнюю подружку. И с нею был спутник… Этот человек с Тиной, вероятно, не ее муж — тот, говорят, немолод… В семействе Холтов, как и во многих других семьях, немало говорили о браке дочери Дарлин Хиггинс. Рита, мать Карен, считала, что Тине очень повезло. Вот бы спросить у самой Тины! Интересно, как ей живется там! Но Тина не приблизилась к дому Холтов. Наверное, не заметила свою прежнюю подругу!

На самом деле Тине просто стало очень стыдно — хвастать перед Карен было выше ее сил!

Вскоре всадники свернули на главную улицу, и тогда девушке показалось, что весь город состоит из глаз: они были за каждым забором, в каждом окне, на каждом крыльце. Тина готова была провалиться сквозь землю, а Конрад, казалось, не замечал ничего.

Подъехали к лавке мистера Паркера.

— Интересно поглядеть на местные достопримечательности! — вполголоса произнес Конрад. — Может, сойдем?

Тине вдруг тоже этого захотелось. Девушка прямо, уверенно сидела в седле и с несколько холодноватым, равнодушным видом смотрела на тех, кто во все глаза смотрел на нее. На крыльце лавки собрались все, кого она желала видеть в этот момент: Дорис Паркер, Фей, Салли, Керри Миллер, Майкл, а на углу дома, прищурив блеклые глаза и сжав в бессильном гневе тонкие губы, стоял Фил Смит.

Конрад спешился, помог сойти своей спутнице и галантно подал ей руку. Тина прошла, как сквозь строй, гордая, прямая в своем великолепном наряде наездницы, рядом с которым голубое платье первой красавицы Кленси казалось линялой тряпкой; прошла, пронзаемая взглядами, точно острыми стрелами. Впервые девушка видела, как Дорис и Фей теряют свою невозмутимость: она сползала с них, точно со змей — старая кожа. Фей распирало от злости, готовой прорваться наружу, разорвать ее рыхлое тело и широкое, плоское, похожее на блин лицо. А Дорис, казалось, вот-вот заплачет от обиды.

Тина испытала головокружительное, сладкое, несравнимое ни с чем острое чувство мести. Она словно била их всех по щекам, восклицая: «Это вам за Терезу, за ее слезы, унижение и боль!» И Филу Смиту: «За меня! За твой гадкий поцелуй, за твои слова!» Ей безумно хотелось послать сквозь слезы, через время и расстояние отчаянный крик: «Сестренка, вернись! Я за тебя отомстила!»

Она ни с кем не поздоровалась, ни на кого не посмотрела, разве что слегка кивнула Керри Миллер; она никого и ничего не боялась рядом со своим спутником; она была горда и спокойна. И поняла: Дорис и Фей, возможно, еще простили бы ей породистого коня, дорогое платье, красивую прическу, но Конрада О'Рейли—никогда!

А Конрад вошел с нею в лавку, повергнув в изумление Сару и Лу, пересмотрел товары, переговариваясь со спутницей, лицо которой пламенело взволнованным румянцем. Вот оно, счастье — появиться под руку с Конрадом на крыльце, залитом ослепительным солнцем, почувствовать, что ты с ним, точно вы принадлежите друг другу навечно! Разве нельзя позволить себе этот яркий упоительный обман?!

Потом они вышли, прошли мимо замершего в безмолвии «общества», прямо-таки закоченевшего от зависти и злобы. Тина видела, как Фил Смит сжал кулаки, но не решился приблизиться к ним.

Тина и Конрад легко и почти одновременно вспрыгнули в седла и повернули коней назад.

— Кто они такие? — Спросил Конрад: от него не укрылась разыгравшаяся на крыльце молчаливая сцена.

— Они насмехались над моей сестрой! — с неожиданно потемневшими глазами отвечала Тина.

— У вас есть сестра?

— Да. — Тина коротко рассказала о Терезе и прибавила:— Она мечтала когда-нибудь вернуться, чтобы отомстить.

— Отомстить? — задумчиво произнес Конрад. — Возможно ли это?

— Почему бы и нет? — спросила Тина, помня чувство, которое испытала минуту назад.

— Ваша сестра может многие годы готовиться к этому часу, думать о нем, мечтать — это, конечно, придаст ей сил; может в конце концов, добившись успеха, приехать в Кленси, но тогда она, наверняка, поймет, что месть бессмысленна, и, поверьте мне, не испытает того, чего ждет — ни радости, ни удовлетворения.

— Разве?

— Думаю, да. Так всегда случается, когда чего-то долго ждешь. Все проходит, человек меняется, сам не замечая того. И потом, эти люди, если они не просто заблуждаются относительно вашей сестры, а по-настоящему злы и порочны, все равно не станут ни уважать ее, ни любить, а будут только завидовать черной завистью и по-прежнему строить козни! Она так и останется для них «дурочкой Хиггинс», которой неизвестно почему и совершенно несправедливо повезло. Она ничего не докажет им. Докажет, может быть, только самой себе, хотя… это, пожалуй, и будет главным!

Они заехали к аптекарю, потом повернули домой. Они скакали по пыльной дороге, на которой оставались следы копыт их лошадей. Тина оглянулась и подумала, что следы заметет ветер, годы уйдут далеко вперед, унося этот миг в цепочке бесконечно текущего времени, но она запомнит его навсегда, он будет жить в ее памяти до тех пор, пока глаза ее не накроет вечная тьма. И она будет жить им.

О, если б можно было удержать время, поймать его, сжать в кулаке и держать — бесконечно, всегда!

Тина не мечтала о большем, потому что знала — такое невозможно. Но если… Как бы она тогда была счастлива, если уже сейчас сердце ликует, и весь этот день кажется светлой песней, которая переполняет душу чем-то невыразимо приятным и чистым!

Девушка еще сама не до конца поняла, что переживает период сумасшедшей юношеской влюбленности. Несмотря на все свои клятвы, она опять позабыла о Роберте — бесхитростный эгоизм молодого влюбленного сердца!

Ей нравилось смотреть на Конрада, слушать, что он говорит, чувствовать его рядом…

— Что это за девушки? Цвет местного общества? — с улыбкой спросил юноша.

— Да, — нехотя отвечала Тина. Она вновь ощутила себя запертой в клетку, несвободной, как и тогда, когда жила в бедности. Она наслаждалась мнимой победой, на самом деле Дорис и Фей все равно обыграли ее!

— А эта, белокурая? Господи! Он заметил Дорис!

— Самая красивая девушка в Кленси, — тихо произнесла Тина, глядя прямо перед собой.

— Эта? — искренне удивился Конрад. — В голубом платье?

— Да.

Он рассмеялся.

— Ну и ну! Забавный город!

Тина в недоумении смотрела на него. В чем дело? Впервые она видела молодого человека, которому не понравилась Дорис. Может, он притворяется? Хотя ради чего! Или ему не нравятся блондинки? Но она, Тина, тоже светловолосая… Впрочем, при чем тут она?

— А та, рядом, неужели тоже красавица? — весело продолжал Конрад.

— О нет, это Фей! — Тина неожиданно тоже развеселилась.

— Она похожа на огромную жабу, — заметил юноша.

Тина удивилась: так сказать о девушке… Да, но это же правда!

А Конрад между тем наклонился и, опершись рукой о седло идущей рядом лошади своей спутницы, прошептал на ухо девушке несколько смешливых слов в адрес ее врагов.

Тина звонко расхохоталась. Конрад вел себя сейчас как мальчишка, и это нравилось ей, как нравилась и запретно манила вновь возникавшая атмосфера интимности.

— А этот здоровенный парень — ваш бывший поклонник? — выпрямившись, произнес юноша.

Тина смутилась. Однако ему не откажешь в наблюдательности!

Она не нашлась, что ответить, но Конрад не настаивал. Он только пошутил:

— В следующий раз предупреждайте, Тина, а то ведь я могу справиться далеко не с каждым! — И после скомандовал: — Вперед!

Тина послушно направила лошадь рысью. Они понеслись по ровной дороге, то и дело перегоняя друг друга. Мелкие камешки сверкали на солнце, и дорога казалась посыпанной серебряной пылью, тополя по обочинам шумели, точно воды реки, а на небе не было видно ни облачка. Море виноградников и зеленых тенистых рощ простиралось до горизонта, и Тина любовалась всем этим так, словно впервые увидела — любовь дала ей новое зрение, способность по-особому остро и ярко воспринимать мир.